Автор Опубликовано: 02.12.2024Просмотры: 662

Истина – проблема лингвистическая

С одной стороны, конечно, «истина – проблема лингвистическая», как утверждает американский лингвист Дуайт Болинджер, а вслед за ним все ревнители лингвистической прагматики – научной дисциплины, изучающей язык как инструмент социального взаимодействия.
С другой стороны, выделение собственно лингвистического предмета в размышлениях об истине и правде само по себе является нетривиальной задачей: с какого бока ни зайди, везде наткнешься на «смежников» – правоведов, философов, социологов, логиков.

Точку опоры здесь можно обрести в грамматике – более чем исконной филологической епархии, которая с логикой соседствует, но не конфликтует.

Так вот, лингвистика оперирует грамматической категорией глагольного времени, с которой мы неплохо знакомы, еще со школьных времен, усвоив, что у русского глагола есть три времени – настоящее, прошедшее и будущее. Те, кто продолжили изучать устройство языка на филфаках, смогут припомнить, что в русском языке с глагольными временами не сильно проще дело обстоит, чем, например, в английском или немецком. Например, у глагола «написать» нет настоящего времени, а есть только прошедшее (написал) и будущее (напишу). Настоящее время есть только у глагола «писать»: «Каждый пишет, как он слышит». Но чтобы поставить этот глагол в форму будущего времени, придется использовать два слова – «буду писать»…

Но нас сейчас интересует не любование грамматическими кружевами, хотя это исключительно душеспасительное и даже завораживающее занятие, а рассмотрение вопросов истины и правды с грамматической точки зрения.

Другими словами, нас интересует, как русский язык при его воплощении в сегодняшней повседневной речи отличает правду от лжи в высказываниях, содержащих глаголы в настоящем, прошедшем и будущем временах.

Подчеркну, что сейчас мы сосредотачиваем пристальное внимание именно на грамматическом аспекте, то есть на форме глагола, а не на предмете высказывания, поскольку в нашем языке временная форма глагола и время события, о котором сообщается, соотносятся друг с другом весьма затейливо.

Приведу пару очевидных примеров из учительской рутины.

Начало урока, дети еще продолжают перемещаться по классу и болтать. Учитель: «Все сели и закрыли рты». С очевидностью, учитель отдает команду, то есть повелевает. Но глаголы в его высказывании стоят вовсе не в повелительном наклонении и не в настоящем или будущем времени, что было бы логично, с учетом того, что команда описывает действие, которое должно совершиться в будущем.

В высказывании учителя использованы глаголы в изъявительном наклонении и в прошедшем времени, которые обычно используются для повествования о событиях, имевших место в прошлом. Ну и как нам оценить такое высказывание с точки зрения истинности (правдивости)/ложности?

С точки зрения формальной логики, это ложное высказывание, поскольку в момент учительской речи еще никто не сел и рот не закрыл, то есть учитель говорит об уже совершенных действиях, которые по факту еще не произошли.

Но мы, как носители языка, не испытываем никаких затруднений в понимании и оценке учительского высказывания, мы его правильно понимаем не как повествование о былом, а как команду, подлежащую немедленному исполнению. И оцениваем ее с точки зрения результативности: будет учительская команда выполнена или нет. При этом основания для оценки лежат за пределами высказывания: тут надо смотреть, насколько учитель опытный и насколько буйные дети, как обычно устроено их взаимодействие.

Второй пример. Конец урока, учитель делает объявление: «Завтра без дневников и сменки в школу не приходим». И тут мы видим «гримасы грамматики»: высказывание содержит глаголы в изъявительном наклонении и в настоящем времени, при этом речь идет о событиях, которые не происходят сейчас и могут произойти только завтра. Более того, в высказывании использована отрицательная частица «не», что должно было бы привести к «отмене» содержащегося в высказывании действия. Но никто из детей в классе не поймет учительское сообщение как прекрасную новость о том, что завтра в школе не будет занятий по некоторой удивительной причине. Все верно считают его как напоминание о необходимости совершения определенных школьным распорядком действий.

Приведенный ряд примеров легко продолжить и увидеть, что временные формы русского глагола далеко не во всех случаях соответствуют расположению событий на временной шкале относительно момента речи.

Носители языка с этой особенностью легко справляются, для изучающих русский язык это очень трудно, но все же посильно, поскольку в большинстве случае «грамматическое» и «событийное» время совпадают. Кстати, по использованию глагольных форм исключительно по прямому назначению можно распознать человека, для которого русский язык не до конца родной.

Традиционный ответ на вопрос, как отличить правдивое сообщение от ложного, содержит совет соотнести высказывание с реальностью и проверить, имело ли место описываемое событие в прошлом и/или происходит ли оно сейчас. Ровно так устроена экспертиза, назначенная по «лингвистическим делам» – гражданским спорам о защите чести, достоинства и деловой репутации и по уголовным делам о клевете, экстремизме и под.

Но во внесудебной жизни все не так просто. И дело даже не в том, что СМИ нам сообщают о событиях, очевидцами которых мы не являемся и таковых нет среди наших знакомых, которым можно доверять. Для распознания недобросовестности говорящего (пишущего) и недостоверности текста лингвистами, психологами, нейрофизиологами наработан достаточный инструментарий.

Проблема в том, что в реальной своей повседневной жизни мы совсем немного говорим о прошлом и настоящем, основной предмет наших разговоров преимущественно будущее. Мы гораздо больше времени уделяем тому, чтобы договариваться о будущих действиях (событиях), чем рассказываем о прошлом или комментируем настоящее.

Разумеется, речь идет об очень усредненных значениях, и можно привести великое множество социальных групп и ситуаций, в которых содержание коммуникации наполнено прошлым и настоящим: от сообщества сплетниц, готовых бесконечно обсуждать, кто, кому чего сказал, до комментирования спортивных матчей. Но повседневная речевая деятельность – это все же разговоры о будущем, о котором мы договариваемся, или которого мы опасаемся, или к которому стремимся. Обсуждать чаяния и тревоги с самим собой и/или с близкими людьми, или делиться ими с неопределенным кругом лиц свойственно большинству носителей языка.

Разговоры о будущем представляют собой сколь привычный, столь же и плохо поддающийся лингвистическому анализу жанр. Высказывания о будущем не подлежат обычной верификации. В них крайне сложно оценить добросовестность говорящего (пишущего), разве что степень его уверенности, но и то не всегда. При обсуждении совсем бытовых вопросов затруднений, как правило, не возникает.

Например, мы без труда распознаем уровень «твердости намерений» говорящего в зависимости от того, глагол какого вида он использует.

Например, сказанная в конце свидания фраза может отличаться только по этому признаку: «я тебе напишу и позвоню» и «я буду тебе писать и звонить». Грамматически высказывания почти идентичны: в обоих глаголы стоят в форме будущего времени. Но какие разные перспективы продолжения отношений за ними открываются! К первой фразе уместен вопрос «когда» и достижение договоренностей о дне и времени. Ко второй вопросов лучше не задавать, ибо и так все ясно-понятно. Но если мы посмотрим на «отношения со стажем», то слова «я буду любить тебя вечно» могут обрадовать, а фраза «я полюблю тебя всей душой», скорее, озадачит и даже напугает.

Как только мы выходим за пределы «житейского и бытового» и переходим к вопросам бытия, грамматика совсем перестает нам помогать, и тем более, если речь идет о коллективном бытии. А уж если в высказываниях используются модальные глаголы, то оценка истинности/правдивости высказываний становится совсем невозможной, и мы вступаем на очень зыбкую почву убеждений и производных от них. Например, «Китай будет стремиться к укреплению евразийских союзов». Верите?

Вероятно, совсем не случайно, что известные человечеству предсказательные практики уходят корнями чуть ли не к сотворению мира: люди не только «желают знать, что будет», но и хотят об этом разговаривать. На карты таро, астрологию и подобные явления можно посмотреть как на специфические языковые системы для коммуникации о будущем, в которых «карты правду говорят», в отличие от обычного языка, который, по мнению некоторых философов, «дан человеку, чтобы скрывать свои мысли».

Редакционный комментарий

Обсуждение

Лингвист, педагог, ревнитель малых форм социальной жизни, исследователь языковой системы Таро

Пишите нам свое мнение о прочитанном материале. Во избежание конфликтов offtopic все сообщения от читателей проходят обязательную премодерацию. Наиболее интересные и продвигающие комментарии будут опубликованы здесь. Приветствуется аргументированная критика. Сообщения: «Дурак!» – «Сам дурак!» к публикации не допускаются.

Без модерации вы можете комментировать в нашем Телеграм-канале, а также в сообществе Русская Истина в ВК. Добро пожаловать!

Также Вы можете присылать нам свое развернутое мнение в виде статьи или поста в блоге.

Чувствуете в себе силы, мысль бьет ключом? Становитесь нашим автором!

Оставьте комментарий

Читайте еще: