Греки – нетипичная нация для Европы. Не только потому, что они православные. Но и потому, что греки строили Парфенон, создавали философию, отражали нашествие персидских царей и вообще имели историю в то время, когда ни англичан, ни французов, ни немцев еще не было и в помине. Историческая память всегда была важной частью греческого самосознания, а в трудное время османского владычества, когда греки утратили собственную государственность (1453-1821), она помогала сохранить национальную идентичность. Все это время греки, которым не всегда плохо жилось под властью султана, мечтали о возрождении своего государства. Эта мечта нашла выражение в народных стихах и песнях, появился даже особый литературный жанр – пророчества о грядущем возрождении Византии.
Но представления о том, каким должно быть это возрождение, были различны в разное время и в разных слоях общества. Долгое время как греческий народ, так и элита мечтали о возрождении Византии в прежнем виде, то есть как христианского православного царства. Этническая принадлежность населения значения не имела: во Христе нет ни Эллина, ни Иудея. Она не имела значения и тогда, когда грекам пришлось жить в составе Османской империи: полноправными гражданами страны были только мусульмане; все, кто исповедовал другую веру, были поражены в правах и обложены б?льшими налогами. Так что повода обратить внимание на межэтнические различия просто не было. Поэтому греки представляли себе возрожденную Византию как многонациональную империю, фундаментом и цементирующим принципом которой мыслилось Православие.
Народное творчество дает ответ на вопрос, каким путем можно было такую империю возродить. Собственных сил для освобождения от турок у греков не было, приходилось рассчитывать на помощь тех государств, которые часто воевали с султаном: сначала это была Венеция, затем Австрия, наконец, Россия. Согласно народным представлениям, с севера придет белокурый народ во главе с могущественным царем и освободит греков. Надежда на Россию особенно возросла в XVIII веке, когда наша страна провела четыре успешные войны против турок. В следующем столетии мечта освободиться с помощью европейцев стала сбываться: в 1830 году при помощи России, Англии и Франции в результате освободительного восстания греков и еще одной русско-турецкой войны было создано Греческое королевство, занимавшее лишь четверть территории современной Греции. На протяжении последующих ста лет оно приобретало новые земли с согласия и при помощи все тех же европейских держав. К концу Первой мировой войны появилась реальная возможность вернуть Константинополь, всегда бывший для греков особенным, почти что священным Городом. Как Рим для древних римлян, это был единственный Город с большой буквы.
Казалось, многовековые чаяния греков о возрождении христианского царства на Босфоре начали сбываться. Но это было не совсем так. С первого дня своего существования Греческое королевство было не империей, а национальным государством (хотя в нем и имелись этнические меньшинства). К началу XIX века, особенно после Французской революции, именно такое представление о своем государстве становится все более популярным среди греческой элиты. Последующие территориальные приращения не изменили характера греческого государства: оно продолжало оставаться национальным. В основном – по причине быстрого развития национального самосознания у многих балканских народов в XIX в. Сербы, болгары, румыны, албанцы и даже турки стали приходить к мысли о необходимости создания (или воссоздания) своего национального государства. Идея империи становилась все менее популярной.
Но это не значит, что идея империи была похоронена. Греки всегда считали исторически своими не только те территории, которые входят сейчас в состав греческого государства. Балканы, Ближний Восток, Причерноморье, Северная Африка и даже Южная Италия – все это была греческая ойкумена, в античности покрытая сетью греческих полисов и позже ставшая частью Византии. Несмотря на масштабные миграции населения эпохи средневековья, во всех этих регионах сохранился какой-то процент греческого населения. Конечно, длившиеся веками процессы ассимиляции давали о себе знать. Но в греческой среде они протекали довольно медленно. Церковь и язык поддерживали самосознание греков, тормозил ассимиляцию и распространенный запрет на смешанные браки с мусульманами. В экономически благоприятные времена число местных греков пополнялось диаспорой, которую обыкновенно составляли наиболее экономически и социально активные люди. Согласно народным представлениям, возрожденная Византия должна была объять все населенные греками регионы. Другие проживавшие там народы предполагалось включить в империю, если они православные. В этой империи не находилось места только для мусульман, их предполагалось изгнать до самой Красной яблони – мифического места, находящегося за пределами греческой ойкумены, а может и в самой Мекке.
Долгое время, даже в ХХ в., носителем такого представления о греческом государстве было духовенство. Под управлением греков находились все четыре Восточных патриархата – Константинопольский, Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский. В османское время сербская и болгарская Церкви лишились самостоятельности, а их епархии перешли под управление Константинопольского патриарха, который у греков традиционно назывался Вселенским. Независимость Иерусалимского, Антиохийского и Александрийского патриархов часто была номинальной: они долгое время избирались в Константинополе, там же они и жили. Константинопольский патриарх вмешивался во внутренние дела этих Церквей, выступал арбитром в спорах между ними. До XIX в. Церковь в мусульманском государстве была единственным легитимным социально-политическим институтом, дозволенном христианам. На протяжении столетий в нем была сосредоточена вся их общественная жизнь. Константинопольский патриарх получил от султана некоторые привилегии и полномочия гражданской власти. Поскольку бразды правления Церковью были целиком в руках греков, можно сказать, что внутри Османской империи греки имели свою церковную империю.
Именно из церковной среды вышли пророчества о том, что последний византийский император Константин XI Палеолог, который не погиб во время битвы за Константинополь в 1453 г., но был обращен в мрамор, будет разбужен ангелом, прогонит мусульман и торжественно войдет в свою столицу через Золотые ворота – через них возвращались домой византийские императоры из победоносных военных походов (турки на всякий случай эти ворота замуровали). Согласно пророчествам, иноверное иго должно было продлиться четыреста лет. Поэтому успешное для России начало Крымской войны в 1853 г. вызвало воодушевление в греческом мире.
Большое значение придавалось имени «Константин»: оно рассматривалось как претензия на престол византийских императоров. Наречение этим именем внука российской императрицы Екатерины II было воспринято как верное доказательство стремления русских захватить Константинополь и основать в нем вассальное государство. Это же имя получил первый наследный принц Греческого королевства. Когда он вступил на престол в 1913 г. под именем Константина I, пропаганда называла его Константином XII, то есть новым византийским императором. Успехи Константина как полководца в годы Балканских войн, позволившие грекам удвоить территорию своего государства, способствовали росту популярности такого имиджа.
И все же, часть греческой элиты давно заметила, что идея воссоздания своего государства вооруженным путем имеет большие недостатки. Собственных сил на продуктивную борьбу против султана не хватало, а помощь других государств была небескорыстной. Отвоеванное у турок они не всегда отдавали грекам, но часто забирали себе. Развитие национального самосознания народов Османской империи представляло собой новую опасность для греческой имперской идеи. Они предполагали строить свои национальные государства на тех территориях, которые греки считали частью своей ойкумены и церковной империи. Все это грозило полностью похоронить идею возрождения Византии, как оно, в конечном счете, и случилось.
Поэтому в среде греческой элиты, проживавшей преимущественно в Константинополе, довольно рано появилась мысль воссоздать империю мирным путем, преобразовав Османскую империю изнутри. Это требовало больше времени, но зато было не так рискованно. Действительно, границы Османской империи во многом повторяли очертания Византии, то есть все той же греческой ойкумены, поддерживаемой Церковью. Греческий язык первое время использовался османами для ведения дипломатической переписки. Дело за малым – империя должна была вновь стать христианской.
В первые годы после падения Константинополя пережившая катастрофу византийская знать и церковные иерархи питали надежду обратить в христианство султана Мехмеда Завоевателя: его мать была христианкой и внушила ему некоторое уважение к этой вере. За султаном последовало бы обращение элиты, а затем и всего народа. Но этот расчет не оправдался: в османской среде христианство ассоциировалось с дряхлой и слабой Византией, возвращаться к которой она не хотела. К тому же Бог гяуров не защитил их от натиска ислама.
Затем, когда стало ясно, что обратить османскую элиту в христианство не удастся, стали рассматриваться другие средства преобразования империи. Первое – это установление контроля над государственной бюрократией и системой государственного управления. Здесь удалось достичь значимых успехов. Несмотря на то, что до середины XIX в. христиане формально не могли быть допущены на государственную службу, уже в XVII в. Блистательная Порта стала нуждаться в их услугах: в османских учебных заведениях учили только восточные языки и для ведения переговоров с европейскими государствами были наняты переводчики-греки. Постепенно грекам удалось занять важные посты в системе государственного управления, например, пост министра иностранных дел по европейскому направлению. Предоставление христианам равных с мусульманами прав во второй половине XIX в. ускорил процесс интеграции христиан в правящую элиту империи: в начале ХХ в. в османском правительстве было три министра-христианина.
Второе средство – установление финансово-экономической гегемонии. В условиях, когда мусульмане занимались преимущественно сельским хозяйством и войной, торговлю, а впоследствии и банковское дело, взяли в свои руки христиане и евреи. Особенно быстрыми темпами эта сфера развивалась в XVIII-XIX вв., в результате росла численность и благосостояние греческого городского населения. По воспоминаниям современников, в начале ХХ в. в городе Смирна можно было жить, вовсе не зная турецкого языка, но нельзя было жить без греческого.
Наконец, предоставление равных прав христианам позволило грекам создавать свои общественные организации. Помимо культурно-просветительских обществ, в Османской империи стали создаваться греческие политические организации, издаваться газеты и журналы. В начале ХХ в. в Константинополе была создана полулегальная организация, нацеленная на консолидацию усилий по преобразованию империи изнутри. Помимо легальной политической деятельности, она занималась созданием подпольных вооруженных отрядов для борьбы со своими противниками. Но, несмотря на некоторые успехи на этом пути, идея эллинизации и христианизации империи изнутри продолжала оставаться достоянием той части греческой элиты, которая была еще под властью султана. В народе, а также в среде политической элиты Греции преобладало представление о реанимации Византии вооруженным путем. Правда, к началу ХХ в. возрожденную Византию все больше греков представляли не как империю, а как национальное греческое государство.
Первая мировая война, распад Османской империи, поражение греков в войне с кемалистской Турцией в 1922 г. сделали окончательно невозможными оба пути возрождения Византии – путь вооруженного освобождения и путь внутреннего преобразования. Греческая национальная идея переживала глубокий кризис. Постепенно из него был найден выход. От территориальных претензий и идеи создания государства-империи пришлось отказаться. Осталась только идея цивилизационного единства греческой ойкумены. Именно в этом направлении стала развиваться идея Великой Греции, начиная с 1930-х гг.
