Леонтьева нам принесли падкие на всё блестящее сороки Серебряного века. Но он и сейчас не супервостребован – потому что ни перекочевавшая в официальную риторику «цветущая сложность», ни панковские антилиберальные афоризмы, которые так любят включать в свои цитатники Мао нынешние монархисты, – с обостренным леонтьевским историзмом не имеют ничего общего. Всё же в его воззрениях объективно присутствует элемент универсального. Сословность там – не самоцель, а инструмент «эстетики жизни»: он аристократ и монархист только тогда, когда «либералами заборы подпирают».
Автор: Александр Котов
Доктор исторических наук, специалист по истории русской консервативной мысли XIX века (Санкт-Петербург)
Если в западной политической культуре консерватизм и национализм противостояли друг другу, в нашей традиции их удалось объединить – во многом благодаря Михаилу Каткову. Но в создаваемой им модели именно бюрократия оказывается единственным реальным субъектом национального строительства
Перед нами диалог не только ярких личностей, но и представителей двух противоположных идейных «лагерей»: курляндская баронесса Эдита Фёдоровна Раден – носитель просвещенного, «имперского» российского патриотизма; Юрия Фёдоровича Самарина не без оснований считают своим родоначальником современные русские либеральные националисты
Щербань отмечал печальную склонность французского национального характера к противоположным крайностям – предвосхищая тем самым соответствующие рассуждения Н.А. Бердяева об «истоках и смысле русского коммунизма»
Союз с национальной Францией был выбором в пользу «завтрашней Европы». Монархическая солидарность с Германией превращала Россию во «вчерашнюю Австро-Венгрию»