Меня постоянно спрашивают о Крыме. Что там, как там. Стало ли лучше. Или, наоборот, зажилось совсем худо. Спрашивают в надежде услышать то, что думают сами. Интересуются, хотят знать, что происходит на полуострове, возвращённом или аннексированном (кому как больше нравится) Россией. Одних Крым разъединил, других, наоборот, объединил.
Но всё-таки что происходит на полуострове? И что, наконец, произошло?
Отделение Крыма от Украины случилось, конечно же, не во время референдума 16 марта и даже не 23 февраля, когда люди вышли на первые митинги. Нет, оно произошло раньше: сразу после распада СССР, хотя, казалось бы, именно тогда формально полуостров стал частью украинского государства.
Но Украина пошла своим «незалежным» путём, создавая эклектичный симбиоз националистических архетипов и европейских ценностей, питаемых российским газом, а Крым законсервировался в советской действительности образца восьмидесятых годов, которая, не реставрируясь, осыпалась, ветшала. Бездарность и жадность киевских и местных властей превратили развитый промышленный, сельскохозяйственный, а, главное, научно-технический регион в дотационную пустошь, которую многие, в отличие от прежних времён, старались как можно быстрее покинуть.
Характерный пример, один из тысячи. В Херсонесе, памятнике ЮНЕСКО, в одном из экспозиционных залов, обвалилась крыша. Девять лет на её восстановление не могли отыскать денег. Между тем, заработанные Херсонесом средства Киев по большей части забирал себе.
Экономически Украина мало что дала Крыму. Как, впрочем, и Крым ей. Полуостров быстро превратился в один из самых криминальных регионов страны. Государство в государстве – так характеризовали полуостров.
Дополнительные трудности, риски вносила межнациональная специфика. И русским, и татарам, и украинцам, и армянам, и грекам, и другим народностям, населяющим полуостров, было что предъявить друг другу; обид, недомолвок, разногласий хватило бы не на один кровавый конфликт.
От того Крым столь остро нуждался в объединяющей идее. Но вместо конструктивного вектора на гармоничные, толерантные отношения произошло смещение политики власти в сторону однополярного диктата, выраженного в оскоминной украинизации, превратившейся в объект спекуляций. Одни раздувают её, превращая в осьминогоподобного монстра, чьи жовто-блакитные щупальца проникали во все сферы жизни крымчан. Другие, наоборот, относятся к ней иронично, воспринимая как мем российской пропаганды. Истина же как всегда – посередине.
Собственно, она вскрылась в конце февраля 2014 года, сразу после бегства Виктора Януковича, когда первым законом, озвученным победителями Евромайдана, стал закон о запрете русского языка. Внедряли его на фоне националистических истерик, заполонивших СМИ.
По сути, именно Евромайдан и последующий фашистский сценарий оказались катализаторами сепаратистских настроений на полуострове. Усиленные российской пропагандой, они создали мощнейшее информационное давление как эффективный механизм управления коллективным сознательным и бессознательным. Граждане поверили в то, что придёт «Правый сектор» и пожрёт их детей, а ветер перемен гонял меж их разгорячённых голов визитки Яроша. Будет бойня, если не выберете Россию, так объяснили крымчанам.
Бойня, действительно бы, случилась. Даже не потому, что пришли бы националисты, хотя и это тоже, но ещё и потому, что местный криминалитет никогда бы не отдал контроль над полуостровом. И все могло бы повернуться совсем иначе – не так, как уже виделось горячим головам в Киеве.
Если и кого должна винить Украина в потере Крыма, то, прежде всего, саму себя. Киевские власти сделали всё, чтобы полуостров отошёл России. И такая политическая бездарность объяснима либо глупостью, либо предательством.
Россия же взяла то, на что претендовала давно. Да, по отношению к Украине она поступила не совсем корректно (если в политике допустимы подобные дефиниции), но исходя из своих национальных интересов, совпавших с надеждами самих крымчан.
Тем нелепее казались агониальные заявления ряда украинских и западных политиков о дулах российских автоматов, под которыми проходил референдум 16 марта. Они диссонировали с той радостной атмосферой, что преимущественно царила на избирательных участках, где крымчане поздравляли друг друга с возвращением на родину. При этом, несомненно, о заявленных 90% поддержки речи не шло; реальное число проголосовавших «за» составило 70-75%.
Технически же присоединение Крыма было исполнено насколько молниеносно, настолько и тактически верно. Заявления о вводе российских войск отмелись тем, что они уже находились там по договору с Киевом, начиная с 1991 года. Перемещения же их за территорией мест дислокации оказались хоть и известны, но не доказуемы.
Другой вопрос: проявилось ли бы русофильское единодушие крымчан в иных контекстуальных условиях? С большой вероятностью, да. Об этом свидетельствуют опросы, демонстрирующие, что с 2005 года процент желающих присоединиться к России в Крыму и Севастополе не опускался ниже 65 и 69% соответственно.
От того настолько важна, настолько и редка дифференциация двух компонент возвращения/аннексии Крыма – ментальной (культурной, идеологической) и экономической (социальной, правовой) составляющих.
Первая вызывает в основном косметические правки. Крым не смог интегрироваться в украинское пространство. Продолжая существовать в разрушающейся советской действительности, он противился и европейскому курсу, и национальному фактору Украины, ассоциируя себя с Россией как с преемницей СССР. Всё логично.
Вторая же компонента возвращения/аннексии Крыма вызывает существенные вопросы. Она выглядит сомнительной и с экономической, и с правовой точки зрения. Непризнание российского Крыма другими странами во многом закономерно, а отрезанность полуострова, его сохраняющаяся зависимость от Украины усугубляют проблему. Возможно, Москва и, правда, хочет сделать Крым образцовым регионом, но пока всё это остаётся на уровне желаний и разговоров.
Семь месяцев пребывания полуострова в составе Российской Федерации так и не продемонстрировали его жителям достойных изменений. И одна их ключевых проблем тут заключается в сохранении на местах тех, кто ещё недавно разрушал Крым украинский. По сути, люди, оставшиеся у власти, просто изменили принадлежность к той или иной партии, сохранив способ мышления, ориентиры и методы.
И эта данность касается всех сфер жизни полуострова. Ведь главный коллапс его в рамках украинской независимости есть утрата мощного интеллектуального потенциала. Как следствие, нехватка кадров, неквалифицированные решения и назревающие (частично уже вызревшие) конфликты.
Данные факторы во многом породили уничтожение промышленности, природных богатств, сельскохозяйственного сектора. Всё это требует немедленного восстановления и развития. Особенно в контексте того, что Крым превратился в отрезанное пространство, имеющее очевидные проблемы доступа, сообщения и транзита.
Сегодня первичен выбор реально работающей модели развития полуострова. Сделанный Киевом туристическо-рекреационный акцент, как продемонстрировали последние двадцать лет, оказался неэффективен и привёл к захвату земли и выходов к морю частными структурами.
Правда, новая российская власть не формулирует или не озвучивает чёткой единой стратегии развития. Заметна лишь её военная составляющая. Однако она продиктована не столько дальнейшими перспективами, сколько нынешними реалиями. Севастопольское губернаторство Сергея Меняйло, а не Алексея Чалого во многом объясняется именно этим.
Но данная модель не может обеспечить самодостаточность региона, в которой он, безусловно, нуждается. Между тем, максимальная независимость от союзников и врагов, самообеспечение и мир внутри полуострова – таковы доминантные крымские задачи.
К сожалению, сегодня они не только не решены, но и не имеют ясно обозначенных путей их достижения. Убийственный рост цен (в 2-3 раза), проваленный туристический сезон, возросшая безработица создают напряжение, растущее, но пока завуалированное трагедией донбасских событий. Есть конфликт и в межнациональной сфере: осуществляется серьёзное давление на инакомыслящих крымских татар.
Ситуация ухудшается интенсифицированным переводом Крыма на общероссийские законодательные рельсы; будто старенький «Москвич» выставляется на соревнования «Формулы-1». И тем пагубнее надежды крымских властей на то, что Москва завалит полуостров деньгами.
Реально Крыму сегодня предстоит колоссальная работа в исключительно неблагоприятных условиях, и первая узловая станция на этом бескомпромиссном пути – восстановление советской матрицы бытия в её позитивных проявлениях, а также переформатирование сознания жителей полуострова. Иначе – убийственный, безальтернативный тупик.
Революция на полуострове произошла, да. Обратного хода нет. Но теперь Крыму необходима перезагрузка.
