Русская Idea продолжает публиковать препринты книг наших авторов. Сегодня мы представляем фрагмент работы «Человек взломанный» Игоря Шнуренко – исследователя искусственного интеллекта, форм и масштабов цифрового контроля, BIG-даты, статьи которого на нашем сайте, посвященные теме, каким мировым компаниям выгодна пандемия коронавируса, вызвали пристальное внимание наших читателей.
В публикуемом ниже тексте автор призывает вернуться к идеалам Просвещения – свобода, равенство, братство – пока человечество еще не погрузилось полностью под контроль «цифрового Левиафана». По мнению Игоря Шнуренко, нужно бороться за альтернативное понимание искусственного интеллекта, предтечу которого можно найти в работах русских космистов.
В итоге оказывается, что повестка русского консерватизма, который борется за сохранение Модерна как традиции, в отличие от традиционализма, отрицающего Модерн как ценность, может получить поддержку с довольно неожиданной, технократической, стороны.
***
Пройти по лезвию бритвы
Системы искусственного интеллекта стремительно ворвались в жизнь обычных людей, ломая базовые установки и модели поведения, которые складывались веками. В создание этих технологий и стоящих за ними идей вложены наработки множества блестящих ученых, философов, мыслителей. Среди них были верующие и атеисты, честолюбцы и бессребренники, идеалисты и скептики – но вряд ли даже самые циничные из них могли предположить, во что выльется их труд. А если сегодня оживить графиню Лавлейс или Виттгенштайна, Тьюринга или Гёделя, Кронрода или Циолковского, они наверняка были бы в шоке от того, что плоды их бессонных ночей используются горсткой законченных мерзавцев в столь низменных целях, для откровенного закабаления человечества.
Автономные роботы могли бы заменить человека на однообразных и тяжелых работах, помочь инвалидам и людям с ограниченными возможностями, работать в космосе, под водой или под землей. Нашлось бы системам искусственного интеллекта применение и в экономике – например, в планировании, и в науке, для проведения сложных экспериментов, и в юриспруденции – для поиска прецедентов, и в сельском хозяйстве. Но вместо этого главным применением систем искусственного интеллекта стали сегодня слежка за людьми, контроль над ними, их подавление и управление. Редко, когда в истории человечества существовал такой разрыв между возможностями технологий и их реальным применением.
Ослабив национальные государства, транснациональные корпорации расчистили место Цифровому Левиафану. Они вводят нормы роевого сознания, тотальной прозрачности, выпалывая частную жизнь, уничтожая приватность, не считаясь с правом человека жить и работать вне оцифрованной реальности. Поведенческие данные пользователей используются платформами для прямого управления поведением, причем не только экономическим. Тем самым перестраиваются не только человеческие, но и общественные отношения, человек взламывается на самом глубинном, ценностном уровне.
Сначала дети и подростки, а потом и взрослые перестают делать различия между реальностью и виртуальностью. Растет отчуждение и “капсулизация”, наблюдается потеря базовых когнитивных компетенций. Потребление знания приобретает все более поверхностный характер, это приводит к росту дилетантизма и позволяет Левиафану все безотказней управлять роем и взломанными людьми через рой. Глубокие знания, особенно в естественных науках и в философии, сегодня нужны как никогда, и их можно сделать доступными для миллиардов людей. Инструменты образования доступны и разнообразны, и в других условиях это привело бы к новой эре Просвещения. Множество людей смогли бы заняться личностным ростом, познать себя и реализовать себя через это познание. Резко повысившийся уровень осознанности в массах людей привел бы и к переходу на новый уровень коллективного сознания, к открытиям новых взаимосвязей между природой и человеком, к действительному, а не мнимому прогрессу человечества. Направления развития были указаны в разработках русских космистов, таких, как Николай Федоров, Константин Циолковский, Александр Чижевский, французского мыслителя Тейяра де Шардена, многих других выдающихся философов.
Но, к сожалению, реальность сегодня такова, что нужен большой заряд оптимизма, чтобы верить в то, что человечество попросту переживет ближайший исторический период, не уничтожив себя. Общество все больше напоминает пчелиный рой, где индивидуальная свобода подчинена некоему «знанию системы» в целом. Через генерированные нейросетями импульсы, воздействующие на эмоции, система начинает управлять действиями людей, загоняя за определенные флажки. В таком обществе лишаются смысла такие понятия, как «свобода воли», «политика», и даже, при всей внешней персонализации услуг, «индивидуальность». Подчеркнул бы, что особенно сильно воздействие системы на самых юных, ибо они выросли в этом «улье», и не имеют опыта другого общества и других отношений. Люди больше не могут планировать вперед, общаться друг с другом, отучаются самостоятельно, без машин, принимать решения. Рукотворный цифровой Левиафан словно высасывает из людей способности, навыки, критичность, ответственность, умение сосредоточиться, и вместе со всем этим жизненную силу. Любое серьезное испытание, например, изменение климата и настоящая, а не выдуманная пандемия могут отбросить человечество на много веков назад, если вообще не уничтожить.
Об этом нужно говорить открыто: корабль человечества движется на скалы, а в командной рубке никого нет. Технократы обманывают нас и себя, если думают, что их автопилот сможет спрогнозировать все препятствия и сумеет подготовиться к любой неожиданности. Если не изменить курс, судно рано или поздно налетит на скалы, которые уже виднеются на горизонте.
Но что делать, если капитан запил, как Михаил Ефремов, и заперся в каюте, закрывшись на ключ и выбросив его за борт? Людям не остается ничего другого, кроме как самим научиться управлять судном, открыть капитанскую рубку, разблокировать штурвал, и, отключив автопилот, попытаться сменить направление движения. При этом надо понимать, что если мы будем сражаться друг с другом за право войти в рубку или выполнить те или иные действия, то мы тоже обречены. Вопросы управления кораблем не решаются силой, они решаются критическим разумом, который принимает решения, осознав все риски. Только в этом состоит наш шанс, и только все вместе мы можем это сделать.
Сначала нужно увидеть проблему, не прячась за банальностями, не оправдывая бездействие ложно понятой «объективностью» и лишающим воли фатализмом.
Использование высоких технологий требует критического мышления, утраченного наукой в последние десятилетия, когда на смену ему пришли большие вычислительные возможности. Отрыв распространения технологий от осмысления последствий их использования нарастает, никакие риски техношовинистами не учитываются. Являясь по сути тоталитарной сектой, захватившей сегодня капитанскую рубку, они не воспринимают никакую критику и всё чаще прикладываются к бутылке с надписью «технологии искусственного интеллекта». Бутылка заменит им собственный разум, уверены они, а никого другого к штурвалу они уже не подпустят.
Сегодня общество спит, вернее, находится в наркотическом полусне. Иногда оно просыпается, видит пожары и погромы, отсутствие управление и воли правящих, и в ужасе от происходящего принимает какой-нибудь сильный наркотик, например, в виде новых виртуальных зрелищ или мнимых возможностей созданных компьютерами реальностей. Оно вновь погружается в сон – до следующего взрыва, погрома, или мора. Настоящий мор может нагрянуть в любой день, и что же выставят против него? Суперкомпьютеры, обученные на фейковых датасетах, на лживых сгенерированных псевдоданных о том, чего на самом деле не было?
Ложь в мире алгоритмов приобретает большую, чем раньше, силу, потому что теперь подавляется любая альтернатива этой лжи. Нет ответственного субьекта, который мог бы что-то верифицировать со стороны, люди, отказавшись от субъектности и превратив себя в предметы, также не хотят больше разбираться, где правда, где ложь, где добро и где зло, где вера, а где заблуждение, где реальность, а где наваждение.
Чтобы в этих обстоятельствах отвести корабль от скал, нужно начать с определения того, к чему нужно стремиться в первую очередь, чего не хватает, что необходимо для выполнения этих задач.
Чтобы защитить интересы граждан, общества и государства, нужен анализ ситуации и прогнозирование, но прежде людям нужна гарантия от взлома. Нужно понимать, при каких условиях взломать человека станет сначала трудно, а потом, при продолжении мер, и вовсе невозможно.
Прежде всего, нельзя делить общество на тех, за кем следят, и других, которые находятся вне системы всеобщего надзора. Сама система тотальной слежки в корне противоречит основам свободного общества, но начинать нужно с уравнивания прав. Иными словами, нужно обеспечить равенство.
Плодами критического мышления, столь необходимого для выработки курса, невозможно пользоваться без соблюдения элементарных прав и свобод человека: свободы самовыражения, свободы слова, прав на неприкосновенность жилища, личности, без свободы передвижения. Все эти свободы грубо и массово нарушаются во время так называемой «эпидемии». По сути, эти права могут быть сведены к праву человека на приватность и неприкосновенность личности, в том числе цифровую неприкосновенность. Неприкосновенность личности, собственно, есть противоположность взлому, не случайно технократы так настаивают на том, чтобы аннулировать эти цифровые права и свободы.
Необходимо пересмотреть существующие сегодня законы и усилить право человека на убежище как на физическое место, где люди могли бы жить без какого бы то ни было действия гаджетов и влияния цифровой экономики. Но можно ли сделать это без главного: признания за человеком свободы воли, сознания, индивидуальности? Иными словами, человеку нужна свобода.
Человек имеет право на собственное будущее, право оставаться непредсказанным, право не давать свои данные ни одной системе и не оставлять никаких цифровых следов, право стирать их по простому запросу. Эти новые свободы должны быть очевидны и не требовать сложных механизмов реализации: наоборот, те, кто использует поведенческую аналитику, должны нести бремя доказывания, что при этом не нарушаются права ни одного человека.
Дети должны быть полностью изъяты из-под влияния “капитализма слежки”. Здесь обществу стоит пойти на прямые запреты и жесткие ограничения сферы действия новых технологий.
Транснациональные корпорации не должны определять, а тем более диктовать социальные нормы ни одному обществу. Государство не должно поощрять своего могильщика, цифрового Левиафана, и те виды бизнеса, которые связаны с бизнес-моделью извлечения ресурсов, входя в системы “интернета вещей” и производства поведенческой добавки.
Прогресс нельзя остановить, но общество может и должно его направлять, просчитывая последствия на перспективу. Русский писатель и философ Иван Ефремов полагал, что человечество с самого начала своей истории балансирует на «лезвии бритвы», и что только так оно может создавать великое и прекрасное, достигать вершин. Нужно и сейчас провести человечество, общество, по «лезвию бритвы», не останавливая прогресс, а задавая ученым и инженерам вектор на усиление возможностей и способностей человека, а не на их ослабление.
Отдельные люди и общество в целом должны перестать быть бездумными «пользователями», объектами управления Цифрового Левиафана, должны вернуть себе достоинство и возможности сознательного личностного и общественного развития. Нужна взаимопомощь и чувство солидарности, нужно то, что на заре эры Просвещения определялось как братство.
Итак, чтобы свернуть с самоубийственного курса, людям нужно вернуться на новом уровне к понятиям свободы, равенства и братства, расширив их.
Сегодня если и есть осознание проблемы отчуждения людей от собственного будущего, то точно нет братства в способах её решения. Каждый спасается как может. Психологи-консультанты работают в области цифровой детоксикации, предлагая свои услуги прежде всего представителям власти и бизнеса. Но Курпатовых на всех не хватит – как не хватит на всех и бункеров на Аляске.
Человек неисчерпаем
Элвин Тоффлер в своей «Третьей волне», вышедшей в 1980 году, так описывал «людей, составляющих ядро технической революции»:
«Они начинают не с технологий, а с того, какое общество в будущем мы хотим иметь. Они признают, что сейчас у нас так много технических возможностей, что мы не можем все их консолидировать, развивать и применять. Поэтому, доказывают они, необходимо произвести более тщательный отбор и выбрать те технологии, которые отвечают долгосрочным социально-экономическим задачам. Вместо того чтобы сделать технологию нашей целью, они хотят установить контроль общественности над основными направлениями технологического прорыва. Силы Второй волны представляют те, кому нравится старый, бездумный подход к технологии: “Если это работает, производите. Если это продается, производите. Если это делает нас сильнее, создавайте”… Когда речь заходит об опасности, они только пожимают плечами».
К сожалению, «Третья волна» Тоффлера так и осталась красивым нереализованным проектом, и нынешние технократы очень напоминают те самые «силы второй волны», которых Тоффлер определил в устаревшие. Даже децентрализация, на которую возлагалась очень много надежд, не помогла.
Тоффлер восклицает в той же книге:
«Возможно ли, чтобы Старший Брат уследил за всеми тостерами и телевизорами, автомобильными моторами и кухонными электроприборами? Когда произойдет широкое распределение интеллекта во всей среде обитания, когда активизировать его смогут пользователи сразу в тысяче мест, когда пользователи компьютеров станут общаться друг с другом, минуя центральный компьютер (как это происходит во многих распределенных сетях), сможет ли Старший Брат все так же контролировать ситуацию? Децентрализация интеллекта не только не укрепит мощь тоталитарного государства, а скорее наоборот, ослабит ее. Разве при проектировании машин для исполнения наших приказаний мы не можем запрограммировать их, как Робби в классическом произведении Айзека Азимова “Я, робот”, никогда не причинять вреда человеку?»
Мы знаем ответы на эти риторические вопросы: да, Старший Брат прекрасно установил контроль над населением, используя как централизованные платформы, так и децентрализованные сети. И мы, люди, сегодня не имеем власти запрограммировать машины не причинять нам вреда – напротив, машины могут программировать нас и наших детей практически на любые действия, в том числе причинять вред нам и друг другу. Пример – планомерное эмоциональное заражение через социальные сети и управление массами протестующих во время недавних событий в Соединенных Штатах и в Белоруссии.
Технократы «четвертой промышленной революции» как две капли воды похожи на своих прадедушек «второй» – только первые стали куда более циничными и совершенно пустыми внутри. Взломав обычного человека сегодня, они не хотят понять, что завтра они будут взломаны сами – а может быть, их уже взломали, просто уверили в их исключительности.
На деле выбор сегодня стоит между порабощением человека, сведением его к уровню машины – и развитием его самого.
Но может ли человек развиваться, вопреки уверенности многих в том, что Homo sapiens создан таким, каким создан, и не подлежит изменению?
Я уверен в том, что может и должен. Да и вся его история – это постоянное совершенствование, выход за пределы, постоянное развитие духа, постоянный труд души.
Русские философы-космисты обосновали необходимость перехода от технического прогресса, оставляющего личность физически несовершенной, к органическому. Техника при этом рассматривается как средство человеческого самопознания, а не только как посредник между человеком и природой, которую надо покорить. На деле исследования искусственного интеллекта и есть средство такого самопознания, но сегодня они ведутся в интересах жрецов и технократов, жаждущих стать необогами, а не в интересах человечества.
Конструируя инструменты и машины, мы пытаемся понять устройство наших собственных органов и продлить их, превращая бессознательное и рефлективное в осознанное, построенное по проекту. Через технику мы открываем дремлющие пока возможности собственного организма.
“Линия техники и линия жизни идут параллельно друг другу”, писал Павел Флоренский. Овладев умением создавать инструменты и органы вне себя, человек должен научиться применять это умение к своему телу с тем, чтобы овладеть “направленным органосозиданием”. Однако сделать это он должен и может, не заменяя живое в себе неживым, и не делая машину моральным агентом, способным судить людей и даже убивать их.
Человек прост и сложен одновременно, его опыт и есть его сознание, но при этом его суть – во множестве вариантов интерпретации этого опыта. Классик сказал, что весь мир – театр, но больше всего театр – это человек, и человек есть театр. Суть театра во множестве способов интерпретации сюжета, и этим он похож на человека. Именно поэтому для разработчиков искусственного интеллекта наиболее твердый орешек – это не игры с их четкими правилами, а театр с его отсутствием каких бы то ни было аксиом, с его зыбкостью.
Но зыбкости приходит конец, и наступает, по выражению Хайдеггера, эпоха расчетов с ее точно установленными потребностями. Наступает эпоха определенностей.
И театру как выражению зыбкости тоже приходит конец.
Все, что не входит в конечный список этих потребностей, подлежит аннигиляции через забвение. Улыбка Моны Лизы будет иметь строго определенное значение. В «Гамлете» побеждает не Клавдий со своей грубой силой эволюции, а Озрик – посредник, банальный и бездушный, совершенный объект темной онтологии, видящий свою выгоду. Озрик ставит на обе стороны сразу – причем не на победу, а на поражение. В линейной логике он должен проиграть, но поражение терпят и обе стороны, и судьи. Выигрывает как раз Озрик, который вполне мог бы рассчитать и даже организовать подобную ситуацию через рекомендательную систему искусственного интеллекта.
Итак, человек взломан, это надо признать. Что он, однако, может сделать?
Пользуясь технологиями и наукой, человек должен развивать в себе именно живое, органическое. Но такой подход невозможен в обществе, основанном на отчуждении труда и присвоении его результатов немногими, на культе наживы.
Изначальное предназначение человека – быть стражем истины Бытия, считал Мартин Хайдеггер: «Человек дерзает отважиться на свою сущность и в этом дерзновении выспрашивает эту сущность как то, чему стража истины Бытия дала первое имя».
Сущность человека – это дерзновение. Победителями могут стать лишь «закладывающие начало». Под ними Хайдеггер одно время подразумевал немцев, но он заблуждался, и довольно быстро признал своё заблуждение, перенеся решение главных вопросов на время «грядущих».
Русский мыслитель Иван Ефремов подчеркивал, что без надлежащего уровня этики и морали в обществе человек не сможет достичь вершин, на которые способен. Человек неисчерпаем, но перед ним стоят невиданные испытания, и сегодня ему потребуется мобилизовать все свои силы и способности, чтобы через них пройти.
Закладывающие начало
Человек стоит перед непредвиденными, «только еще вымалчиваемыми тайнами», писал Хайдеггер. Внутри нас скрыт потенциал к саморазрушению, его используют технократы, пришедшие, наконец, к власти в мировом масштабе. Они уже отпили пьянящего вина из бутылки власти и вседозволенности, и как всякий алкоголик, желают, чтобы это состояние длилось до бесконечности. Более того, они хотят гарантий того, чтобы никто не сумел даже задуматься о том, чтобы бросить вызов этой власти.
Распознав в человеке слабину и усилив её за несколько десятилетий потребительского общества, технократы взломали эту белковую крепость. С философской точки зрения, цель “Нового времени 2” – этого римейка “второй промышленной революции”, которую Клаус Шваб не зря назвал «четвертой промышленной революцией» – заключается в полном, тотальном разрушении истины Бытия. Такое разрушение бесконечно превосходит всякое уничтожение сущего, скажем, в новой мировой войне. Ибо уничтожается здесь не просто абстрактная «истина», о которой большинство людей не слишком часто задумываются, а бесконечный веер возможностей, который рождается поиском этой истины.
Возможность верить в идеальный мир и к нему стремиться будет абсолютно уничтожена ликвидацией свободы воли, к чему ведут последние усилия по разработке «нейралинка» и других систем и гаджетов, которые призваны управлять людьми и животными на расстоянии. Речь идет не только о «железе» или кварце, о программном обеспечении через алгоритмы и нейросети, но и о возникающих на этой основе механизмах выработки, распространения и поддержки роевого согласия. Например, как это делается с использованием фейсбучных групп.
“Капитализм слежки” вышел на инструментальный уровень и будет пытаться устранить любые неопределенности, а значит, будет стремиться к ликвидации метафизики. Так сознательные действия и решения будут шаг за шагом отменены, и вместо этого роевые механизму будут обеспечивать исполнение предписаний. Законы как таковые перестанут опираться на сознательные действия людей и станут видом инструкций по применению, исполнение которых будет обеспечено через насилие, в случае если сознание еще будет не до конца покорено, либо через превращение человека в машину, его обезжизниванием для автоматизации.
На пути к полному запрету истины Бытия возможны переходные этапы. Любую метафизику могут провозгласить, по выражению Набокова, «гносеологической гнусностью», (или «гностической гнусностью», gnostical turpitude) – и объявить мыслепреступлением. Дело за малым – создать систему слежки. Человек в таком мире становится прозрачным, умные вещи ведут за ним постоянное наблюдение.
«Это разрушение давно уже идет полным ходом. Знать о нем – задача закладывающего начало и подготовителя», писал Хайдеггер. Будучи в личной и ближайшей исторической перспективе пессимистом, Хайдеггер предвидел в отдаленной перспективе и возможность выхода, радикального поворота в человеческом существовании.
Он опирался в таких предвидениях на новоевропейскую сущность человека, для которого «самодостоверность его Самости является первой и единственной истиной». А именно над этой самостью и нависла сегодня вполне реальная угроза. Но если человек осознает угрозу своему существованию – найдется и выход.
В человеке скрыты неисчерпаемые творческие возможности. Многие уже сегодня оказывают сопротивление системе. К самому Цифровому Левиафану нужно применить принцип creative destruction, “творческого разрушения”, взорвав его изнутри. Путь этот чрезвычайно трудный, ведь для этого нужно не просто отрицать «инструментальное общество», в основанное на взломе человека и управлении им, а и предложить новые принципы развития и соответствующие им новые модели для социума.
Новое время-1 завершилось букетом революций начала XX века, то есть социальной сингулярностью. Точно так же Новое время-2 также может завершиться, быть закольцовано таким же событием, новой социальной сингулярностью. Технократы ждут технологической сингулярности, когда, согласно их верованиям, машина превзойдет «человека разумного» в разуме и сделает его ненужной ветвью на дереве эволюции – ветвью, которая засохнет.
Я утверждаю, что социальная сингулярность наступит быстрее, и она может открыть путь для самой важной из трех сингулярностей – человеческой сингулярности.
Чтобы понять, кто такие эти «закладывающие начало», что это за начало, и что именно они подготавливают, нужно говорить о всех трех сингулярностях.
Слово «сингулярность» подразумевает единичность, неповторимость и неповторяемость – и вместе с тем выход за все возможные пределы, творение чего-то совершенно нового. Это описание сингулярности очень похоже на описание человека – он и есть главная сингулярность, все люди и каждый человек. Будучи неисчерпаемым, он преодолеет и эту безумную, обратившуюся против него автоматизацию, которая вводит его в определяемые машиной пределы, а значит лишает его возможностей, лишает его сути. Но может быть он и есть существо без свободы воли, без этой способности желать или не желать, которую не признают за ним технократы?
Как на сломе любых времен, сегодня мы стоим перед выбором из крайностей, это время противоположностей. Хотелось бы представить это как битву добра со злом, столкновение осмысления и неосмысленности, сознания и возлезнания, ответственности и передачи решений машине, стремления к полноте и довольства пустотой, иными словами, битву человека разумного с человеком взломанным. Но не всё просто в этой битве, все мы немного да взломаны, даже те, кто не пользуется мобильным телефоном и живет на фермерских продуктах. Роевому сознанию противостоит не герой Муция Сцеволы, а индивидуальность, изверившаяся душа, запущенная и давно заросшая чертополохом, уставшая быть атомом, стремящаяся пусть даже в виртуальный коллектив фейсбучной группы, созданной, чтобы противостоять роевому сознанию. Люди, атомизированные мегаполисом, легко передают ответственность Левиафану, потому что в месте, где всё переплетено со всем, ты не будешь нести ответственности за всё и всех. Битва идет в каждой душе, выбор делается каждую секунду, и образы, созданные для вожделения, отключают сознание и волю, но чем ниже падает человек, тем порой резче он способен подняться. Эта странная война, о которой Хайдеггер писал смутно, но уверенно: «Готовится исторический момент, в котором крайние противоположности противостоят высшему решению».
В чем заключается высшее решение? Грядущая битва определит, обладает ли человек разумной в самом деле свободой воли. Если не обладает – человечество просто перестанет существовать. Не в один момент. Сначала всё омертвеет морально, и только наказание или поощрение, кнут или пряник будет определять поведение толп подопытных свиней и людей Илона Маска, слившихся в единое стадо.
Каждая из противоположностей будет противостоять решению. Каждая по-своему. Это и есть гигантский эксперимент, возможно, последний эксперимент, который человек ставит сам на себе. От этого решения не увернуться, оно покажет истинную сущность человека. Или он свободен, богоподобен именно в смысле обладания настоящей свободой – или он действительно состоит из телесных и ментальных, сводимых к телесным, желаний, – и тогда он проиграл, и ему суждено присоединиться к миллионам видов, отброшенных безжалостной эволюцией.
Боги, писал Хайдеггер, движутся к человеку издалека по длинному мосту. Человек должен пройти по этому мосту свою часть пути, это никто за него не сделает. Основатели, «закладывающие начало», должны даже превосходить богов, или ангелов в христианской интерпретации, ибо этим последним при всех удачах, дающихся им без труда, отказано в бездне. Отказано в бездне – значит, отказано в полноте Бытия. Лишь те, кто хорошо знакомы с бездной, но сумели преодолеть её, способны быть основателями. Если бы человек внезапно стал богом, он бы утратил возможность выбора и не мог бы быть основателем, чтобы пройти навстречу богам по лезвию бритвы, или по длинному мосту.
Именно поэтому сильных мира подталкивают к желанию «стать как боги» – приобретя цифровое бессмертие, они навсегда потеряют свободу. Не об этом ли написан «Фауст»?
Принять решающее решение человек может постольку, поскольку сохраняет возможность выбора. Человеческая сингулярность и будет следствием такого выбора.
Вы можете поддержать автора книги:
bc1qkqq7mf0u6eztq5y07tuldkxl2uel67cuhascqh
_______________________
Наш проект можно поддержать.
