Рубрики
Статьи

Палеоконсерватизм и судьба евразийской интеграции

Таковы их позиции – изоляциониста, предлагающего России остаться «островом», и выстраивать свое бытие, не претендуя на окружающие территории, и экспансиониста, выступающего за военно-политическое расширение России на запад, за счет части земель Украины. Важно заметить, что и Межуев, и Дзермант характеризуют вторую позицию как евразийство, только дают ей разную оценку.

На «Русской Истине» разгорелась полемика между Борисом Межуевым и белорусским философом-евразийцем Алексеем Дзермантом.

Суть дискуссии – отношение к палеоконсерватизму, к его оценке сегодняшней внешней политики РФ и его соотношении с идеями евразийской интеграции и поворота к Востоку.

Как известно, палеоконсерватизм – это течение в американском консерватизме, противоположное неоконсерватизму, которое выступает против интервенционалистской внешней политики США, предлагая Америке сосредоточиться на своих внутренних проблемах. Борис Межуев перенес эту парадигму на русскую почву, предложив тем самым отечественную вариацию палеоконсерватизма. В статьях «Цивилизационное равнодушие. Способна ли Россия держать культурную дистанцию в отношениях с Европой?» и «Палеоконсерватизм как надежда. Ответ Алексею Дзерманту» Межуев формулирует основные положения этой политической платформы.

По его мнению, с началом СВО Россия не уходит из Европы, а наоборот сближается с Европой, но парадоксальным образом – через конфликт. «Происходит не «разделение платформ России и Европы», а новая попытка их объединить, правда, не путём дружеского взаимодействия, а посредством военного конфликта» – пишет он. В 90-е же годы, которые считаются у нас пиком западнической политики, Россия, как он считает, напротив, отделилась от Европы поясом лимитрофов, став «островом» (в терминологии учителя Бориса Межуева – геополитика Вадима Цымбурского). «Отделяя Россию от Запада, «лимитрофная зона» не давала российским культурным и политическим элитам возможности всерьёз задуматься о своём месте в Европе, – отмечает Межуев – Неслучайно почти немедленным следствием распада СССР стало воскрешение мало кому до того момента интересного евразийства...».

Как последовательный изоляционист Борис Межуев выступает против вмешательства в европейскую политику (что неизбежно происходит в результате продолжения СВО на восток Украины) и против «поворота к Востоку» (который также неизбежен в свете новый геоэкономических реалий).

В своем ответе Дзерманту Межуев добавляет к ранее высказанным мыслям еще один аргумент: спецоперация, очевидно, затянулась, ее декларируемые задачи явно невыполнимы, потому что фактически неоимпериалисты требуют настоящей войны с Западом и немедленной победы над ним. Кроме того, она несет множество жертв и разрушений, не говоря уже об ударе по экономике страны. Межуев уверен: сторонники «битвы до победного конца» фактически рискуют «уничтожить русский народ в пекле мировой войны», указывает противникам «договорняка», что Россия уже сейчас пытается договориться с Западом, «используя свои экономические рычаги» и что стремление договориться и есть «реалистическая внешняя стратегия».

Позиция Алексея Дзерманта иная и по сути она понятна уже из моего описания аргументов Межуева. Алексей считает, что напротив, в 90-е Россия оказалась в поле влияния Запада, утеряв свою субъектность: «Никакие «лимитрофы» не мешали вести Россию курсом на Запад, встраиваться туда вместе семьями и капиталами, планировать и проводить газопроводы». Сейчас Россия, наконец-то, пошла против США и Европы и превращается в подлинно независимую страну: «СВО нужно рассматривать как инструмент суверенизации элит». Ближайшая задача России, по Дзерманту, – избавиться от остатков прозападных слоев в элите, и в союзе со странами Востока (прежде всего – Китаем, Турцией и Ираном) выступить против однополярного мира, построенного Западом: «контроль над Юго-Восточной Украиной развернет Россию в сторону Малой Азии и Ближнего Востока и ближе она будет растущей Турции – и через партнерские, и через конфликтные отношения. И в этом смысле евразийство станет еще актуальнее, как платформа, с помощью которой можно избегать конфликтов и выходить на диалог с Турцией и Ближним Востоком».

Палеоконсерватизм, проповедуемый Межуевым, вызывает у Дзерманта резкую критику и представляется ему вредной, да и неосуществимой стратегией: «с западной стороны присутствует пока ничем непоколебимое убеждение в том, что с Россией нельзя договариваться на равных, ее нужно ослабить и принудить пойти на уступки, а фактически, подчиниться».

Таковы их позиции – изоляциониста, предлагающего России остаться «островом», и выстраивать свое бытие, не претендуя на окружающие территории (наоборот, добиваясь их нейтральности, чтобы они стали буфером между Россией и Западом), и экспансиониста, выступающего за военно-политическое расширение России на запад, за счет части земель Украины. Важно заметить, что и Межуев, и Дзермант характеризуют вторую позицию как евразийство, только дают ей разную оценку, один – со знаком «минус», другой, со знаком «плюс».

***

Элементарная диалектика учит нас, что разногласия возможны только там, где есть нечто общее. Спор между Дзермантом и Межуевым стал возможен потому что у них одна фундаментальная платформа. Оба участника дискуссии – патриоты России1, желают, чтоб она сохранилась, была сильна, вела независимую политику. Собственно, на этой платформе стою и я, только мой патриотизм – левоевразийский.

Я решил тоже включиться в эту дискуссию, поскольку мне представляется, что у каждой из сторон есть свои сильные и важные аргументы и в то же время – свои заблуждения. И если мы соединим первые и избавимся от вторых, то мы сделаем еще один шаг к выработке понимания настоящего и стратегии будущего, которых нам так сейчас не хватает.

Начну с того, в чем, по-моему, прав Алексей Дзермант и не прав Борис Межуев. Я согласен с Алексеем в том, что в 1990-е годы Россия фактически стала крипотоколонией Запада, причем, в результате полного согласия ее элиты, предавшей наши национальные интересы и решившей встроиться в элиту «золотого миллиарда». Рассуждения проницательного Вадима Цымбурского – это предостережения ельцинскому руководству от продолжения прозападной и проевропейской политики. Цымбурский в 1990-х завил, что «280-летний великоимперский западоцентристский цикл российской истории» закончился, Россия вернулась к позициям, с которых Петр Великий начал свое «похищение Европы» (то есть к границам XVII века) и теперь нужно «заняться собой», начать осваивать «русскую Азию» – Сибирь, укрепляться и развиваться, а не «встраиваться» в Запад или в Восток.

Но если Цымбурский предостерегал от чего-то ельцинское руководство, то значит, была причина для этого предостережения. Россия Ельцина и Гайдара, действительно, ощущала себя и стремилась во что бы то ни стало стать частью Запада. Тогдашние идеологи либеральной России, например, Хакамада и Немцов, откровенно об этом заявляли: путь России – быть вместе с Западом и мировым богатым Севером против Востока и бедного мирового Юга. Первый президент РФ Б.Н. Ельцин в знаменитой речи 1992 года в Конгрессе США говорил: «Россия окончательно сделала выбор в пользу цивилизации, здравого смысла, общечеловеческого опыта…». «Цивилизацией» и «общечеловеческими ценностями» политический воляпюк того времени называл западный американоцентричный мир и его ценности.

И это были не только слова. Россия Ельцина не только отказалась от противостояния Западу и отстаивания своих интересов, она стала членом программы «Партнерство во имя мира», а в 1997 году подписала пакт «Россия-НАТО». Российское правительство настолько последовательно поддерживало практически все экспансии Запада и США (исключением считается югославский кризис, но и здесь «миротворчество» Черномырдина оказалось «на руку» НАТО), что тогдашний министр иностранных дел РФ получил прозвище «мистер Да». РФ открыла свои рынки для западных товаров и в стране появилось множество западных компаний и филиалов. Собственная промышленность во многом была просто разрушена в угоду торговой экспансии Запада, экономика страны была перестроена так, чтобы Россия стала преимущественно источником дешевых энергоносителей для Евросоюза. Экономические реформы в России проводились, как известно, по программе американских экспертов («чикагская школа») и под прямым надзором советников – граждан США (во главе с небезызвестным Джеффри Саксом).

В СМИ РФ тогда открыто и агрессивно пропагандировались западные ценности и с их точки зрения пересматривалась история России, культура русских и других народов России, что нанесло очень тяжелый удар по национальному самосознанию.

К 2000-м годам элита страны не просто стала откровенно прозападной, большинство ее представителей либо стали гражданами США и стран Евросоюза либо, как минимум, перевезли туда свои семьи и родственников. Итак, трудно не согласится с Алексеем Дзермантом в том, что «никакие «лимитрофы» не мешали вести Россию курсом на Запад, встраиваться туда вместе семьями и капиталами, планировать и проводить газопроводы и т. д.». Этот курс Россия продолжила и при раннем Путине, в начале 2000-х.

Тогда страна отказалась от станций слежения на Кубе и во Вьетнаме, оказала поддержку США при их вторжение в Афганистан после теракта 11 сентября (российские аэродромы использовались для поддержки грузовой авиации НАТО к возмущению российской антизападной оппозиции). Однако расширение НАТО на восток, поддержанное США и Евросоюзом, равно как волнения в Москве в 2012 году и Киевский Евромайдан 2014 года, которые Запад также поддержал, изменили взгляды Путина и других руководителей России и стали причиной нового курса, который и привел к нынешней ситуации. Здесь прав Межуев, который пишет, что «...геополитическое бессилие и стало причиной всех последующих событий, от Мюнхенской речи Владимира Путина до нынешней специальной военной операции» и что «Россия явно надеялась посредством этой операции выйти на новый уровень геополитического влияния…».

Вместе с тем, я бы не стал преувеличивать уровень антизападничества и сегодняшней постфевральской путинской России. Безусловно, на ток-шоу федеральных каналов мы видим ультрапатриотических экспертов, которые соревнуются в антизападничестве, договариваясь чуть ли не до желательности ядерных ударов по Вашингтону…

Однако слова этих господ – слава Богу! – мало что значат в политическом смысле и никак не определяют официальную политику России. Все это рассчитано на внутреннее потребление – чтобы держать в тонусе «пропрезидентского избирателя», который в ельцинские времена пережил сильнейшую психологическую травму и сейчас политехнологи и телевизионщики удачно монетизируют его комплексы в голоса и миллионы рублей.

Официальная же позиция РФ: страна не только не ведет никакой войны с Западом и с НАТО, она и с Украиной находится состоянии мира (поскольку как нам множество раз повторяют, спецоперация – не война!). Украина разорвала отношения с Россией 24 февраля 2022 года, но Россия не сделала симметричный ответный шаг. Россия продолжает транспортировать через территорию Украины газ и «Газпром» исправно платит деньги в бюджет Украины за транзит, согласно договоренностям.

РФ признает правительство и президента Украины законно избранными и открыта для переговоров с ними на выгодных для РФ условиях. Не далее, как 4 сентября об этом прямо заявил пресс–секретарь президента Путина Дмитрий Песков, а на следующий день, на российском ТВ Песков сказал, что «России есть о чем поговорить с президентом Зеленским». Тем, кто считает, что наверху есть прозападные элиты, а есть президент – антизападник, я напомню, что Песков – официальный представитель президента, он высказывает не свое мнение, а позицию главы государства.

Кстати, в выступлении 4 сентября Песков выразил уверенность, что конфликт России с Евросоюзом и США (по версии Кремля, спровоцированный вовсе не Россией, а самим Западом!) в любом случае закончится: ««Любая конфронтация заканчивается разрядкой, любые кризисные ситуации заканчиваются за столом переговоров. Так будет и на этот раз. Произойдет это вряд ли рано, да, скорее, поздно, но все-таки произойдет». И это опять-таки – не личное мнение Пескова. Сам президент Путин через 2 дня, на Восточном экономическом форуме высказал свое огорчение по поводу того, что европейские элиты идут на поводу у глобалистской, не только антироссийской, но и по сути антиевропейской политики США, и тем самым наносят ущерб интересам своих же собственных государств и сограждан: «Достигнутый уровень промышленного развития Европы, качество жизни людей, социально-экономическая стабильность — все это бросается в топку санкционной печи. Расходуется по указке Вашингтона во имя пресловутого евроатлантического единства, а по факту приносится в жертву ради сохранения диктатуры США в мировых делах» .

Путин специально подчеркнул, что ни от какого сотрудничества с Европой он не отказывается и всегда готов к выполнению обязательств по контрактам: «Если нужно будет, пожалуйста, мы включим «Северный поток-2». Этому, по его словам, не помешают даже недружественные действия Запада по конфискации собственности (счетов, яхт и поместий) представителей российской, оставшейся верной президенту бизнес-элиты. Путин считает, что они сами виноваты: «У них там деньги, яхты арестовали. А я давно предупреждал об этом: лучше бы эти лодки здесь держали, на Родине, а деньги вкладывали в российскую инфраструктуру».

Итак, если мы сравним то, что говорят по ТВ Киселев и Соловьев для российского избирателя, с тем, в чем заверяют Путин, Песков, Лавров западных правителей и общественность, то мы почувствуем не просто ощутимый, а резкий контраст. Телепропагандисты внушают россиянам, что идет «война с Западом», что руководство заняло «антизападническую позицию», что мы «повернулись к Востоку» и теперь «вместе с Китаем противостоим Вашингтону и Брюсселю». Путин и руководство РФ заявляют совсем другое: что никакого противостояния с Западом нет (в лучшем случае – есть противостояние американским неоконам и их вассалам из элиты ЕС). Россия, как и раньше, готова и желает торговать с Европой (да и с США), выстраивать отношения во всех областях и даже кое-в-чем поддерживать их политику и уверена, что рано или поздно все станет как было. Имеется лишь одна существенная оговорка: Европа и США должны уважать геополитический статус РФ, как его понимает Кремль. А он его понимает как статус регионального лидера, метрополии бывшей империи, владеющей особыми правами на контроль над бывшим своим имперским пространством…

По сути, Кремль проповедует ту же самую доктрину, которую провозгласил еще лет 15 назад – Европа от Лиссабона до Владивостока. Только если раньше он рассчитывал на поддержку правителей европейских государств и бизнес-элиты, потом – на поддержку ультраправых вроде Ле Пен и «Альтернативы для Германии», то теперь рассчитывает на европейского обывателя, который зимой, в разгар энергокризиса выйдет на улицы и сметет проамериканских политиков. Оправдаются ли его ожидания – другой вопрос, важно, что ни о каком сознательном и добровольном повороте к Востоку здесь и речи нет.

Конечно, Кремль поддерживает разного рода проазиатских спикеров, которые заявляют, что если Европа от нас отвернётся, мы войдем в союз с Китаем и Ираном, но что-то мне подсказывает, что это – не более чем пропагандистское давление на западных политиков и общественность. Если европейские бюргеры не сметут Макрона и Шольца и, действительно, придется отгораживаться от Запада и поворачиваться на Восток, Кремль воспримет это как поражение.

Если уж называть вещи свои именами, РФ в плане экономическом и создавалась как коридор в Европу для сибирских нефти и газа… Для этого Ельцин и отказался от «довеска» среднеазиатских и закавказских республик и попытался создать маленький союз с двумя славянскими республиками, через территории которых идут газопроводы в Европу (вспомним, что СНГ сначала и создавался как союз России, Украины и Белоруссии)… При настоящем повороте к Востоку Россия без сомнений станет совсем иной страной – с другой экономикой, идеологией, да и правду сказать, с другой элитой.

Желают ли этого в Кремле? – вопрос, как говорится, риторический.

***

Я, кстати, по своим взглядам вовсе не западник, а наоборот – евразиец. Поэтому в принципе я считаю союз с Востоком – органичным и правильным для России будущего (как и провозгласили евразийцы еще 100 лет назад – в 1921-м г.). Здесь я согласен с Дзермантом.

Скажу больше – в среднесрочной перспективе такой поворот для России все равно неизбежен. Правительства стран Евросоюза еще несколько лет назад заявили, что перейдут на электромобили и «зеленую энергетику» к 2030-2040 гг., в связи с чем резко снизится их потребность в ископаемом топливе. Даже если бы Россия сейчас вела бы политику, которая полностью устраивала бы Брюссель и Вашингтон, ей все равно пришлось бы решать проблему смены ресурса (потому что страны Востока не нуждаются в таком количестве углеводородов и не готовы покупать их по такой цене как сегодняшняя Европа) и переориентации на Азию и Африку (ибо других вариантов в структуре мирового хозяйства нет).

Но проблема в том, что такой поворот приходится в силу форс-мажорных обстоятельств делать сейчас, в 2022, когда Россия, увы, не в лучшем положении. Мы сейчас поворачиваемся на Восток (неважно, всерьез или только чтоб попугать Запад – в политике не имеет значения, чего хотели те или иные субъекты, логику задает сам процесс), не имея каких-либо серьезных предложений Востоку ни в сфере экономики, ни в сфере идеологии и, наконец, так и не выстроив свою собственную внутриевразийскую зону влияния, о которой стали всерьез говорить с образованием ЕВРАЗЭС в 2014. Конкретизирую эти мысли.

Во-первых, несмотря на все разговоры об импортозамещении и «вставании с колен», восстановить отечественную промышленность не удалось. Даже в области производства вооружений Россия критически зависит от западных технологий и поставок. Продолжается разрушение доставшейся от СССР инфраструктуры науки, некогда передовой. Зарплаты у ученых мизерные, библиотеки и лаборатории не обновляются, продолжается старение российской науки, ее чудовищная бюрократизация, «утечка мозгов» на Запад. Все это не прибавляет России влиятельности и привлекательности.

Во-вторых, нынешняя России, в отличие от СССР, не может предложить странам Азии и Африки идеологию, которая бы вдохновила «третий мир» и сплотила его вокруг России. Идеология России Путина – копия американского и западного неоконсерватизма. Формально в ней говорится о православии и национальных истоках, но фактически она ощутимо близка андеграудным, правым идем в Германии, Франции, Италии и США и недаром такие фигуры, как Марин Ле Пен, так тепло воспринимаются в среде наших элит. Ле Пен даже приглашали на российское ТВ и брали у нее интервью в весьма сочувственной манере, чего не могло бы случиться без поддержки с самого верха»…

Это, кстати, легко объяснимо. Нынешние российские «неоконсерваторы» – это вчерашние российские «либералы», причем, имеются в виду не только медийные фигуры вроде Владимира Соловьева, который еще 10 лет назад говорил про Крым нечто противоположное тому, что говорит сейчас. Имеются в виду и политики. Собственно, как я писал выше, и Путин – разочаровавшийся либерал. В начале своего первого срока он вполне искренне поддерживал буржуазно-демократические ценности и Запад, пока не получил от Запада расширение НАТО на восток, а от буржуазных «демократов» – Болотную площадь.

Итак, в 90-е идеологией власти была копия американского и европейского либерализма, теперь – копия американского и европейского неоконсерватизма (и показательны постоянные сравнения с США: «почему американцам можно, а нам – нельзя?»). И в том, и в другом случае мы видим ориентацию на Запад, что еще раз подтверждает, что наше нынешнее руководство – западники, и что никакой близости к востоку они не чувствуют… И уж, конечно, эта копия американского и европейского правого спектра идей не вызовет никакого сочувствия у стран Востока в силу своих антимигратских, азиатофобских и западоцентристских тенденций…

Наконец, в-третьих по сравнению с такими гигантами, как Китай, Индия и даже Иран, 140-миллионная Россия выглядит недостаточно внушительно. Заявка на строительство Большой Евразии выглядела бы гораздо серьезнее, если бы Россия вышла с ней не одна, а в связке с постсоветской Евразией, союзом государств хотя бы на базе ЕВРАЗЭС. И вот здесь СВО, идущая на востоке Украины выступает, скорее, как отягчающий фактор.

Еще в феврале, на своей страничке в тогда еще не запрещенном ФБ я предупреждал своих друзей-евразийцев (в том числе и Алексея Дзерманта), что произошедшее не только не имеет никакого отношения к евразийской интеграции, но, наоборот, помешает ей и отдалит ее. К сожалению, прогнозы мои сбылись.

Впрочем, очень легко было предугадать реакцию того же Казахстана (ключевого для нас партнера в деле евразийской интеграции!). У него ведь есть северные территории, на которых, как и на юго-востоке Украины, компактно проживает русское население.

В 2014 году из уст таких лидеров русского национализма, как Егор Холмогоров или ныне покойный Егор Просвирнин, звучали открытые призывы решить и проблему «Новороссии» и проблему «северных территорий РК» при помощи военной спецоперации. Уже тогда они вызывали тревогу у властей и общественности РК, но из Москвы отвечали, что это мнение отдельных общественников, а не официальная позиция. Теперь, понятно, тревога возросла, тем более что теперь не только маргинальные общественники ставят под сомнение границы между постсоветскими государствами и интерпретируют происходящее в терминах русского национализма и ирредентизма…

В ответ в Казахстане ожидаемо поубавилось разговоров о евразийской интеграции, а ведь некогда своеобразно интерпретированное евразийство было чуть ли не официальной идеологией РК…2

Сдержанной остается реакция на происходящее и у центрально-азиатских государств. У них нет больших диаспор русских, но их заботит рост настроений в духе русского национализма и азиатофобии внутри самой России. И уж, конечно, сторонников евразийской интеграции там тоже поубавилось.

Я знаю, что есть евразийцы, которые видят в событиях близ нашей юго-восточной границы начало евразийской интеграции (зеркально отображая вопли западных СМИ о том, что «Путин возрождает СССР!»). В итоге, евразийство ассоциируется не просто с безоговорочной поддержкой всего, что делает сейчас руководство России, но и даже с еще более жесткой позицией.

Честно сказать, меня это не радует и не кажется правильным. Как человек, который 20 лет занимается изучением евразийства, я могу компетентно заявить, что оно не тождественно идеологии военно-политического империализма. Евразийство возникло как философия культуры. Его главный тезис гласил: народы СССР (в границах до 1939 года, то есть без Прибалтики) составляют единую культуру и цивилизацию. Она существует уже больше тысячелетия и СССР – лишь одна из ее индивидуаций. Из этого, естественно, проистекает естественность и желательность и экономического, и политического союза между этими народами, но такие союзы могут иметь самые разные формы, в зависимости от исторических обстоятельств. Сами евразийцы, как известно, были убежденными сторонниками федерализма, хотя разные теоретики евразийства (например, Алексеев и Чхеидзе) по-разному понимали принципы посткоммунистической Евразийской федерации. В нынешних же условиях, думаю, идеалом была бы даже Евразийская конфедерация…

И что важнее всего – нигде и никогда евразийцы не призывали силой загонять целые народы или их части в евразийскую державу (я уж не говорю об их резко отрицательном отношении к русскому национализму и ирредентизму, равно как и к другим этнонационализмам!). Для подлинной евразийской интеграции нужна «перемена в умах», культурная работа, переоценка ценностей в среде как минимум интеллигенций народов Северной Евразии. Нужно, чтобы и русские, и другие народы евразийского пространства осознали, что они не европейцы, и не азиаты, а представители особой евразийской цивилизации, евразийского братства народов, объединенных единой географией, единой исторической судьбой. Если это произойдет, то евразийская интеграция произойдет сама по себе, евразийские народы добровольно объединятся в союз, как это сделали в конце ХХ века европейцы, движимые осознанием причастности к одной цивилизации…

Евразийская интеграция и поворот к востоку России нужны. Но, увы, производить их после 24.02 стало гораздо труднее, чем до 24.02. Очевидно, ремонт и перестройку дома делать труднее, если в одной из комнат вспыхнул пожар. И вот поэтому я считаю, что союзниками сторонников евразийской интеграции сейчас могут стать палеоконсерваторы и вообще все здоровые и умеренные силы и справа, и слева.

1 Дзермант – гражданин Белоруссии, но неоднократно заявлял, что он – «русский белорус» и патриот не только своей республики, но и РФ.

2 Конечно, не стоит упрощать ситуацию, внутри РК и других азиатских республик и так росли и растут этно-националистические настроения, но события на постсоветском пространстве их подогревают.

Автор: Рустем Вахитов

Кандидат философских наук, доцент Башкирского государственного университета (г. Уфа), исследователь евразийства и традиционализма, политический публицист

Добавить комментарий