9 сентября в одной из лучших стран толерантной Европы, в мультикультурном полигендерном королевстве Швеция, снова случилось страшное: в честную борьбу за места в демократическом риксдаге между партиями остроконеч… ну то есть блоками умеренно-зеленовато-левых (получили 144 места) и умеренно-консервативно-центристов (получили 143 места) нагло вклинились так называемые «Шведские демократы» и поддержавшие их 18 процентов спятивших избирателей — кстати, на 5 процентов больше, чем на прошлых выборах. Это позволило правым популистам, фашистам, расистам, нацистам (нужное подчеркнуть, ненужное не вычёркивать) заполучить целых 63 места и надругаться тем самым над нескончаемым торжеством шведской либерально-социалистической утопии.
Если бы только это!
Ультраправая зараза буквально чумой обрушилась на цивилизованное человечество. И не будем здесь вспоминать неудачников Ле Пенов и прочих экстремистов, проигравших все выборы. Ведь Венгрией вот уже восемь лет правит мафиозная партийная клика националиста Виктора Орбана. В Италии президенту-демократу Серджо Матарелле не удалось отменить результаты недемократичного народного голосования, и к власти прорвались-таки враги европейского единства популист Луиджи Ди Майо и неофашист Маттео Сальвини.
В Австрии мало того что вице-канцлером стал бывший бритоголовый Хайнц-Кристиан Штрахе, лидер национал-экстремистской Австрийской партии свободы, так ещё и министерство иностранных дел возглавила эта ужасная Карин Кнайсль, которая плясала с тем, чьё имя нельзя называть без трёх притопов и одного вопля к небу. Да что говорить — если градоначальником Сияющего-Града-На-Холме быдло избрало (с помощью русских хакеров и ольгинских троллей, вестимо) отвратительного сексиста, омерзительного ксенофоба и брутального идиота Дональда Трампа…
Это опасно. Что-то происходит с европейцами и американцами. Не понимают люди своего счастья. Необоснованно впадают в расистские предрассудки и зачем-то страшатся друзей-беженцев. Отвергают внедрение общеобязательной гендерной философии с первого класса, насаждая тем самым в душах маленьких гендерфлюидов семена гомофобии. Кто же сумеет всё это остановить?
…А вот теперь всерьёз. Хватит, посмеялись. Тем более что ничего смешного нет, а страшного — навалом.
На самом деле, реальность жёстче любой пародии. Цветистые словесные формулы-обзывалки, напоминающие о советской пропаганде памятных тридцать-седьмых годов (про право-левацких шпионо-троцкистско-японских агентов гитлеровского фашизма), собственно, и составляют суть современного глобального новояза. Сами по себе политические ругательства, без цепочек истерических эпитетов, как бы потеряли соль и требуют постоянной «досолки». Если фашизм, то чудовищный. Если сексизм, то шовинистический и свинский. Если популизм, то нацистский и расистский. А если Трамп, то — см. выше.
Иначе не считается.
Так что есть кому «фашизм» останавливать. Навстречу ему — антифашизм шагает по планете. Только вот возникает дикий вопрос: а кто из них более фашизм?
Да, вся система ценностей, табу и карательной практики нынешней тоталитарной меньшевистской диктатуры, и правда, построена на принципах защиты прав меньшинств. Вся эта система, и правда, возникла как бы в порядке реакции на ужас фашизма.
Фашизм в XX веке стал главной причиной величайшей трагедии человечества, которая унесла более 70 миллионов жизней. Он зародился в глубине коллективной души Западного мира и до смерти перепугал прежде всего сам Запад, который увидел в зеркале фашизма одно из своих лиц, оказавшееся лицом гибели и кошмара. Из «насильственности» (термин Николая Данилевского) и склонности к неограниченной экспансии (это уже Освальд Шпенглер) культуры Запада вдруг восстала идеология избавления от химеры совести. Идеология главного западного принципа — правления права — но распространённого не на тварей дрожащих, а только на право имеющих.
Фашизм стал почти удавшейся попыткой всемирного торжества чистого, дистиллированного насилия, насилия тех, кто присвоил себе право на него, опираясь — как это принято в западной философии права — на формальные основания: полноценность или неполноценность биологической природы. Главным, прорывным результатом фашизма середины XX века — по сравнению, например, с леопольдовским геноцидом в бельгийском Конго в начале века или с более ранней колониальной экономикой рабства в западном полушарии — стал переход от конкретных (цвет кожи) к абстрактным критериям правоспособности дрожащих тварей: своего рода апофеозом стала практика лучших учеников немецких учителей — «партии права» (так и называлась) поглавника Анте Павелича, вождя хорватских усташей, которые объявили недочеловеками этнически неотличимых и говорящих на том же языке, но православных сербов.
Там ещё было популярным предъявлять в ходе борьбы за Право «вёдра сербских глаз». Да. Именно вёдра. Именно глаз.
Но мы отвлеклись. Перепуганное человечество — прежде всего на Западе — вынесло из геенны Второй мировой войны аллергию на фашизм, на «правление права» силы, на угнетение и уничтожение слабых, меньшинств, «иных». Возник всеобщий антифашистский консенсус как идеологическая база послевоенного (потсдамско-ялтинского) мироустройства. Начались процессы очищения от атавистических пережитков и дикости, а борьба за гражданские права угнетённых — женщин, негров, рабочих и т.д., — в том числе против фашистской практики насилия против представителей меньшинств, — стала постепенно частью государственной практики, политическим мейнстримом.
…Уроков фашизма и войны хватило примерно на полвека. А потом насильственная, экспансионистская культура Запада «нашла дырочку»: сначала сделала антифашизм фанатичным, а потом превратила его в идеологическую базу нового тоталитаризма, имеющего все шансы стать движущей силой новых холокостов.
Звериная серьёзность борцов против херасмента, сексизма, гомофобии и слов «негр», «жид» и «педераст» (не пора ли запретить Марка Твена, Пушкина, Бабеля и Андре Жида?.. ой…) обернулась полным выхолащиванием гуманистического пафоса из, в общем-то, очевидных посылов, давно закрепленных в уголовном праве практически всех современных государств. Сексуальное насилие, преступления на расовой, национальной почве, вообще насилие, — всё, что требует неукоснительного преследования по закону, — стало чем-то банальным и гораздо менее важным, чем возможность человеконенавистнической самореализации хунвейбинов-правозащитников Бравого Западного Мира.
Место золотой священной коровы западной цивилизации — принципа «пусть рухнет мир, но восторжествует закон» — занял принцип тоталитарного морализаторства: «пусть сдохнет тот, кого мы назвали плохим». А место государственного насилия, регулируемого хорошими, плохими или отвратительными законами (даже во времена миллионов доносов при Сталине донос нуждался — хотя бы для виду — в оформлении, в судебном процессе, в заседании тройки, в приговоре), — атавистическая практика массовой травли, улюлюкающего преследования толпы, ритуального побивания камнями, в общем — исступлённого, иррационального бандерложества.
Скажете, преувеличение? Ведь не казнят же? Не убивают же? А, наоборот, защищают права человека?
Уже почти не преувеличение. Уже убивают — и хуже, чем убивают.
Поток «наших гостей» и «несчастных беженцев» под защиту «наших цивилизационных принципов» — это вовсе не стихийное бедствие. Это — недостающее звено для достройки того самого Бравого Мира. Потому что именно несчастные беженцы и подвозят западным политкорректорам все эти недостающие практики, забытые навыки и традиции: травли, побивания камнями, всеобщего воодушевлённого бешенства.
В первой половине XX века недавним благонамеренным бюргерам снесло крышу прямым попаданием дарованной государством вседозволенности: фашистское «Я, уберменш, право имею!» не только освободило их от химеры совести, но и высвободило в их человеческих душах засевшего там дьявола. Этого хватило для холокоста. Сегодня к новому холокосту мир подталкивают люди, бояться которых пуще сумы, тюрьмы, мора и глада учил нас Александр Галич. Люди, которые обосновывают своё недосверхчеловечество лозунгом «Я знаю, как надо».
Что лучше? Наверное, оба хуже. Но, в отличие от фашизма с его формальными — расистскими — критериями, разрешающими от совести, тоталитарный «антифашизм» XXI века отдаёт право отделять людей от недолюдей не Главному управлению СС по вопросам расы, как при Адольфе Гитлере, а «коллективному бессознательному» цивилизованных гендерфлюидов с хорошими лицами. Пропуск в Освенцим выписывает не рейхсфюрер или имам, а любой идиот — тот, кто первым вскочил с безумным криком «Me too!» — да хотя бы просто «Ату!» А страшное, несмываемое клеймо «жид» (или «ниггер») заменяет визг толпы: «Это аморально! Они плохие!»
А это значит, что есть одно самое страшное отличие. Фашизм защищал «недочеловеков» — евреев, цыган, славян и т.д. — от страшной судьбы. Он их убивал — но не превращал в фашистов. Он не оставлял им шанса присоединиться ко злу, ввергнуться в него — извини, парень, в ад нельзя, иди в Освенцим. Исступлённый антифашистский фашизм XXI века открыт для всех: заходите ко мне, гости, я вас кровью угощу.
…В 1945 году всё начиналось очень правильно. Запад — после почти не совместимой с жизнью травмы — бросил все силы на её лечение. Но слишком увлёкся процессом (и его пиаром), поэтому — вместо результата, излечения, заполучил гангрену.
Конечно, радует, что счёт жертв идёт не на миллионы. Всего-то сотни убийств и тысячи изнасилований. Только вот — долго ли умеючи?
А умельцев как раз подвезли, несколько миллионов экземпляров, — и сейчас ради их покоя и свободы рук закатывают в асфальт обычных, нормальных, испуганных и возмущённых людей всей мощью евробюрократии, всей силой морального террора общечеловеческих политиков и приблатнённой интеллигенции. Впрочем, и без беженцев нормально выходит: «нацистов» (на самом деле евроскептиков, популистов и патриотов) травят истово и одержимо, а нацистов настоящих, выпускающих на улицы европейских столиц (в том числе стран-членов НАТО) факельные шествия в память о ваффен-эсэсовцах и бандеровцах, привечают и науськивают на потомков победителей нацизма.
Тем временем для предстоящей «работы адовой» круг претендентов на окончательное решение своего вопроса становится всё шире и шире.
Их может быть больше, чем евреев. Больше, чем негров. Чем русских. Чем арабов. Чем китайцев. Потому что вопрос — открытый. Мало ли кто окажется нацистской гомофобной цисгендерной свиньёй? Мало ли кто выйдет на улицы — как в Хемнице — огромной экстремистской толпой, расистским образом требуя зачем-то защитить себя от убийств и изнасилований, не имеющих ни религии, ни национальности? Поэтому кто-угодно может оказаться. И вместо еврейского вопроса может быть поставлен вопрос о решении общечеловеческого вопроса.
