О религиозной мессианской сути современного польского консерватизма
Русская idea продолжает серию очерков ныне живущих консервативных политиков. В конце 2017 года мы рассказали об Игоре Сечине и Егоре Лигачеве, новый, 2018 год, мы начинаем с портрета, наверное, самого консервативного политического лидера Европы – главы польской партии «Право и Справедливость» Ярослава Качиньского. Почему, тем не менее, главный поборник воинствующего христианства в Европе является убежденным врагом России, и не выдает ли сама эта вражда всю тщетность усилий отечественных консерваторов найти близких себе по духу политиков на современном Западе? Не является ли противостояние консервативной России и консервативной Польши другой стороной открытого еще Николаем Данилевским в XIX столетии столкновения двух цивилизаций, у каждой из которых может быть только свой собственный консерватизм? Дискуссию на эту тему начинает наш постоянный автор, философ и социолог Светлана Лурье.
В семнадцать лет, готовясь к вступительным экзаменам в Университет, я зубрила даты в истории России и для удобства выписывала их столбики по темам, как-то: отношения с Золотой Ордой, крестьянские войны и т.п.
Все эти столбики охватывали какие-то конкретные периоды русской истории, и только один (я была поражена!) начался с принятия Русью христианства и всё продолжался, продолжался… и продолжается. Это — отношения с Польшей.
Может быть, редко кто об этом задумывается, но Польша постоянное наше «контр-эго». Как писал Николай Бердяев, есть то одно, что объединяет русскую и польскую душу: «общее и роднящее чувствуется на вершинах духовной жизни русского и польского народа, в мессианском сознании. И русское, и польское мессианское сознание связывает себя с христианством, и одинаково полно оно апокалиптических предчувствий и ожиданий… Мицкевич и Достоевский, Товянский и Вл. Соловьев в этом сходятся». А дальше начинаются различия…
Польша – страна, где сегодня правые консерваторы у власти. Кто они? Ключевая фигура в современной польской политике – Ярослав Качиньский, странный несовременный человек, всю жизнь проживший без собственной семьи под крылом мамы, преданно любивший брата-близнеца Леха, никогда не бывавший за пределами Польши (только на Украине, на Майдане), не имеющий счета в банке и даже не умеющий водить автомобиль.
У него один смысл жизни – Польша.
У Качиньского нет официальной должности, он всего лишь глава партии «Право и Справедливость». Но он выдвигает президента, назначает и смещает премьеров – в нынешней Польше фактически вся власть принадлежит ему. Он не серый кардинал, не стоит за кулисами, он правит открыто и откровенно с опорой на религиозную санкцию (как увидим из дальнейшего).
Президентский пост, обе палаты парламента находятся в руках партии «Право и справедливость», правительство (однопартийное) — все находится под контролем партии, а значит, лично Ярослава Качиньского. Пока только судебная власть сохраняет независимость, но президент Анджей Дуда уже подписал закон о ее реформе, позволяющей парламенту и президенту контролировать состав судий.
Та политическая программа, которую Качиньский продвигает, может на первый взгляд показаться вполне обычной программой европейского консерватора. Против диктата Евросоюза, против мигрантов, за традиционные ценности. Но польские консерваторы слабо контактируют с другими европейскими правыми. Среди немногих встреч разве что можно припомнить встречу польского министра иностранных дел Витольда Ващиковского с Марин Ле Пен да слова бывшего премьер-министр Польши Беаты Шидло в преддверии французских выборов, что Польша будет сотрудничать с любым президентом Франции, подразумевая, конечно, Ле Пен. Поскольку программа польских правых гораздо глубже, объемнее, многостороннее и… неожиданнее, чем у правых в западной Европе.
Далеко не всегда по политической повестке дня высказывается сам Качиньский, чаще это делают его ставленники во власти. Последним в систематической форме свои взгляды (а по сути, постулаты партии Качиньского, главным образом в экономической и социальной сфере) высказал две недели назад новый премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий. Он продвигает разработанный им и принятый правительством еще в начале 2018 года «План ответственного развития» и разработанную на его основе Стратегию экономического развития до 2020 года с перспективой до 2030. В его основе — идея развития собственного потенциала страны, становления инновационной экономики, модернизация и реиндустриализация Польши.
Моравецкий, а вместе с ним «Право и справедливость» Качиньского, настаивает на идее сильного государства, активно вмешивающегося в экономику. Стране предлагается политика больших проектов, в частности проект превращения Польши в логистический центр Европы — «бьющееся сердце Европы», как сказал сам Моравецкий. «Мы хотим быть в экономике мировым субъектом, а не периферийной зоной», — провозглашает он, а вместе с ним «Право и справедливость», и постулирует в качестве основной стратегической цели своих реформ отход от экономического либерализма, модели, сформировавшейся в 1990-е годы и переход к национальному протекционизму. При этом Польша мыслится как социально ориентированное государство. «Право и справедливость» предлагает модель социального капитализма.
Польские правые, таким образом, в отличие от многих европейских правых отходят от экономического либерализма. Чего-то подобного полякам – хочет венгерский президент Виктор Орбан. Но есть то, что резко отличает польских консерваторов от венгерских консерваторов. Делает необычным и самого Матеуша Маровецкого – крупного банкира, технократа, учившегося после Вроцлацкого университета в Гамбурге и получившего в Чикаго диплом университета Иллинойса. Спустя два часа после своего официального выдвижения на пост премьера Маровецкий сказал в эфире католического телеканала Telewizja Trwam фразу, которая может его охарактеризовать как евроэнтузиаста, но очень своеобразного: «Самое главное для меня — это то, что Господь дает мне достаточно сил, чтобы служить Польше… Мы являемся частью Европейского союза, но мы хотим преобразовать его, заново христианизировать. Это моя мечта… Мы строим Польшу как сильное, эффективное государство, но и как государство, которое объединяет общечеловеческие и христианские ценности».
Вообще, Польша к евроскептикам не относится. Она вовсе не собирается из Евросоюза выходить. Конечно, Качиньский утверждает, как все европейские правые, что ЕС необходимо децентрализовать, и, если его не реформировать, он «упадет». Но отношение к Евросоюзу у поляков несколько другое, чем у западноевропейцев. Теоретическое обоснование того, какой должна быть Европа, «Право и справедливость» не интересует. Для них «своя рубашка ближе к телу», а от ЕС Польша получает щедрые гранты. Так, суммарная помощь Евросоюза Польше только с 2014 по 2020 год должна составить 86 миллиардов евро.
Сейчас, однако, Евросоюз начал процедуру, которая может обернуться для Польши санкциями — формально за судебную реформу, если та будет проведена. Речь может идти о лишении Польши права голоса в Совете ЕС и о возможных штрафных акциях Евросоюза, в том числе о прекращении помощи из фондов развития ЕС. На что Моравецкий сказал: «Польша как великая и гордая нация не позволит запугивать себя и не поддастся на шантаж!» — а Дуда спешно подписал пакет законов, запускающих судебную реформу.
Это будет первый случай применения санкций Евросоюза к своему члену.
И по какой статье! По седьмой статье Лиссабонского соглашения, за «серьезное нарушение европейских ценностей», таких как: уважение человеческого достоинства, свобода, демократия, верховенство права и соблюдение прав человека, в том числе прав меньшинств. Польше, скорее всего, достается за все за это от Европы чохом…
Польша не сильно об этом переживает, а возлагает все свои надежды на Америку, надеясь со своей стороны быть ей полезной прежде всего в военной сфере. Варшава рекламирует себя Вашингтону как восточноевропейский военный фронтир, форпост Америки, добиваясь срыва Акта Россия-НАТО от 1997 года, в соответствии с которым альянс дал обязательства не размещать существенных боевых сил вдоль российских границ на постоянной основе.
Польша увеличивает военный бюджет и выделяет на модернизацию армии в ближайшие 15 лет дополнительные 200 млрд злотых (55 млрд долларов). Но на военную поддержку США Польша смотрит как на временную меру. Как сказал министр обороны Польши Антоний Мачеревич, пока «мы не закончим модернизацию наших Вооруженных сил, пока не создадим 200-тысячной армии, пока не выстроим территориальную оборону, на что нужно еще около двух лет». Качиньский тем временем в интервью Frankfurter Allgemeine Zeitung и Gazeta Polska высказал идею о включении Польши «в американскую систему атомной обороны» и предложил создать «евросоюзную» атомную бомбу. Польше очень хочется атомную бомбу в свои руки.
Зачем это Польше?
Она собирается вести очень серьезную самостоятельную политику. В России обыватель что-то знает о Восточном партнерстве, СМИ периодически ссылаются на отдельные эпизоды польско-украинских отношений, игнорируя не менее значимые польско-литовские, краем уха россияне услышали о Троеморье (Междуморье) — и то только потому, что саммит (уже второй!) этой организации, объединяющей страны между Балтийским, Черным и Адриатическим морями, проходил тогда, когда Польшу посетил Дональд Трамп. А всё потому, что мы не понимаем главного, за всеми этими «симптомами» — стремления к экономической и военной самодостаточности, непрестанная активность в Восточной Европе — у Польши есть ПРОГРАММА, а именно: становление «Четвертой Речи Посполитой»!
Рассматривая шаги Польши на арене Восточной Европы, мы можем понять, какие силы борются в современной Польше. Доминирует там так называемая ягеллонская идея. В Польше помнят о Речи Посполитой Обоих Народов, которая в XVI веке занимала территории «от моря до моря» (от Балтийского до Черного морей). Мощь державы династии Ягеллонов была в большей мере результатом не завоеваний, а серии союзов, которые привели к созданию многонационального государственного организма. На ягеллонской идее основывалась в свое время политика Юзефа Пилсудского, восстановившего в 1918 году польскую государственность. С этой идеей во многом связан и Ярослав Качиньский с его «Правом и справедливостью». Междуморье было проектом Пилсудского, вот его и взялся осуществлять Качиньский.
Соперничает с имперской ягеллонской идеей доктрина УЛБ (сокращение от названий стран — Украина, Литва, Беларусь). Последняя связана с именем Ежи Гедройца, польского идеолога послевоенных лет, и состоит она в том, что Польша должна была принять свои послевоенные границы и отказаться от идей ревизионизма, поддержав независимость украинцев, литовцев и белорусов и их желание интегрироваться с западной цивилизацией.
В Польше есть еще движение крайне правых, новых национал-демократов, таких, например, как Национальное движение, которое также представлено в Парламенте и поддерживает «Право и Справедливость». Для крайне правых в Польше главной темой восточной политики является забота о поляках, проживающих за восточной границей. Они часто открыто негативно относятся к вопросу отношений с Украиной и Литвой. Это они в первую очередь говорят о Волынской трагедии и борются против героизации УПА на Украине. Литовцам польские крайне правые не могут простить нарушение прав литовских поляков. Крайне правые нео-национал-демократы выражают настроения значительной части польской диаспоры, которая не желает мириться с послевоенными польскими границами.
«Право и справедливость» лавирует между доктриной УЛБ, ягеллонской идеей и крайне правыми. Отсюда она временами поддерживает путь Украины в Европу: «Дорогие братья украинцы, я приехал сюда, чтобы посмотреть на то, что происходит с вашими стремлениями, вашими мечтами, чтобы поддержать вашу связь с ЕС, с Европой, ваш марш на Запад. Здесь на Майдане когда-то был мой покойный брат. Майдан – это очень важное место на карте Европы», — сказал Качиньский на Майдане в 2014 году. Но теперь Польша, как заявил ее министр иностранных дел Витольд Ващиковский интервью wPolityce, намерена всячески препятствовать полноценной интеграции Украины с Европой до тех пор, пока между Киевом и Варшавой остаются исторические споры: «Наш посыл очень простой: вы не придете в Европу с Бандерой».
Новый премьер Польши Матеуш Моравецкий в своей программной речи сделал заявления о «геноциде на Волыни». Случаются и всякие инциденты, как-то: вице-консул Польши в городе Луцке Марек Запур назвал Львов «польским городом», потому что, как отметил дипломат, украинского государства в 1918 году не существовало. Вопиющий факт: в 2018 году к столетию независимости в Польше будет выпущен паспорт нового дизайна, на страницах которого среди других изображений планируется изображение Мемориала орлят во Львове (поляков-защитников Львова) и Святых ворот в Вильнюсе, известные, как Ворота Зари (Острая Брама).
В итоге: отношения Польши и Литвы в кризисе, Польши с Украиной и вовсе, кажется, катятся в тартарары.
«Нестыковки» в политике Польши любят объяснять знаменитым польским гонором — польский гонор вещь достойная! Как иначе, если не гонором, объяснить, например, требование поляков репарации у России и Германии?! Но более всего эти «нестыковки» являют издержки идейного самоопределения страны.
Противостоит «Праву и справедливости» Качиньского пястовская идея, суть которой состоит в приоритете отношений с Берлином и Брюсселем. (Династия Пястов привела Польшу к христианской Европе западного обряда – это было еще до разделения православия с католичеством). Пястовская идея была озвучена, в частности, министром иностранных дел Радославом Сикорским. Партия, в которой он состоит, «Гражданская платформа» ориентируется на европейские ценности. Это такие «западники», в отличие от «славянофилов», — партии «Право и справедливость».
Между тем, мысль Сикорского некорректна. Современная Западная Европа – секулярная, пост-христианская. А Пясты принесли в Польшу христианство. На христианстве, католичестве строится как раз вся современная ягеллонская идея. Носители ее — «Право и справедливость» — это ярые католики. Именно таким является сам Ярослав Качиньский, который проводит строго христианскую политику запрета гомосексуальных браков (в Польше они законодательно запрещены), абортов, контрацепции и искусственного оплодотворения.
Качиньский утверждает, что Польша желает стать в Европе тем, кто «определяет … путь возвращения к фундаментальным ценностям, к настоящей свободе, к победе и укреплению цивилизации, опирающейся на христианство». Сын предыдущего премьера Беаты Шидло Тимофей — священник, а саму Беату, прежде чем она возглавила правительство, каждое воскресенье видели в костеле Ченстоховской Божьей Матери в ее родной деревне Пшечешин. Президент Анджей Дуда посещает монастырь Ясна Гура в Ченстохове с храмом Пресвятой Девы Марии Ясногорской.
Дуда активно поддержал новый проект Качиньского – «Движение за интронизацию Иисуса Христа». История этого движения уходит корнями в середину ХХ века. Жительница провинциального польского местечка, умершая в 1944 году, рассказывала, что ей во сне явился Христос, Который сказал: «Для Польши есть спасение: если признает Меня Своим Королем и Господом полностью путем интронизации, не только в отдельных частях страны, но во всем государстве с правительством во главе». В прошлом году в Храме Божьего милосердия в Кракове прошла сама интронизация, на которой действительно присутствовал Анджей Дуда. Польский епископат еще несколько лет назад не соглашался с идеей интронизации, называя провозглашение Иисуса Королем Польши не только иллюзорным, но и опасным. Но в конце концов епископы согласились с тем, что идея необходимости признания Иисуса Королем Польши «является центральной в формировании религиозных сообществ на территории страны: целью этого акта является не обеспечение временной власти или достатка, а подданство личной, семейной и национальной жизни Христу и жизнь по законам Божьим».
Кстати, Ватикан пребывает в конфликте с польскими епископами по многим вопросам, а порой просто в ужасе от того, что творят поляки. Есть, конечно, среди польских католиков и умеренное крыло, но оно слабо. Да и современное католичество в европейских странах слишком либерально, а потому, когда говорят, что необходима реформа католической церкви, поляки возражают, что речь пойдет не о реформе, а о ликвидации католической церкви, нынешний набор европейских ценностей противоречит основополагающим догматам католицизма. В этом уверены польские католики, а потому они на Европу, да и на нынешний Ватикан не оглядываются.
И кстати, ежегодный марш националистов в Варшаве, который по некоторым оценкам в этом году собрал около 60 тысяч участников, проходил под официальным религиозным лозунгом «Мы хотим Бога». Это очень впечатляет при свете зажженных факелов. Что европейцы были шокированы — это мягко сказано.
Идея провозглашения Христа польским Королем не случайна. Она теснейшим образом коррелирует с польской мессианской идеей, которая была сформулирована в XIX веке эмигрантским философом XIX века Анджеем Товяньским и была воспринята поэтом Адамом Мицкевичем. Согласно этим взглядам, Польша – единственная христианская страна Европы. Она мессия, ибо послана в мир искупить грехи рода человеческого и, как мессия, распята. «На вершинах польской духовной жизни судьба польского народа переживается, как судьба агнца, приносимого в жертву за грехи мира», — писал Бердяев.
Типичное народобожие!
Представление о Польше как единственном хранителе христианских ценностей в Европе и о поляках как избранном для их защиты народе сейчас переживает второе рождение. Продвижением этой идеи и занимается Ярослав Качиньский.
С мессианской идеей связан и так называемый «смоленский культ»: «догмат» об убиении русскими польского президента Леха Качиньского, брата-близнеца Ярослава Качиньского. Министр обороны Антоний Мацеревич практически силой навязывает польской прокуратуре идею, что русские-де использовали «термобарическую бомбу» (которая, кстати, по силе воздействия сравнима с небольшим ядерным зарядом!) И это не пиар, не лукавство. Качиньский, Мацеревич и их круг — адепты мессианской идеи, и они верят в то, что сами говорят, верят в то, что Лех Качиньский – очередная искупительная жертва.
Им уже не объяснить нестыковки в их домыслах, они вынудят-таки польскую прокуратуру принять их версию… ко дню установки гигантского креста-памятника Леху Качиньскому и погибшим вместе с ним под Смоленском.
Здесь мы подходим к теме России. Именно она убила Леха Качиньского, уверены польские правые. Именно в ней для поляка сосредоточено абсолютное мировое зло. Для рядового поляка и для польского консерватора. Потому что Россия – оплот православия, того, чему Польша со своим католичеством по преимуществу противостоит.
Именно Россия распяла Польшу. Именно она – ее вечный и удачливый (sic!) соперник. Именно с ней боролась Польша и была, как полагают рядовые поляки, всегда побеждаема. Когда при установлении в России Дня народного единства поляки осознали, что датой праздника выбрана дата изгнания поляков из Москвы, рядовые поляки с удивлением узнали, что они (оказывается!) были в Москве.
У поляков комплекс вечной героической жертвы. В разделе Польши участвовали в конце XVIII века три государства – Российская империя, Австрия (потом – Австро-Венгрия) и Пруссия, но виновница, в глазах поляков, одна – Россия. И поляки никогда не признают, что были сами виноваты в катастрофическом ослаблении своего государства, когда польская шляхта отказалась от центральной власти и погрязла в междоусобных войнах. Проводить самостоятельную политику страна уже не могла: много лет и после поляки метались от Франции к России, от России к Пруссии…
Отношения поляков к русским можно сравнить только с отношением армян к туркам. Есть стихотворения польского поэта XIX века Зигмунда Красинского о русских: «Я с материнским молоком впитал, / Что не любить вас свято и прекрасно! / И эта ненависть — вот всё мое богатство». В Польше могут раздаваться голоса о прагматическом подходе к России, но политика Польши с необходимостью скатывается к противостоянию с Россией.
Такое восприятие характерно для простых поляков, и польские правые очень близки по менталитету к народу, выражают его обыденное сознание.
На сайте Российского института стратегических исследований специалист по Польше Олег Неменский приводит интересное наблюдение: «Я в свое время спросил знакомых поляков, почему они считают, что Польша была несвободной в советский период. Да, тогда были определенные ограничения, в том числе и во внешней политике, но все-таки это не было рабством, как это обыкновенно описывается поляками. Мне был дан очень хороший ответ: во время социализма у Польши не было права на конфликт с Россией. Отсутствие именно права на конфликт с Россией является для польского самосознания, по сути, отсутствием свободы как таковой, ведь это запрет на реализацию своих исторических форм существования, запрет на повторение тех подвигов, на которых воспитывается чувство патриотизма каждого поляка». Даже покупка американского сжиженного природного газа для поляка может стать воплощением мессианской идеи…
Весь смысл существования Польши – в противостоянии России. Россия – это воплощение образа врага, а Америка – воплощение образа друга-покровителя. Но друга, во-первых, ситуативного, поскольку в нем есть необходимость (покровителя используют!), а во-вторых, тоже в обязательном порядке противостоящего врагу — России. Вот, скажем, взять визит в Польшу Дональда Трампа. Сколько важных слов он сказал: «Мы приехали в вашу страну с очень важным посланием: Америка любит Польшу и польский народ!» Трамп назвал Польшу «душой Европы», примером страны, которая всегда стремилась к свободе, отстаивала истинные ценности, более того, провозгласил Польшу символом надежды для США.
И что? Где в Польше трампомания?
Нет ее, потому, что бы ни сказал Трамп, как бы ни превознес Польшу, и за ее противостояние России тоже, поляки понимают, что Россия, тем не менее, не может считаться однозначным врагом для Трампа, его отношение к ней неопределенное. Они не могут крикнуть ему: «Ату ее!»
Процитированный выше Олег Неменский приводит еще одну важную подробность польского отношения к русским: «У поляков есть своего рода обида на то, что Россия не относится к Польше так же негативно. В связи с этим в поляках развился даже некий комплекс: мы их так ненавидим, а они нас просто презирают, раз так откровенно и демонстративно не замечают. “Надо заставить их с нами считаться!” — это даже одна из открыто заявляемых целей польской внешней политики». Еще бы! Возможно и понять польскую обиду. Вот, к примеру, у нас в Петербурге есть улица Тадеуша Костюшко — одного из главных польских героев-борцов с Россией, и большая городская больница имени Костюшко, а мы и усом не ведем…
Весь этот комплекс эмоций составляет подоплеку польской политики не только в отношении непосредственно России, но и в самых разных областях. Такой взгляд на России обусловлен не только тем, что Россия и Польша исторически соперничали, а именно религиозным противостоянием, поскольку польская мессианская идея, прежде всего, религиозна. Бердяев писал: «Старая ссора в славянской семье, ссора русских с поляками, не может быть объяснена лишь внешними силами истории и внешними политическими причинами. Источники вековой, исторической распри России и Польши лежат глубже… Распря России и Польши есть, прежде всего, распря души православной и души католической. И внутри славянства это столкновение православной и католической души приобретает особенную остроту».
В газете «Взгляд» политолог Евгений Крутиков отмечает такую интересную вещь: глава партии «Право и справедливость» Ярослав Качиньский как-то заявил, что «Россия является “не знаменосцем христианско-патриотических ценностей, а агрессором”. Сказано это было не к месту и с явной обидой. Эта часть элиты, ориентированная на национальные польские ценности (как они их понимают) и на костел, хотела бы видеть именно Польшу (точнее, самих себя) во главе защиты традиционных ценностей, но при этом – на белом коне столь же традиционной войны с Империей. Идеальный вариант – перехватить у этой Империи знамя борьбы за традиционные христианские ценности». Это важная мысль.
Поляки ревнуют! А потому, увы, сотрудничества в борьбе за традиционные ценности с польскими консерваторами не получится.
В своем размышлении после варшавской речи Трампа, где тот много говорил о ценностях и десять раз употребил слово «Бог», Дмитрий Дробницкий на «Политаналитике» пишет, имея в виду, судя по контексту, польское консервативное общество, ряд ценностей которого мы разделяем: «Надо, наконец, понять, что мы, русские, Россия, противостоим не монолитной и враждебной нам цивилизации Запада, а только лишь одной из западных цивилизаций, антихристианской и агрессивной в своем безбожии. А уж то, что мы никак не можем наладить отношения с “первой цивилизацией” — это отдельный вопрос, который неплохо было бы решить в самое ближайшее время». Этот тезис ошибочен. В лице польских консерваторов мы имеем людей, у которых за видимым единством с русскими консерваторами в отношении традиционных ценностей стоит непримиримое с русским, с православным – польское даже не просто католическое, а мессианское католическое идейное содержание. Я отнюдь не хочу сказать, что никакого диалога не может быть с консерваторами из любых католических стран. Например, существует явное историческое взаимопритяжение русской и итальянских культур, итальянские, французские, австрийские правые католики вполне могут быть нашими политическими собеседниками и союзниками в вопросах противостояния современной пост-христианской толерантности. Но никак не польские правые, не Качиньский. Ибо для них мы с нашим православием зло большее, чем пост-христианство: с носителями последнего они могут идти на тактический союз в рамках Евросоюза; с Россией – только противостояние.
Ярослав Качиньский не может быть партнером, поскольку он религиозный лидер — этакий польский католический «аятолла»!
