Рубрики
Блоги Размышления

О консерватизме по-американски

На поле консервативной политики в США происходят важные изменения. Они потребуют от ученых-обществоведов более точного и четкого определения понятия “консерватизм” – просто потому, что у “консерватизма” сегодня появился совершенно новый враг – и это уже отнюдь не социализм (ни рузвельтовского, ни советского образца)

Только что вышедший в свет очередной номер альманаха фонда ИСЭПИ “Тетради по консерватизму” полностью посвящен американской проблематике. В фокусе всех статей этого издания – американский консерватизм, как он существовал исторически и как он неожиданно предстал перед всем миром в период республиканских праймериз с их поистине сенсационными итогами.

Прежде всего, нужно сказать, что этот альманах – первый серьезный теоретический результат деятельности коллектива авторов, большинство из которых ранее имели возможность публиковать свои исследования в основном в сетевых СМИ. Для тех, кто смотрел на Америку с интересом, как на страну победившего консерватизма, не составляло труда выяснить, кто такие американские евангелисты, понять, почему они всегда и во всем поддерживают Израиль и на каком основании ожидают в ближайшее время Армаггедон и второе Пришествие. Тогда как многим компетентным американоведам эсхатологические воззрения “религиозных правых” казались далекими от реальной политики сказками, коими они просто не могли позволить себе всерьез интересоваться.

За прошедшее десятилетие сформировался небольшой круг авторов, для которых идеологическая и по преимуществу консервативная Америка являлась той заповедной землей, зоной, куда они любили сталкерствовать, чтобы из своих путешествий выносить много нового и интересного. Как сможет убедиться читатель, авторы статей отличаются по своим взглядам и политическим ориентациям – хотя все они едины в интересе, иногда даже любви к консервативной Америке. Но ведь консервативная Америка – очень и очень разнообразная. На республиканских праймериз участвовало более десяти претендентов – каждый из них выражал какой-то свой особенный аспект американского консерватизма. И авторы альманаха могли посвятить свои статьи тем политикам и тем идейным течениям, которые более близки им лично. Так, философ Александр Павлов смог увлекательно рассказать о трех источниках неоконсерватизма, обратив особенное внимание на философские идеи своих любимых мыслителей – Ирвинга Кристола и Лео Штраусса, его друг и соавтор по статье о либертарианстве политолог Иван Денисов представил интересный портрет чернокожего консерватора Бена Карсона, журналист Наталья Войкова в очерке о Карле Фиорине впервые в нашей литературе дала портрет правого феминизма, наконец, публицист Дмитрий Дробницкий с полным сочувствием рассказал об истории Чайной партии, того консервативного популистского движения, которое набрало силу после промежуточных выборов в Конгресс в 2012 году, однако в 2016 году так и не смогло добиться партийной номинации своего кандидата.

Кстати, именно Дмитрий Дробницкий был тем человеком, кто последние полгода в интернет-публикациях не уставал повторять, что исход президентской кампании далеко не предопределен, что путь Хиллари к Белому дому не будет усыпан розами, что консерваторы из партии слона обязательно дадут ей бой, и не факт, что из этого боя она выйдет победителем. Примерно о том же пишет в своей статье о Дональде Трампе, которая представлена в альманахе в качестве главы из его еще не завершенной книги, писатель и публицист Кирилл Бенедиктов – его статья, как и будущая книга, носит вполне прозрачное для понимания название – “Черный лебедь”.

Конечно, в числе авторов “Тетрадей” присутствуют и исследователи из такого практикоориентированного института, как МГИМО, – Татьяна Шаклеина и Игорь Истомин. Своими мыслями о перспективах российско-американских отношений при различном исходе президентских выборов поделились в совместной статье известные эксперты Арег Галстян и Федор Лукьянов, внешнеполитические воззрения представителей основных идеологических течений внутри Республиканской партии – изоляционистов, реалистов, неоконсерваторов – анализирует программный директор Валдайского клуба Андрей Сушенцов. Наконец, геополитическую концепцию одного из очень популярных в Америке политических писателей, Роберта Каплана, оценивает в своей рецензии на книгу последнего “Месть географии” публицист Егор Холмогоров.

Особым образом следует упомянуть материалы американских авторов, которые также вошли в этот выпуск “Тетрадей”. Впервые на русском языке публикуется известная статья Сэмюэля Хантингтона “Консерватизм как идеология”. Эта работа вышла в свет в 1957 году в профессиональном политологическом журнале “The American Political Science Review”. С тех пор эта статья стала научной классикой, вошла практически во все учебники по политической идеологии, и едва ли не все пишущие на тему консерватизма специалисты обязательно включают ее в библиографию. После выхода этой статьи Хантингтон стал считаться автором “ситуационной” концепции консерватизма. Согласно этой концепции, консерватизм не может быть определен какой-то конкретной системой ценностей, или же быть жестко связан с определенной социальной группой, допустим, земледельческой аристократией. Консерватизм – это, скорее, некая система аргументации, риторическая практика, к которой может прибегать любая группа в ситуации вызова защищаемым ею институтам со стороны оспаривающей ее доминирование альтернативной идеологии. Консерваторы, по Хантингтону, не строят утопий, не мечтают о чем-то несбыточном, они всегда защищают реальность от требующих ее радикального преобразования радикальных апологетов тех или иных ценностей. Поэтому консерваторы не имеют собственных традиций и не могут создать какой-то определенной школы, в отличие от либералов и социалистов. Но Хантингтон не осуждает консерватизм, а, напротив, призывает либеральную Америку отказаться от собственно либеральной идеологии в противостоянии с коммунизмом и выбрать для своей защиты именно консервативную доктрину.

Тут важно учесть, что статья Хантингтона помимо чисто научного смысла имела и политический подтекст: ученый, который, как мы уже говорили, был по своей партийной принадлежности демократом, писал против возникающего на правом фланге Америки нового консервативного движения, наиболее ярким представителем которого был философ Рассел Кирк, автор книги “Консервативный разум”. Новые консерваторы использовали аргументы британского родоначальника этой идеологии Эдмунда Берка для критики либерального эгалитаризма, столь распространенного в Америке, а также социального прогрессизма рузвельтовского толка. Хантингтон в полемике с Кирком и его единомышленниками хотел подчеркнуть, что настоящим американским консерваторам нужно оставить не имеющие никакого отношения к реалиям Америки феодально-аристократические мечтания, столь свойственные мировоззрению именно Кирка, и заняться защитой либеральных институтов своего общества против реальной опасности, исходящей от коммунизма советского толка. С Берком, равно как и с вдохновленными его писаниями мыслителями эпохи Реставрации, этих новых либеральных консерваторов будет сближать только общий набор аргументов, сводящийся к тому, что реальность лучше и выше всех тех абстрактных теорий, которые требуют ее радикального преобразования.

Любопытно, что уже самые первые критики хантингтоновской статьи обратили внимание на то, что ее научная аргументация в ряде пунктов противоречит ее же публицистическим выводам. Так, комментируя выводы Хантингтона в сентябрьском выпуске за 1957 год того же журнала “The American Political Science Review”, где ранее в июне вышла статья “Консерватизм как идеология”, экономист и политолог либертарианского направления Мюррей Ротбард обратил внимание на то, что два из шести пунктов, которые приводит Хантингтон для описания консервативного кредо, вообще говоря, не очень совпадают с его собственным “ситуационным” подходом к этой идеологии. Это 4-й пункт, который гласит, что “сообщества выше индивида”, и пункт 5-й, согласно которому “люди не равны”. Таким образом, вопреки собственному определению Хантингтона, консервативная идеология включает в себя идею превосходства коллектива над индивидуумом, а также идею защиты иерархии перед императивом полного равенства. Именно по этой причине Хантингтон столь уклончив в вопросе о том, мог ли бы – хотя бы теоретически – существовать некий коммунистический консерватизм, нацеленный на защиту институтов советского строя при отказе от признания, как выражался сам ученый, коммунизма как “идеациональной” системы.

Если последовательно исходить из “ситуационного” понимания консерватизма, как это, кстати, делает Ротбард, тогда надо признать, что, условно говоря, Рональд Рейган и Егор Кузьмич Лигачев могут быть с равным основанием и с одинаковым правом отнесены к консерваторам: каждый из них защищал институты своего общества, когда им угрожала опасность. Но при таком последовательном “ситуационизме” – тут снова прав Ротбард – консервативная идеология теряет всякую практическую привлекательность и становится просто характеристикой типа политического поведения или же мироощущением осторожного, не желающего резких перемен человека, каковые существуют во все времена в любом обществе. Этим путем, кстати, пошел британский политический философ Майкл Оукшотт, который радикально психологизировал “ситуационистский” консерватизм. Но в этом смысле становятся совершенно непонятны призывы самого Хантингтона к отказу от либеральных ценностей во имя консервативных ради сопротивления коммунизму. Выходит, что в своем “ситуационизме” сам Хантингтон видит что-то иное, чем его ученые почитатели, которые усваивают из статьи “Консерватизм как идеология” только то, что нужно им для университетской программы.

Напомню, что Хантингтон выделяет четыре исторические формы консерватизма – защита средневековых институтов против подъема абсолютной монархии, национальной монархии и национальной церкви против радикального протестантизма, Старого порядка против Французской революции и, наконец, традиций американского Юга – против аболиционизма. Хантингтон настаивает на том, что природа социальных групп и, соответственно, характер защищаемых ими институтов были совершенно разными во всех этих случаях. Это, конечно, так, однако он явно обходит вопрос о природе угрозы всем этим столь различным социальным порядкам – и тем самым скрывает суть дела. А дело как раз и состоит в том, что, по существу, фундаментально, всем этим разнообразным “старым порядкам” угрожала одна и та же сила, выступающая просто в разных идеологических обличиях – а именно идея равенства сословий, религиозных сообществ и рас. И если мы примем эту – тщательно скрываемую Хантингтоном – предпосылку его концепции, все противоречия его текста мгновенно прояснятся. Проблема состоит именно в том, что каждый раз, когда какой-либо конкретный социальный порядок сталкивается с вызовом со стороны равенства, в этом случае апологетам этого порядка приходится не столько защищать те ценности, которые так или иначе оправдывают неравенство (например, расизм в случае с американским Югом), сколько выбирать для себя более уместную и приемлемую – консервативную – риторику, блестящим образом отточенную Берком. И вот именно эту задачу, согласно Хантингтону, придется взять на себя современным либералам в борьбе с идеями экономического равенства, если они хотят сохранить свои институты от удара со стороны очередной упростительной идеациональной идеологии.

Поэтому “ситуационизм” Хантингтона на самом деле – это очень условный ситуационизм, скрывающий то, о чем правильно говорит отечественный философ Михаил Ремизов, слова которого приводит в своей интересной статье американский исследователь Пол Гренье, – во всех этих четырех-пяти рассматриваемых случаях возникновения консерватизма речь идет не об однотипных ситуациях, а просто об одной и той же ситуации – столкновении разных групп и разных порядков с одним и тем же идеологическим противником, против которого очень сложно выдвинуть какие-либо иные – неконсервативные – аргументы.

Но именно по этой причине современный консерватор окажется в тем более сложной ситуации, когда он будет воспринимать себя защитником институтов, основанных на декларируемой идее равенства, или, точнее, равноправия, в ситуации наступления новых порядков, основанных на каком-то особом, возможно, новом виде неравенства. Но эта сложная ситуация – как раз то, что происходит сегодня в Америке, когда в правый, консервативный, лагерь идут те самые простые работяги, которые оказываются лишними в современной глобальной экономике. Они защищают свои рабочие места, свое право на достойное существование против союза глобализованных финансовых элит и разнообразных этнических и сексуальных меньшинств. Орудием борьбы отвергнутого большинства становится демократия, а их лозунгом оказывается национальный суверенитет. И возникает вопрос – в какой мере представляющие эти силы партии могут быть в принципе описаны в категориях Хантингтона? Проще говоря, может ли схема Хантингтона удовлетворительно работать для анализа таких явлений, как движение Brexit в Великобритании, трампизм в США и Национальный фронт во Франции? Того, что противники этих явлений называют “правым популизмом”, а многие коллеги сегодня в России, включая автора этих строк, предпочитают именовать, скорее, “консервативной демократией”.

Эта схема, как минимум, нуждается в радикальном доосмыслении, в расширенном и более развернутом понимании того, чем является консерватизм. Определенный подход к этому возможному новому пониманию предпринимает в своей статье американский философ Пол Гренье, который противопоставляет “ситуационной” хантингтоновской концепции консерватизма иную – “философскую”, определенные зачатки которой он обнаруживает в произведениях таких известных мыслителей, как Пьер Манан и Альсдаир Макинтайр. Идеи нашего соотечественника Михаила Ремизова он считает неким отражением того же самого, более углубленного в теоретическом отношении, подхода.

Другой американский философ Пол Готфрид публикует в нашем альманахе любопытный текст, посвященный “палеоконсерваторам” – изгоям консервативного движения Америки. По мнению Готфрида, настоящих консерваторов в последние три десятилетия вытеснили на периферию общественной жизни как раз те самые либералы, которые, следуя советам Хантингтона, решили назваться консерваторами, чтобы защитить от нападения американские либеральные институты. Чтобы отличать их от консервативного мейнстрима, им стали добавлять приставку “нео”. Но надо сказать, что неоконы переживают не самые лучшие времена – по крайней мере пока главной фигурой республиканской политики продолжает оставаться миллиардер Дональд Трамп, который говорит многое из того, что так близко сердцу палеоконсерваторов: и о необходимости протекционистских мер по защите рабочих мест, и о бессмысленности гуманитарных интервенций, и о той угрозе, которую несет Америке нелегальная и неконтролируемая иммиграция.
На поле консервативной политики в США происходят важные изменения. Они потребуют от ученых-обществоведов более точного и четкого определения понятия “консерватизм” – просто потому, что у “консерватизма” сегодня появился совершенно новый враг – и это уже отнюдь не социализм (ни рузвельтовского, ни советского образца). Известный американский политолог Томас Грэм заявил в интервью “Тетрадям”, что американские элиты перестали понимать свое общество. Равно как многие ученые мужи перестали понимать идеологическую картину современного общества – меняется смысловое содержание практически всех понятий – либерализма, социал-демократии и, в наибольшей степени, консерватизма.

Консерватизм мутирует, и наш альманах можно считать первым в отечественной литературе взятием на анализ продукта этой мутации, первым опытом такого включенного интеллектуального анализа, за которым могут и должны последовать и попытки углубленного теоретического обобщения новых реалий. И кто знает, быть может, новый шаг в осмыслении этого феномена доведется осуществить российским ученым, и новый шедевр под названием “Консерватизм как идеология” будет написан по-русски.

Автор: Борис Межуев

Историк философии, политолог, доцент философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Председатель редакционного совета портала "Русская идея".