Один интернет-писатель высказал однажды очень любопытную мысль: монархия в странах Европы сохранилась только там, где присутствует этническое многообразие, даже лоскутность, то есть нет единой нации – в культурном смысле. Напротив, национальные и культурно-однородные государства Европы – республики. Исходя из этого, он посмеялся над российскими монархистами-националистами, которые с одной стороны выступают за русское национальное государство, а с другой – восславляют монархию Романовых (хотя здесь они – лишь бледные эпигоны Шарля Морраса из «Аксьон Фрасез», который тоже пытался совместить роялизм и французский национализм, правда, в отличие от них, Моррас мечтал о федеративном устройстве Франции, о ее децентрализации и даже о широких правах провинций, «малых», коренных народов Франции и их языков).
Думаю, интернет-писатель, про которого я сказал в начале, ухватил очень важную истину. Факты, действительно, соответствуют его замечанию. Самая знаменитая монархия современного Запада – Соединённое королевство Великобритании и Северной Ирландии (которое в России наивно называют Англией, что самих граждан UK, особенно, ирландцев, приводит в бешенство). В Великобритании живет несколько коренных народов (англичане, ирландцы, шотландцы, уэлльсцы и т.д.), а также множество выходцев из бывших азиатских и африканских колоний, для которых Королевство – также давно уже Родина, а часто и страна, где они родились (в UK есть старинная община «чернокожих британцев», которые живут на Альбионе с XVIII века).
Государственными языками там являются не только британский английский, но и валлийский, гэльский, скотс, корнский, ирландский. Формально английская королева возглавляет и Британское содружество наций (постимперское образование, своего рода «британский СНГ»), куда входят Канада, Австралия, Индия, Пакистан, Нигерия, Руанда, Камерун и т.д. (в 16 из них, как, например, в Австралии Новой Зеландии и Барбадосе, королева Великобритании остается официальной правительницей, другие являются республиками и признают королеву символически).
Очевидно, никакой однородной единой великобританской англоязычной нации не существует. Шотландец и англичанин могут за границей назвать себя британцами, но это как для татарина и русского отрекомендоваться россиянами.
То же самое касается и Испании. Государство здесь состоит из автономных сообществ (мы бы сказали – автономных «республик») и это не случайно, ведь наряду с испанцами здесь жили и живут католонцы, баски, галисийцы. Наряду с испанским (кастильским) в Испании есть еще 3 официальных языка. Правительствам автономных сообществ (например, Женералитету Каталонии) делегирована часть функций центрального правительства.
Бельгия – еще одна монархия в Европе, и она также культурно неоднородна и включает в себя Фламандский регион и Нидерландское сообщество.
То же касается и Нидерландов, где живут две коренные этнические группы – нидерландцы и фризы. Есть еще и заморские территории – острова Бонэйр, Синт-Эстатиус и Саба в Карибском море.
Дания, как и Британия, называется Соединенным Королевством, потому что включает в себя Фарерские острова и Гренландию, пользующиеся определенной автономией. И Дания, как известно – монархия, как и Швеция, в которой автономий нет, но есть коренное финское нацменьшинство.
Кстати, и Дания, и Швеция активно принимают в свои общества иммигрантов с востока и с юга словно в подтверждение тезиса о нормальности полиэтничности для монархий (думается и для арабов и африканцев гораздо понятнее и естественнее быть подданными короля, чем гражданами государства чуждой нации).
Пожалуй, в Европе есть лишь одно исключение такого рода, то есть многонациональная республика. Это – Швейцарская конфедерация с 4 этническими и языковыми сообществами. В принципе такой пестрый союз давно должен был развалиться (как развалилась послетитовская Югославия, устроенная схожим образом). Не произошло это, думаю, в силу концентрации в Швейцарии банковского капитала. Никому не выгоден развал страны, где хранятся «деньги мира».
Между монархическим устройством и политэтничностью есть, разумеется связь. В политэтнических, культурно неоднородных государствах нет единой нации, а значит невозможна полноценная реализация суверенитета нации, то есть республиканского «демократического правления» (в виде представительной, «буржуазной» демократии).
В многонациональном сообществе нужна фигура, которая символизировала бы собой единство государства, и это – король и королева, пусть даже и не правящие, а только номинально существующие. Кстати, испанская Конституция так и определяет роль короля – «арбитр и примиритель в повседневной деятельности государственных органов». Наличие монарха снимает вопрос о подчинении одного народа другому. Так, шотландцы в UK подчиняются не английскому государству, а королеве Елизавете Второй, которая имеет и титул «королевы Шотландии» (она – королева не только всего Соединенного Королевства, но и всех его частей по-отдельности). Более того, в Шотландии у нее даже немножко другой герб. Кстати, мать нынешней королевы – Елизавета Боуз-Лайон была дочерью шотландского дворянина, но это не единственная причина, чтобы именовать Елизавету Вторую английской королевой лишь в условном смысле, главная – это очевидные германские корни Саксен-Кобут-Готских, назвавших себя Виндзорами.
Эта связь между полиэтничностью и монархией, между прочим, объясняет, почему весь XIX век Франция металась между республикой и империей: вплоть до ХХ века якобинское насильственное «офранцуживание» коренных народов бывшего Королевства (таких как бретонцы, корсиканцы, провансальцы, эльзасцы и т.д.) еще не было закончено, и общество оставалось этнически неоднородным, что оставляло лазейку для монархии, пусть и в революционных, бонапартистских одеждах.
Это объясняет и неистребимую «монархичность» России, где при любых формациях возрождается квазимонархическая система политического управления.
Однако важно при этом отдавать себе отчет, что эта конструкция жизнеспособна, только если монарх или квазимонарх воплощает собой именно многонациональность (как Романовы, в жилах которых текла и русская, и немецкая, и английская кровь, или обрусевший грузин Сталин, которого грузины считали русским, а русские – грузином). Это необходимо по той же причине, по какой в международном научном сообществе употребляют не термины из живых национальных языков, а из древнегреческого и латыни.
Как только верховный правитель России пытается трансформировать страну в национальное государство (как это начали делать Романовы с Александра III и по крайней мере на словах пытается делать нынешний лидер, именующий себя «русским националистом в хорошем смысле слова»), конструкция становится неустойчивой и нестабильной.
***
К этому можно добавить и еще одно наблюдение, которое уже принадлежит автору этих строк: если западные республики – вполне буржуазны, то для современных монархий, как правило, свойственен своеобразный «рыночный», реформистский социализм. Это касается, прежде всего, монархий севера Европы, где королевская власть (правда, ограниченная парламентом) прекрасно сочетается с развитым социальным государством, предоставляющим своим гражданам услуги образования и здравоохранения практически бесплатно (его так и называют – «скандинавская модель социализма»).
Не будем забывать и о том, что монархическая Канада (где официальным властителем является британская королева, назначающая генерал-губернатора) считается в США тоже практически социалистическим государством и ее социальные программы – «путеводный маяк» для американских левых.
Исключение здесь – Великобритания, но она стала праветь после прихода к власти Маргарет Тэтчер. Победившие на выборах после войны лейбористы произвели национализацию и ряд социалистических преобразований и даже грозились трансформировать постимперское пространство в «Социалистическое Британское Содружество».
Если же говорить о квазимонархиях, то, конечно, первое что придет на ум – это советский режим и режимы советского типа в Восточной Европе и по всему миру. Из более современных примеров лучше всего подойдет Северная Корея, где, собственно, власть уже много десятилетий принадлежит квазимонархическому Дому Кимов, члены которого тем не менее именуются главами правящей в стране партии (что никого не обманывает, потому что почести им приносятся откровенно царские).
Сущностная связь между монархией и социализмом та же самая, что и в случае с полиэтническими обществами – социалистические общества гораздо менее однородны, чем буржуазные. Капитализм упраздняет сословия, перемешивает всех в «плавильных котлах» больших городов, уравнивает всех в правах и в культурных предпочтениях, в повседневных практиках, вплоть до развлечений. Даже если в капиталистическом обществе и существует пропасть между высшими и низшими классами (а в «государствах всеобщего благосостояния» ее нет, верхи и низы спаяны гораздо более широким, чем они средним классом), то эта пропасть финансовая, имущественная, но не культурная.
Миллионер-капиталист и его рабочий слушают одни и те же песенки на волнах одних и тех же радиостанций, они даже часы и шляпы могут носить похожие (только у миллионера это будет продукция той же фирмы, но «дорогой линейки»). Не то общества социализма. Система государственного распределения противоположна рынку еще и тем, что она не смешивает, а расслаивает общество, разделяет его на группы и закрепляет бытие этих групп. Это не просто группы, это – замкнутые культурные миры со своей субкультурой. Их представители не просто имеют разные ценности, они отличатся даже в быту, даже одеваются различно (вспомним знаменитые пыжиковые шапки, по которым в СССР сразу же узнавали партноменклатурщиков).
Этим самым социализм больше напоминает феодальное общество, чем предшествующий ему капитализм, что предсказывал русский философ-консерватор Константин Леонтьев. Он не дожил до революции 1917 года, но предвидел, что идеал коммунизма, воплощенный в реальность, приведет к появлению «новых весьма принудительных общественных групп, новых горизонтальных юридических расслоений, рабочих, весьма деспотических и внутри вовсе не эгалитарных республик». А другой религиозный философ Алексей Лосев, увидевший революцию и социалистическое общество воочию, объяснил это диалектически: социализм отрицает капитализм, а значит, является отрицанием отрицания феодализма и повторяет черты традиционного сословного, религиозного традиционного общества, но на другом уровне движения человечества к концу истории (который для самих социалистов видится как высший прогресс, а для христианина Лосева – как Апокалипсис).
***
Итак, у нас получается два вида единства: так сказать, монархическое и республиканское. В первом единство господствует над множественностью, а во втором – наоборот. Обществу неоднородному, сложному, состоящему из различных культурных элементов (будь то народы или сословные и псевдосословные служебные субкультуры) свойственно монархическое или квазимонархическое единство (как для высшего организма свойственно управление одним органом – мозгом).
С обществом однородным, национальным в обоих смыслах слова – и культурном, и политическом, все иначе. Оно похоже больше на колонию полипов или на планктон. Оно буржуазно во всех смыслах слова, включая культурологический, который значит – усредненное.
______
Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)
Реквизиты банковской карты:
— счет 40817810540012455516
— БИК 044525225
Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com
Яндекс-кошелек — 410015350990956
