Суть и границы немецких «новых правых»

Статья первая

* * *

Во избежание одностороннего взгляда на проблему, дадим также слово самим современным «новым правым», что очень редко можно встретить в немецкой историографии, и обратимся к небольшой брошюре, выпущенной IfS еще в 2008 г., «Новые правые – суть и границы одного понятия». Там в полемике с устоявшимся историографическим представлением предлагается свое понимание причин возникновения, процесса развития и идейного содержания исследуемого нами течения политической мысли. Как отмечают авторы брошюры, явная незаинтересованность в дифференциации, прослеживаемая в большинстве академических работ, является не столько свидетельством отсутствия исследовательской проницательности, сколько наличием осознанной и политически обусловленной агитационной задачи [10, S. 5]. Эрик Ленерт (научный руководитель IfS) подчеркивает, что наименование «новые правые» является сегодня стигматизирующим и активно используется политическими оппонентами и Службой по защите конституции с целью их публичной дискредитации [2].

Итак, всего в брошюре выделяется четыре типа  интерпретаций немецкой историографией феномена «новых правых» [10, S. 30–31]. Первой приводится т.н. «теория идентичности» (нем. Identitätstheorie), согласно которой никаких «новых правых» как отдельного феномена вовсе не существует, а то, что принято так именовать, является лишь переформулировкой занимаемых «старыми» или просто «правыми» экстремистских позиций. Следствием такой интерпретации становится полное стирание любых отличительных черт всего, что вообще можно назвать «правым» – «от скинхедов до буржуазного фельетона». Подобная позиция свойственна, прежде всего, представителям т.н. «антифа»-литературы.

Вторая интерпретация – «теория агента» (нем. Agententheorie) – не имеет, по мнению составителей документа, принципиальных отличий от первой. В качестве примера представителей этого взгляда называются подходы Гассенхартера и Пфаль-Траугбера, которые исходят из мысли о существовании некого тайного плана правой интеллигенции, стремящейся использовать для достижения своих целей всю широту правого спектра – от уличного экстремизма до этаблированного парламентского консерватизма.

Следующим подходом, который признается настолько же несостоятельным, как и первые два, называется «теория преемственности» (нем. Kontinuitätstheorie), редуцирующая «новых правых» либо до реактуализации политического дискурса «консервативной революции», либо же до инкарнации французских «новых правых» (фр. Nouvelle Droite) на немецкий манер, с которыми у них в действительности различий больше, чем сходств. Так как представители «консервативной революции» в большинстве своем декларировали радикальный разрыв со старым консерватизмом и «старыми правыми», «теория преемственности» имеет принципиальное отличие от «теории идентичности» – последняя не противопоставляет старой консервативной традиции и «консервативную революцию».

Четвертая же историографическая версия – «теория плюрализма» (нем. Pluralitätstheorie) – считается наиболее соответствующей действительности, пусть и не лишенной изъянов. Она так или иначе основывается на границах понятия, установленных еще на рубеже 1980–1990-х гг. исследователями У. Бакесом и Э. Йессе [9], которые определяют «новых правых» как интеллектуальные круги, модернизирующие фундаментальные установки «старых» [10, S. 31]. Взгляд Бакеса–Йессе признается по сути своей удачным, т.к. позволяет описывать историю развития правой политической мысли как процесс постоянного обновления старых позиций новыми с сохранением установок, признаваемых принципиальными. Это, в свою очередь, является серьезным контраргументом нередко встречавшемуся в 1990-е гг. мнению, согласно которому правых в строгом смысле слова не существует, а есть лишь множество более или менее независимых условно и ситуативно правых политических течений [9].

Отдельного внимания не без язвительной критики удостаивается определение «новых правых» чиновниками из Службы по защите конституции, которое зачастую берут за терминологическую основу академические исследователи. Это определение по своему содержанию имеет большие сходства с «теорией идентичности» и «теорией агентов» и состоит из пяти якобы характерных для «новых правых» черт: претензия на интеллектуальность, обращение к антидемократическим теоретикам эпохи Веймарской республики (т.е. к «консервативной революции»), попытка влияния на общественный дискурс и переопределения содержания понятий (борьба за т.н. «культурную гегемонию» в духе теории итальянского коммунистического теоретика Антонио Грамши), стремление размывания границ между правоэкстремистскими и право-демократическими политическими силами, а также неформальная структура, выраженная в дискуссионных клубах и публицистических центрах [10, S. 32].

Авторы брошюры справедливо отмечают, что три из пяти пунктов – претензия на интеллектуальность, попытка влияния на общественный дискурс и неформальная структура – вовсе не являются сколько-нибудь отличительной чертой «новых правых», а характерны для представителей любой активной политической тенденции. Отметим, что борьба за дискурс законными и ненасильственными методами со стороны разных политических сил и является, собственно говоря, фундаментом публичной политики в современном либерально-демократическом обществе. В брошюре также оспаривается и столь расхожий и уже укоренившийся тезис о политической мысли «консервативной революции» как ориентире: «Не существует никакой преемственности между “консервативной революцией” и “новыми правыми” <…>. Если определенная рецепция была и есть, то она является лишь выборочной» [10, S. 33].

Помимо этого, в тексте отмечается со ссылкой на одну из ранних статей К. Вайссманна [30], что политическая деятельность любой организации может приобретать как открыто-наступательный характер, так и характер «политической мимикрии», ввиду чего упреки в попытках «размывания границ» подобным образом также несостоятельны [10, S. 33–34].

Суммируя все сказанное в главе, посвященной непосредственно историографически принятым дефинициям «новых правых», отмечается, что данный термин умышленно используется в искаженном виде для доказательства якобы антиконституционного характера этих организаций и осуществления по отношению к ним цензуры, посредством чего создается унифицированный образ грозного врага, без которого не может существовать ни одна политическая общность и которого необходимо всеми средствами побороть или хотя бы изолировать от реального политического влияния [10, S. 36].

Не меньший интерес представляет вопрос о том, в каком соотношении находятся термины «консерватизм» и «новые правые» в немецкой историографии и как на этот вопрос отвечают сами современные «новые правые». Историографически доминирует позиция разграничения этих двух политических течений. Как было показано выше, основные дискуссии ведутся вокруг того, как именно обозначить это разделение и в какой мере «новые правые» отличны от консервативного дискурса. Вместе с тем, тот же Пфаль-Траугбер в небольшом отступлении, посвященном консерватизму, который он трактует в мангеймовском духе [1, c. 7–12], пишет, что «новых правых», как и «консервативную революцию», в целом можно понимать как «экстремистские консервативные течения», которые в сегодняшнем контексте и понятиях, однако, должны быть определены как правоэкстремистские. В заключительной части той же работы исследователь заявляет, что «новые правые», как и «консервативная революция», принадлежат к «большой теории консерватизма», которая может, как и социализм, приобретать либо демократическую, либо экстремистскую ориентацию.

Для двух вышеназванных течений было бы справедливо, по мнению политолога, последнее утверждение [22, S. 19–20, 232]. Хуфер в своем исследовании, напротив, склонен ситуативно сближать «новых правых» и консерватизм. Основные линии мировоззренческого родства ведут к теоретическому обновлению консерватизма Г.-К. Кальтенбруннером в 1970-е гг., а современное положение вещей позволяет определить «новых правых» как промежуточное звено между традиционным консерватизмом и «агрессивным правоэкстремизмом» с плавающими границами [12, S. 12–15, 130].

Редкая отсылка к трудам Кальтенбруннера в рассуждениях о соотношении «новых правых» и консерватизма имеет, по нашему мнению, ключевое значение. Австро-немецкий теоретик категорически настаивал во всех своих работах именно на термине «консерватизм» и не использовал понятие «новые правые» [3; 14]. Даже А. Молер, который, как считается, наоборот, предпочитал использовать второе наименование, дабы как-то более зримо отграничиться от либерально-буржуазного консерватизма своего времени, до определенного времени обращался к термину «консерватизм», понимая его в схожем с Кальтенбруннером ключе [18, S. 70–71]. Современные «новые правые» также относят Молера к этой политической традиции, делая акцент на его «особом положении» среди консерваторов (нем. Sonderstellung unter den Konservativen) [26, S. 149].

В теоретической брошюре «Ключевые понятия», выпущенной IfS, указывается на множественность возможных значений термина «консерватизм» [25, S. 88–89]. Распространенное утверждение о консерватизме как о реакции на Французскую революцию признается вовсе не бесспорным.

Помимо него выделяются еще пять возможных интерпретаций.

Во-первых, консерватизм как определенная психо-антропологическая расположенность человека, укрепляющаяся по мере взросления (трактовка, опять же, в духе одного из маннгеймовских определений [1, c. 9]).

Другой взгляд признает консервативным то, что защищает порядок как таковой – вне зависимости от его содержания, однако тогда носителем консервативного мировоззрения могут «неожиданно стать и коммунисты» [25, S. 88]. Близким к последнему является представление о консерватизме как о мировоззрении представителей правящего класса или группы, которые из личных властных соображений заинтересованы в сохранении status quo.

Четвертым типом консервативной позиции называется конкретное и исторически обусловленное проявление консерватизма в рамках христианско-европейской традиции. Оно заключено в защите старого христианского сообщества (Verteidigung der alten societas christiana) перед вызовами времени и угрозами эрозии устоявшихся форм. Эта позиция претерпела ряд исторических метаморфоз, «пока с упадком поддерживающих его групп – прежде всего дворянства – от него не остались лишь ничего не значащие остатки» [25, S. 89].

Последняя и наиболее близкая авторам брошюры интерпретация консерватизма понимает его как течение Модерна, прошедшее наряду со всеми остальными различные стадии развития и оторвавшееся со временем от изначально сильной привязки к корпоративным и религиозным основам, разработав на смену им новую консервативную парадигму (тут вслед за Кальтенбруннером [14, c. 44–47] современные «новые правые» в качестве ее основы называют философскую антропологию).

Подобная интерпретация, пусть и допускает определенную идейную преемственность (например, отклонение эгалитаризма и различного рода социальных утопий, признание важности институтов и исторической укорененности бытия человека), однако отличается в методе и содержании своей аргументации. Суть ее заключается в преодолении опыта гражданских религий XIX–XX вв. и в обращении к более традиционному, соотнесенному при этом с современными реалиями: «[“Новые правые”], не впечатленные историческими изменениями, придерживаются мнения, что не позднее великого “разочарования в ожиданиях” (Erwartungsenttäuschung – термин немецкого философа и историка Г. Люббе) в конце XIX столетия с обещаниями Просвещения, а, вместе с ними и с обещаниями социализма и либерализма, должно быть покончено, и они должны уступить место для другого – одинаково древнего и современного – более реалистичного взгляда на вещи» [25, S. 89].

Таким образом, современные немецкие «новые правые» недвусмысленно склонны отождествлять себя с определенным типом консерватизма, а вовсе не избегают этого понятия и, тем более, не противопоставляют себя ему.

В другом документе крыло «новых правых» вокруг  IfS прямо называется термином volkskonservative, явно отсылающим к консервативному самоопределению [10, S. 30]. Эрик Ленерт в ходе нашей беседы отдельно объяснил свой взгляд на соотношение понятий «консерватизм» и «новые правые». По его мнению, проблема консерватизма как понятия в послевоенные годы была сформулирована еще Эрнстом Юнгером в его знаменитом эссе «Ривароль»[1], где немецкий философ продемонстрировал амбивалентность использования термина «консерватизм», т.к., с одной стороны, его проблематичность проистекает из крайней неопределенности границ, а с другой – от него невозможно отказаться за неимением какого-либо лучшего обозначения. «Перед этой проблемой все так же стоим и мы, когда задаемся вопросом [соотношения] “консервативного” и “новых правых”», – резюмировал Ленерт [2].

Термин «новые правые» служит еще и для того, чтобы подчеркнуть отсутствие какой-либо преемственности со «старыми»: «сегодня трон и алтарь больше не могут иметь никакого [политического] значения». В целях конкретизации Ленерт предпочитает при использовании этого понятия в отношении современных немецких «новых правых» употреблять словосочетания «право-» или «национал-консервативный» [2].

Столкнувшись с этими терминологическими трудностями, Молер в условиях публичной активности предпочел обратиться к другому самообозначению, т.к. именуемые консервативными политические партии ФРГ в 1950–1960-е гг. были основой либерально-капиталистической демократии, которая его категорически не устраивала. Помимо желания отгородиться от этаблированного консерватизма, швейцарский публицист использовал термин «новые правые» с целью отмежевания и даже противопоставления национал-социализму, который в свое время также риторически противопоставлял себя «старым правым».

На отдаление от термина «консерватизм» в случае Молера повлияло и его критическое отношение к христианству [2], и тогдашняя политическая конъюнктура – после падения с политического Олимпа своего кумира Шарля де Голля, Молер перенес внимание на «Национальный фронт» Жан-Мари Ле Пена, предлагая более националистический вариант дальнейшего развития движения [29, S. 62–63]. В начале 1970-х гг. прекратились и попытки взаимодействия с лидером Христианско-социального союза (ХСС) Францем-Йозефом Штраусом, на которого Молер возлагал ранее большие надежды. «Новые правые» перешли к активной критике политики ХДС/ХСС, когда партии приняли либерально-демократический вариант консерватизма и заблокировали все потенциальные варианты его трансформации [6, c. 201]. Именно тогда Молер окончательно предпочел термин «правые»: «Слово “консервативный” для меня слишком рыхло и размыто, когда я представляю себе правого, это значит, что у меня ничего не ассоциируется с либерализмом, и я считаю его настоящим врагом» [цит. по: 6, c. 202], оставаясь при этом в поле консервативных дискуссий и лишь усиливая радикальный акцент для выделения из, по его же характеристике, «ночи, в которой все кошки серы» (в те же 1970-е годы Молер обозначался как в СМИ, так и современниками – например, левым историком М. Грайффенхагеном – как радикальный представитель консервативного лагеря).

Радикализовавшись в конце 1980-х годов и вместе с тем отойдя от активной деятельности, Молер в интервью 1989 г. заявил: «Мне не нравится слово “консервативный”. Мне куда ближе “правый”. <…> Все хотят что-то законсервировать. Правые же не могут вообще ничего консервировать. Потому что все, что сейчас есть, не особенно радует. Речь идет о создании, воссоздании условий, которые стоит сохранить, как сказал А. Мёллер ван ден Брук. А то, что есть сейчас, действительно не стоит сохранения» [17, S. 84–85].

Отметим при этом, что другой фундаментальный для современных немецких «новых правых» автор – Герд-Клаус Кальтенбруннер, который также занял весьма критичную позицию по отношению к современному ему этаблированному консерватизму, все-таки предпочел остаться при старом понятии, интенсифицировав работу с его определением и содержанием, возможностями адаптации для политического использования и создав своим трудом обновленный консервативный канон. Вместе с тем он подчеркивал, что его проект «реконструкции консерватизма» может расцениваться как одна из форм «новых правых». Заданный Г.-К. Кальтенбруннером импульс переосмысления консерватизма и тот формат, в котором оно проводилось, определили рамки для современных «новых правых» из интеллектуального центра IfS и направление всех последующих интенций, а также создали теоретическую основу одного из видов современного немецкого консерватизма.

 

Библиографический список

1. Григоров Е.В. Консерватизм в социально-философской интерпретации К. Мангейма: истоки проблем дефиниции // Философия права. 2016. № 1 (74). С. 7–12
2. Die Vielfalt rechten Denkens – Erik Lehnert im Gespräch mit Filipp Fomitschow (in drei Teilen). URL: https://sezession.de/67809/die-ganze-vielfalt-rechten-denkens
3. Ким Ф.С. «Просвещенный консерватизм» Г.-К. Кальтенбруннера. М., 2010
4. Пфаль-Траугбер А. Новые правые во Франции и Германии / Пер. А. Игнатьева // Четвертая Политическая Теория: Материалы семинаров и конференций по политологии и политике в современном мире. Вып. 2 / Под ред. А.Г. Дугина; Ред.-сост. Н. Сперанская, А. Сидоренко. М., 2011. С. 202–216
5. Шмитт К. Понятие политического / Пер. с нем. под ред. А.Ф. Филиппова. СПб., 2016
6. Штебер М. «1968» как год консерваторов, или Разделение мнений. Либеральный консерватизм и «новые правые» // Исторические исследования. № 5. C. 194–207
7. Юнгер Э. Ривароль / Пер. с нем. Д. Кузицына. СПб., 2000
8. Backes U., Jesse E. Politischer Extremismus in der Bundesrepublik. Berlin, 1993.
9. Breuer S. Ideologische Familien der deutschen Rechten. Kursbuch. No. 134. S. 66–78.
10. Die “Neue Rechte”. Sinn und Grenze eines Begriffs. Hrsg. von Institut für Staatspolitik. Zweite Auflage, Schnellroda, 2008.
11. Finkbeiner F. Nationale Hoffnung und konservative Enttäuschung. Göttingen, 2020.
12. Hufer K.-P. Neue Rechte, altes Denken: Ideologie, Kernbegriffe und Vordenker. Basel, 2018.
13. Jaschke H.-G., Schönekäs K. Neue Rechte Rechte und Rechtsextremismus in Europa. Bundesrepublik, Frankreich, Großbritannien. Opladen, 1990.
14. Kaltenbrunner G.-K. Der schwierige Konservatismus. Definition, Theorien, Porträts. Berlin, 1975. // Кальтенбруннер Г.-К. Трудный консерватизм. Определения, теории, портреты / Пер. с нем. А.М. Иванова. М., 2020.
15. Kellershohn H. Das Institut für Staatspolitik und das jungkonservative Hegemonieprojekt. Strategien der extremen Rechten. Hrsg. von S. Braun, A. Geisler, M. Gerster. URL: https://studlib.de/460/politik/institut_staatspolitik_ jungkonservative_hegemonieprojekt#540
16. Kistenmacher O. Ausgesprochen unausgesprochen. Latenter Antisemitismus und Erinnerungsabwehr innerhalb der Neuen Rechten. F. Kaufmann, L. Sierts. Hamburg, 2021.
17. Mohler A. Das Gespräch. Über Linke, Rechte und Langweiler. Dresden, 2001.
18. Mohler A. Was heißt schon “reaktionär”? Was ist reaktionär? Zur Dialektik von Fortschritt und Rückschritt. INITIATIVE № 14. G.-K. Kaltenbrunner. Freiburg im Breisgau, 1976. S. 68–72.
19. Pfahl-Traughber A. Der Extremismus der Neuen Rechten. Eine Analyse zu Diskursthemen und Positionen. Wiesbaden, 2019.
20. Pfahl-Traughber A. Die “Neue Rechte” in Frankreich und Deutschland: Zur Entwicklung einer rechtsextremistischen Intellektuellenszene. URL: https:// web.archive.org/web/20091211072619/http://www.polwiss.fu-berlin.de/fsi/ bernie/rrtraughber.htm
21. Pfahl-Traughber A. Die AfD und der Rechtsextremismus. Eine Analyse aus politikwissenschaftlicher Perspektive. Wiesbaden, 2019.
22. Pfahl-Traughber A. Konservative Revolution und Neue Rechte. Rechtsextremistische Intellektuelle gegen den demokratischen Verfassungsstaat. Opladen, 1998.
23. Pfahl-Traughber A. Rechtsextremismus in Deutschland. Eine kritische Bestandsaufnahme. Wiesbaden, 2019.
24. Pfeiffer T. Die Neue Rechte in Deutschland. Wiesbaden, 2004.
25. Staatspolitisches Handbuch № 1: Leitbegriffe. Hrsg. E. Lehnert, K. Weißmann. Zweite Auflage. Schnellroda, 2018.
26. Staatspolitisches Handbuch № 3: Vordenker. Hrsg. E. Lehnert, K. Weißmann. Zweite Auflage. Schnellroda, 2017.
27. Stöss R. Rechtsextremismus im vereinten Deutschland. Berlin, 2000.
28. Weiß V. Deutschlands Neue Rechte: Angriff der Eliten – von Spengler bis Sarrazin. Paderborn, 2011.
29. Weiß V. Die autoritäre Revolte. Die Neue Rechte und der Untergang des Abendlandes. Stuttgart, 2018.
30. Weißmann K. Neokonservatismus in der Bundesrepublik? Criticón. 1986.

№ 96. S. 176–179.

[1]«Выражение “консерватор” не принадлежит к числу удачных словообразований. Оно соотносит человеческие характеры со временем и ограничивает волю человека стремлением удержать отживающие формы и состояния. Но тот, кто еще хочет что-либо сохранить, сегодня заведомо слабейший. А потому мы поступим правильно, если попытаемся вырвать это слово из рамок традиции. Речь идет скорее о стремлении найти или вернуть то, что всегда лежало и будет лежать в основе всякого жизнеспособного порядка. Но такая основа есть нечто, лежащее вне времени, к чему нельзя прийти, ни отступая назад, ни продвигаясь вперед. Все общественные движения лишь вьются вокруг нее. Меняются только их названия и используемые средства» [7, c. 145–146].