Диалектическая драма русских гегельянцев

Речь в данном материале пойдёт о книге вятского автора Владислава Викторовича Сарычева «Искатели Абсолюта. История русских гегельянцев» (Том 1, Издательство «Умозрение», СПб., 2021). Тема Гегеля в России и его последователей поднималась и раньше, о чём указывает и сам автор. Например, здесь можно вспомнить книгу Дмитрия Чижевского, изданную в 1939 г. эмиграции¹. Однако этой книге уже почти 100 лет.

Сам Владислав Сарычев в приватной беседе так указывал на свои расхождения с книгой Д.И. Чижевского. Во-первых, изложение Чижевского отчасти конспективное (с чем и мы можем согласиться, сопоставив обе книги). Во-вторых, он в своей книге обращается больше к идеям, а В.В. Сарычева интересуют в том числе и личности, не только идеи. В-третьих, по мнению автора, Чижевским полностью игнорируется социальная почва, на которой стояли «Искатели Абсолюта». В-четвёртых, в «Гегеле в России» множество идей, мнений. Получается своеобразный «винегрет». В-пятых, Д.И. Чижевский обрывает повествование на полуслове. Например, он не рассматривает судьбу того же Александра Герценапосле отъезда в Европу. Фактически, по мнению Сарычева, Чижевский не понял Герцена, не увидел связности его идей.

Соответственно, по мнению В.В. Сарычева, лишив идеи плоти, отделив их от самих мыслителей, ампутировав социальное бытие, Чижевский подвесил всю свою историю русских гегельянцев в воздухе. По сути, его книга – это бесплотная и бесплодная схема. Работа В.В. Сарычева во многом – это восполнение недостатков книги Д.И. Чижевского.

Имели место и такого рода исследования в советское время. Здесь можно в качестве примера назвать вышедшую в 1974 г. коллективную монографию². Однако в данном труде были рассмотрены только отдельные персонажи. В первую очередь, В.И. Ленин, В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарёв, П.Л. Лавров, Г.В. Плеханов. Кроме того, составители сборника в целом были ограничены идеологическими марксистскими рамками, оценивая указанных авторов с позиций Ленина. И, что самое главное, в ней уже нет подробной полной истории русского гегельянства. Лишь обзорно в статье Л.А. Когана мы знакомимся с некоторыми из гегельянцев, не рассматривавшихся в монографии подробно (например, у Когана упоминаются славянофилы, Михаил Бакунин).

Таким образом, задача обращения к истории русского гегельянства, как одно из важнейших течений отечественной мысли сохраняется и по сей день. Учитывая это, В.В. Сарычев стремится более подробно рассмотреть историю русского гегельянства. В творческих замыслах автора рассмотреть данную тему в трёх томах.

Первый том посвящён как раз первым шагам русских гегельянцев. Во втором, по замыслу автора, будет рассмотрено русское гегельянство во второй половине XIX века. И уже в третьем томе – русское гегельянство в ХХ веке. Такие обширные планы. Но пока только вышел первый том.

Написано исследование больше в популярном стиле. Автор увлекательно, на высоком философском уровне, рассказывает историю русских гегельянцев. Притом здесь не просто и подробный обзор учений, теорий. В этом плане книгу можно сравнить с фундаментальной монографией Игоря Евлампиева³, где тоже речь идёт о поиске Абсолюта. Однако немного под иным углом зрения. И у Евлампиева как раз идёт подробный разбор концепций нескольких философов.

Книга В.В. Сарычева – своеобразное интеллектуальное расследование (или «диалектическая драма», как пишет сам автор), сконцентрированное, преимущественно, на нескольких вопросах. Кроме того, перед нами философы-гегельянцы, в отличие от книги И.И. Евлампиева.

В предисловии В.В. Сарычев обозначает главную задачу книги: выразить душу русских гегельянцев. Сущность и форму поиска русскими гегельянцами Абсолюта В.В. Сарычев называет диалектической драмой. Автор воссоздаёт живую атмосферу русского гегельянства 1830–1840-х гг. В.В. Сарычев не стремится просто пересказывать идеи мыслителей, настороженно относясь к любым пересказам (это, по его мнению, «самонадеянно, тщеславно и бесполезно»). Главное в книге – дать слово самим героям повествования (С. 9).

Автор уже на первых страницах книги обращается к категории Абсолюта. Дать определение Абсолюту, по мысли автора, невозможно, ибо таковое определение неизбежно вводит Абсолют в какие-то рамки, границы. Однако, найти понятие Абсолюта необходимо. И для этого автор обращается к немецкой классической философии, дает краткий её обзор, описывает проблематику.

В.В. Сарычев словно «на ты» с И. Кантом, И.Г. Фихте, В.Ф.Й. Шеллингом и Г.В.Ф. Гегелем, замечательно ориентируясь в сложном мире немецкой классической философии (С. 14-27). Притом, в книге мы видим умелое сочетание научности, серьезного изложения идей немецких философов и в то же время лёгкости повествования. Нужно сказать, что на протяжении всей книги автору удаётся выдержать эту линию. Венцом интеллектуальных поисков немецких мыслителей, по мнению автора, является философия Гегеля.

Такое введение необходимо, чтобы лучше понять и наших гегельянцев. Владислав Викторович Сарычев не спешит переходить сразу к своей теме.

Кратко им даётся обзор русского шеллингианства. Тем более, что сначала в Россию пришло увлечение Шеллингом, а затем уже и Г.В.Ф. Гегелем (интерес к Канту в целом появился позднее, хотя у Канта бывали русские слушатели и можно здесь вспомнить переписку великого немецкого философа с А.М. Белосельским-Белозерцевым). Кроме того, по мнению автора, всё-таки философия в России началась с шеллингианцев. Прежде, чем русская мысль пришла к Гегелю, ей надлежало приобщиться к предшествующей философии. Говоря о русских шеллингианцах, автор обращается к таким фигурам, как Д.М. Велланский, М.Г. Павлов, В.Ф. Одоевский и Д.В. Веневитинов (С. 29-81). Однако в целом им мало уделено внимания, что и не удивительно. Ведь книга посвящена именно Гегелю в России.

Но почему именно Г.В.Ф. Гегель и русские гегельянцы приковывают внимание автора и почему он хочет нам рассказать именно о них? Для автора немецкий мыслитель – это вершина философии. Однако в современном российском общественном сознании как раз «слишком мало Гегеля». Отсюда и интерес автора книги к указанной теме (С. 7-8).

На протяжении почти шестисот страниц В.В. Сарычев увлекательно рассказывает о первом поколении русских гегельянцев (по сути это 1830–1880-е гг.). Перед нами проходит и один из первых создателей кружков 1840-х гг. – «Божественная личность» – Николай Станкевич, и «неистовый» критик и литератор Виссарион Белинский («человек экстремы»), и променявший философию на революционную деятельность бунтарь Бакунин (творец разрушения), и почти достигший (по автору) вершин Духа Александр Герцен, и профессор всеобщей истории, «примиряющая натура» Тимофей Грановский.

Здесь же мы видим и другие фигуры – верного соратника Герцена взыскующего гармонии Николая Огарёва, идеологов славянофилов – Константина Аксакова («Замоскворецкий Гегель») и Юрия Самарина («православный гегельянец»). Помимо них перед нами идеолог консерватизма Михаил Катков, литературный критик и эстет гегельянства Василий Боткин, писатель Иван Тургенев.

С обилием цитат автор живо рассказывает их биографии и основные идеи, показывая как все эти мыслители штурмовали вершины Абсолюта. Кому-то удавалось подняться высоко. Например, в представлении автора, Станкевичу. На наш взгляд, о нём автор пишет с особой симпатией и сожалением, что этот мыслитель, подававший большие надежды, так рано ушёл из жизни. Вот одна из оценок автором своего героя: «Станкевич же, в жизни болезненный и субтильный юноша, выступает из исторического тумана, отделяющего наше время от поколения “идеалистов 1830-х годов”, как монолитная идейная глыба и архетип русского гегельянства. Противоречивые тенденции, которые он синтетически соединял в себе, его друзьями и современниками будут усвоены разрозненно, односторонне. То есть абстрактно… Всё дальнейшее развитие русского гегельянства уже было скрыто в нём…» (С. 145).

Вершин Абсолюта, по мнению В.В. Сарычева, смогли достичь и некоторые другие мыслители: А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, даже в какой-то степени (через посредство литературы) И.С. Тургенев. Но и здесь, их порой ждала трагедия. Так, высоко поднявшийся в поисках Абсолюта Герцен, в представлении автора, оказался не только на высоте, но и в одиночестве. От российского берега, с господствующим там консерватизмом, А.И. Герцен отплыл, а европейские революционеры оказались ему чужды. В результате – то самое одиночество. Правда, оно, по мнению автора, неизбежно: «такова сущность истины: она отдаёт свою любовь только тем, кто любит её бескорыстно, кто готов страдать за неё, плыть против течения, быть одиноким среди людей (С. 7-8).

Но в книге показана и иная трагедия. Не все достигали вершин Абсолюта. Кто-то и срывался с вершин на подступах к Абсолюту, как это случилось с В.Г. Белинским, К.С. Аксаковым, М.Н. Катковым. И у каждого из них были свои причины. Например, для Белинского увлечение Гегелем было поверхностным. Сама внутренняя оболочка учения Белинского, была по сути иной, не связанной с гегельянством (автор постоянно констатирует «фихтеанские мотивы» в философии Белинского). Как только Гегель перестал быть нужен Белинскому, последний отрёкся от своего кумира. Бакунинское гегельянство также было пропитано субъективизмом Фихте…

В целом, автору удалось создать интеллектуальную атмосферу того времени. Герои книги вместе со своими друзьями, окружающими размышляют и страдают, дружат и ненавидят, влюбляются и радуются, ссорятся и мирятся, полемизируют и создают свои произведения. И все они верят в нечто лучшее, что ждёт их впереди. И это не удивительно, т.к. отличительной чертой XIX века была вера в прогресс. Люди искренне надеялись, что, возможно, грядёт иной, лучший мир. Хотя кто-то, в т.ч. и из героев книги, пристально вглядываясь в окружающую действительность, предчувствовал и иные результаты. Например, тот же Герцен, усматривал тенденцию построения «всемирного Китая», общества, где уже не будет места личности. В качестве альтернативы Герцен допускает социальный переворот. Но и он не гарантирует положительного результата (С. 420-421).

Биографические подробности, обилие цитат делают работу живой. Притом, цитат хотя и много, но они не забивают само повествование, всегда уместны и позволяют лучше понять того или иного героя. Размышляя о философии XIX века в России, автор проводит параллели с нашим временем, старясь сделать своих героев современниками.

Безусловно, есть моменты, вызывающие и полемику. Где-то автор субъективен. Например, о некоторых из своих героев Сарычев пишет с симпатией, о других даже иногда с осуждением. Например, о Каткове. Уже в самом начале раздела о Каткове в словах автора звучит и восхищение, и огорчение. Катков для него: «ву»ндеркинд» русского гегельянства, «так много обещавшего русской философской мысли – и так мало ей давшего» (С. 608). В конце раздела чувствуется огорчение автора, что талантливый Катков изменил разуму и поискам Абсолюта.

Критикует автор и некоторых других персонажей. Однако, кто из нас беспристрастен? Невозможно требовать от исследователя полной беспристрастности. На наш взгляд, субъективные моменты даже ещё больше оживляют книгу. Видно как Сарычев сорадуется своим героям, сопереживает им, огорчается, когда они (на его взгляд) сходят с пути истины…

Для автора Гегель – Учитель, именно с большой буквы. Гегель – вот путь истины. Соответственно, те, кто идёт по пути Фихте или Шеллинга уже сбиваются с истинного пути. Это касается где-то и того же Бакунина и Белинского, но не только их. Даже одного из своих любимых героев – Станкевича автор упрекает в некоторых ошибках, объясняя их шеллингианством. Даже тот факт, что Станкевич не оставил трудов, Сарычев объясняет влиянием элитаризма философии Шеллинга: толпа профанов недостойна, чтобы поэт-мыслитель открыл ей свои мысли (С. 144). Так В.В. Сарычев интерпретирует одно из стихотворений философа.

Правда сам же автор, размышляя об ошибках своих героев, оговаривается: «Без ошибок никогда не достичь самой истины – правда, сладкий её вкус, горек для человека, вынужденного прожить эти ошибки» (С. 142).

Наверное с трактовкой учения Гегеля как абсолютной истины можно было бы тоже поспорить. Тем более, что автор сам постоянно пишет о многоголосии философии.. Однако автор имеет полное право восхищаться им.

Ещё один спорный момент – борьба автора с иррационализмом. В.В. Сарычев не приемлет позднего Шеллинга, Шопенгауэра, поскольку их философия – это даже и не философия, а заблуждение, ведущее к опасным последствиям. Напомним, что в своих последних работах Шеллинг по сути уходит в мистицизм. Что касается философии Артура Шопенгауэра, то перед нами ярчайшее воплощение философии иррационализма.

Что уж говорить о религиозной философии, к которой склонялись славянофилы… Понятно, что она для В.В. Сарычева (но и не только для него) неприемлема. Фактически и в книге он её не замечает. Правда и сама книга посвящена гегельянству. Однако автор сам отмечает, что история русского гегельянства, есть «история борьбы Разума со своим отрицанием (С. 144). И каждый из героев книги, по мнению автора, в поисках Абсолюта, подвергся «искушению иррационализмом».

На наш взгляд, критика автором иррационализма является спорной. Некоторые специалисты выделяют в философии два направления. Это классическая философия (древние греки, рационализм XVII в., немецкая классическая философия) и иррационалистическое направление, к которому можно отнести множество течений (в т.ч. и религиозную философию).

Но тем и интересна эта яркая полемичная работа в целом. Автор демонстрирует замечательное знание литературы, всей эпохи. Кроме того, видна любовь автора к мыслителям, их идеям. Видно, что пишет неравнодушный к философии человек. Поэтому и книга читается легко.

Книга заставляет думать, переживать, спорить. Возникает в ходе прочтения книги желание обратиться к самому Гегелю, прочитать или перечитать вновь его работы. Книга словно побуждает вновь и вновь обращаться к наследию XIX века. Возможно, кто-то, соглашаясь или полемизируя с Сарычевым, захочет больше прочесть о Бакунине или Герцене, Белинском или Станкевиче? Этому желанию книга весьма содействует.

Подводя итог, надо сказать, что «Искатели Абсолюта…» из тех книг, которые можно перечитывать. Это по-настоящему живая, увлекательная книга. Она будет интересна и полезна как профессиональным философам, так и историкам. Как специалистам, так и широкому кругу читателей. Всем, кто интересуется русской культурой XIX века. Остаётся поблагодарить автора (и издательство) за книгу и пожелать реализации задуманного интересного проекта на таком же уровне.