Рубрики
Статьи

Падет ли Иерихон?

Если чуда не произойдёт и христианство в Америке окончательно проиграет, тогда Россия останется единственной большой христианской страной, способной оказать сопротивление «новой идеологии».

РI представляет вниманию читателей статью нашего постоянного автора, консервативного публициста и философа Юрия Каграманова, которая хорошо доказывает один очень важный тезис: «новая этика», «новая идеология» и все что с ними связывается, представляют собой, помимо прочего, еще и орудие коллективной борьбы «интеллектуального класса», того, что связан по преимуществу с академическими структурами, за влияние и власть в обществе. Уступая другим классам в ресурсном отношении, не обладая ни оружием, ни деньгами, интеллектуалы оказываются способными сыграть свою роль на сцене истории, заручившись поддержкой тех или иных недовольных или же «разбуженных» в своем недовольстве меньшинств. Проблема, таким образом, не в самих меньшинствах и их интересах, проблема – в статусе интеллектуального класса, чувствующего себя обделенным и обманутым почти на всех виражах истории.

 

 

И слышу я знакомое сказанье,

Как правда кривду вызвала на бой,

Как победила кривда.

Николай Заболоцкий

 

Предмет настоящей статьи – Америка. И если носителем кривды считать, как я считаю, лагерь демократов, во главе с Байденом, а носителем правды, хотя бы и очень относительной, лагерь сторонников Трампа, то говорить о победе демократов рановато. И дело не в том, что в канун Нового года когорта адвокатов, сторонников Трампа инициировала десятки, если не сотни процессов с целью доказать, что победа Байдена на президентских выборах была сфальсифицирована, и коль скоро это так, избранный президент подлежит импичменту, и выборы надо проводить заново.

Всё равно во владениях Фемиды крючкотворы из лагеря Байдена, имея поддержку «Глубинного государства», не позволят переиграть уже сыгранную игру.

Сразу после выборов большинство сотрудников Трампа покинули его. Один из них призвал единомышленников «слушать Реквием Моцарта: сегодня, завтра, и далее – везде». К месту был бы и другой «музыкальный момент»: «О Ришар, мой король, все тебя покидают» из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце»; она звучала в Версальском дворце на последней встрече аристократии с королём и королевой осенью 1789 года. Но, между прочим, ария эта очень скоро стала гимном Белой Франции, поднявшейся на борьбу с революцией.

Сам Трамп на время уединился в своём поместье во Флориде и какое-то время молчал. «Мир голых королей, – писала русскоязычная журналистка Елена Пригова, – растоптал бедного рыжего зрячего мальчика, позволившего усомниться в правильном движении мира. Классическая развязка трагедии… И профиль царя Пирра в качестве напоминания о его победе». Как известно из учебников истории, царь Пирр плохо кончил, несмотря на одержанную им победу над римским войском.

Временное его молчание не означало, что Трамп смирился с поражением. На состоявшейся в конце февраля конференции республиканцев в Орландо он выступил с энергичной речью и, в частности, заявил: «Мы ещё не закончили… Борьба ещё впереди». В конце концов, не один только «рыжий мальчик» стал причиной нынешней великой Смуты. Главная её причина – развал мировоззренческой сферы. Нечто похожее происходило в России в десятилетия, предшествовавшие революции. Многие американские авторы видят в происходящем в своей стране «повторение русской драмы», и это в определённой мере так.

Семён Франк, Пётр Струве, другие русские философы писали о глубоком мировоззренческом разладе между элитными кругами и основной массой населения. Все остальные причины внезапного, казалось бы, революционного взрыва явились производными от этой.

В обеих странах источниками Смуты, вопреки своему назначению, явились университеты. В России они понавыпускали множество экстернов, становящихся кадрами революции. «Экстерны, – писал Георгий Федотов, – это целое сословие в старой (считая примерно за последние полвека перед 17 годом. – Ю.К.) России. Футуризм – в социальном смысле – был отражением завоевательных стремлений именно этой группы». Это были недоучки, испытывавшие ненависть к хорошо образованным, знающим иностранные языки и т.п. Идея «разрушить старый мир» воспринималась ими как самая естественная.

В американских университетах та же идея была брошена в студенческую массу «с высоты» профессорских кафедр, к которым прорвались неомарксисты и другие крайне левые, в значительной части бывшие хиппи. За минувшие полвека ею пропитался весь либеральный Улей, основная часть которого состоит из университетских alumni.

Определённая аналогия просматривается и в ажитации вокруг проблемы пола. В XIX веке русские революционеры, как правило, в большей или меньшей степени сохраняли целомудрие; аскет Рахметов для многих был идеалом. Но вот настал XX век, и с ним, как писал Саша Чёрный,

Пришла проблема пола,

Румяная Фефёла,

И ржёт навеселе.

Значительная часть «передовой» интеллигенции увлеклась «санинством» (по названию романа Михаила Арцыбашева «Санин»), иначе говоря, распутством, понятым, как особая и особо важная часть революционного движения.

Спустя несколько десятилетий сексуальная революция охватила американские университеты и далее распространилась далеко за пределы университетских стен.

Но настал XXI век и с ним пришла, как её иногда называют «Вторая сексуальная революция». Теперь секс, скажем так, ударил в голову. «Певая» сексуальная революция утверждала промискуитет, но по крайней мере сохраняла естественные, в физиологическом смысле, половые отношения. «Вторая» вместо эмоций и чувств выдвинула на первое место аналитику и своего рода «конструктивизм». Оказывается, половые контакты могут осуществляться путём «цифрового взаимодействия» или «ассоциации фантазий» двух или более людей (не берусь объяснять, что это такое). А на вопрос, кто такие «селф-фассеры» или «киберсексеры», не может ответить даже Википедия. Но, пожалуй, высшее на сегодня «достижение» «Второй сексуальной» – свобода выбора пола, самыми радикальными революционерами допустимая аж с детского возраста. И это ещё не последнее слово «передовой науки».

О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух!

Как результат всех этих новаций, психологи фиксируют снижение интереса мужчин и женщин друг к другу. Особенно заметно снижение интереса к семейной жизни, а это основа, на которую «наматывается» вся общественная жизнь.

Обе сексуальные революции явились инструментом «разрушения старого мира».

Сколь ни неожиданным это может показаться, но негативистское отношение к силе традиций, в частности и в особенности семейных традиций, можно обнаружить в самом протестантстве. Самый знаменитый протестантский богослов Америки в XX веке Рейнхольд Нибур писал: «Достоинство человека, о котором так печётся современная культура, глубже, чем это под силу вообразить современному человеку. Потому что оно заключает в себе уникальную свободу, позволяющую ему стать выше «законов» природы и указаний разума, к которым его привязывает равно классическая и современная культура, но бросить им вызов и нарушить самую структуру существования человека.[1]

В этом пункте Нибуру мог бы иносказательно ответить католик Честертон: как дать рыбе свободу? Надо разрушить аквариум.

***

К чести протестантов, надо сказать, что воспалённое представление о свободе они, как правило, не разделяют (да и у самого Нибура можно найти мысли, которые «не стыкуются» с вышеприведёнными). Ещё один протестантский богослов, Ричард Нибур (брат Рейнхольда) писал, что американское протестантство – это корабль, который движется зигзагами (галсами) против ветра. Во всяком случае в вопросах морали протестанты, в основном, придерживаются общехристианских воззрений. О. Сергий Булгаков считал, что практическая мораль – область, в которой меньше всего ощущается разделение христианского мира.

Протестантство повлияло на «важнейшее из искусств», служащее также эффективным воспитательным средством.

Принятый в 1930 году кодекс Хейса содержал свод запретов и рекомендаций для кинематографа, требовавший соблюдения норм христианской морали. Студии вынуждены были им подчиниться, так как иначе им был закрыт доступ в прокат. Но в 60-х годах в прокате появились высокохудожественные итальянские и французские фильмы, в которых высокохудожественностью можно было оправдать отступления от законов морали. После них соблюдать кодекс Хейса стало очень трудно. После фильмов Росселини или Бергмана или французов «новой волны» показывать, скажем, отношения мужчины и женщины в прежнем ключе было невозможно. В распахнутую дверь кинулись ремесленники, готовые потакать низким вкусам и пробуждать дурные инстинкты.

***

Английский философ Александр Бут пишет, что в глубине души Запад – это Пенелопа, которая ждёт своего Одиссея. Но, видимо, Эол, бог ветров, запутал царя Итаки с его спутниками и томятся они в плену у каких-нибудь лотофагов. Между прочим, в американской поп-культуре тема Одиссея возникала не раз: или близко к тексту Гомера, как в фильме 1990 года «Троя», где Одиссею принадлежит главная роль, или интерпретированной на современном материале, как в фильме «О брат, где же ты?» (2007). И в американской системе образования поэма Гомера занимала почётное место: герой поэмы символизировал поиск и приключения, но в конечном счёте возвращался к родным пенатам.

Теперь «Одиссею» изъяли из школьной программы и ожидают, что такая участь постигнет и других классиков, от Шекспира до Натаниэля Готторна. Потому что всё менее понятно становится возвышенное.

Зато привычным становится низменное. Здесь, опять-таки, просматривается некоторая аналогия с предреволюционной Россией, где, по слову Игоря Северянина,

Художественного салона

И пьяной харчевни стезя

Совпали по сходству уклона.

Оговоримся только, что у русского Художественного салона была тогда и совсем другая, великолепная стезя; а та, о которой говорит Северянин, вскоре надолго пресеклась. Зато в Америке с конца 60-х всё низменное принимается на ура. В частности, в Голливуде, снискавшем у себя на родине славу «маяка культуры». На общеамериканском фоне Голливуд и прежде отличался некоторым, допустимым с точки зрения кодекса Хейса, легкомыслием (показательно, что ещё в 40-е годы в Нью-Йорке «дамы света» не ходили в кино), но в 60-х он скатился, как уже было сказано, к мирволению всякого рода порокам, заражая ими, паче всего, желторотую молодёжь.

А в храмах, между тем, всё больше становилось пустых скамеек.

***

Отступление христианства имело следствием явление, которое социолог Кристофер Лэш описал в книге «Восстание элит» (вышла в 1998, а на русский язык переведена в 2002 году)[2] – названной так по аналогии с известной книгой Ортеги-и-Гассета «Восстание масс». Прежние богачи жили, как правило, оседло и не забывали о своей местной общине, в рамках которой ощущали себя такими же гражданами, как и все прочие, разве что «первыми среди равных», умели поддержать с «простым Джо» «хороший разговор» (аналог русского разговора «за жизнь»), идеологическими вопросами особенно не заморачивались, инерционно принимая наследие отцов-основателей, церковь посещали регулярно и на атеистов смотрели косо. А новые богачи, причастные к малопонятной рядовым американцам «информационной экономике», стали вести полукочевой образ жизни и даже селиться стали как бы колониями – среди подобных себе и более или менее изолированно от прочих.

Новый век принёс новые перемены. В экономической жизни выросла интеллектуальная составляющая. Из вчерашних студиозов выходили не только выросшие в цене менеджеры, но и самостоятельные бизнесмены, в их числе «цифровые магнаты», со сказочной быстротой сколотившие огромные состояния (самый яркий пример – магнаты Силиконовой долины) и соперничающие в этом смысле с денежными мешками Уолл-стрита. Всех этих alumni объединяет университетский дух, а это теперь дух «разрушения старого мира».

Не будет большим преувеличением сказать, что сегодня университет командует парадом. Оттуда расползаются по стране идеи социализма – от Карла Маркса (в истолковании франкфуртских культур-марксистов) до Оскара Уайльда с его «эстетическим социализмом». Этими идеями прониклась значительная часть элиты, которая называет себя «пробуждённой» (woke) и выступает в защиту всех униженных и угнетённых (или якобы униженных и якобы угнетённых). За таковых принимаются в первую очередь негры и некоторые другие цветные. Негритюд (увлечение неграми) превратился в таран, которым пытаются разбить великое наследие белой расы. Той же цели служат и теории, ведущие к разрушению семьи – противоестественное умножение полов, оправдание абортов и т.п.

Такой разворот «пробуждённой» части элиты трудно объяснить одними лишь практическими интересами. Очевидно, здесь проявила свою властную силу идеология, не первый раз в истории показавшая свою способность овладевать умами. В нашумевшем «Манифесте» Константина Богомолова (основные тезисы которого не вызвали у меня никаких возражений) говорится, что Запад строит «новую этическую империю»; наверное, точнее было бы сказать: новую идеологическую империю. И ещё: в центре внимания Богомолова – Европа, но флагман движения, о котором идёт речь – Америка, Европа же следует в её кильватере.

«Новая идеология» отвечает и практическим интересам «просветлённой «элиты. Как пишет аналитик Майкл Линд, она сплачивает региональные патрициаты в единую, всё более однородную национальную олигархию с одними и теми же акцентами, манерами, ценностями. То есть происходит ещё больший отрыв от масс сравнительно с тем, о котором писал Лэш. В то же время элита поднимает обновлённое знамя «прогресса», призванной увлечь за собою массы. И не только в своей стране, но и в остальном мире. Сами носители этой идеологии называют её «wokeness», «пробуждение». Возможны и другие переводы: «бдительность», «стояние на страже» (ни много ни мало – истины).

Негры играют в этой «новой идеологии» такую же роль, какую в марксистской идеологии играли пролетарии. «Искупление вины» перед потомками рабов приобрело одновременно истерический и театральный характер: чего стоит хотя бы демонстративное преклонение колен перед ними. Грубо искажается история рабства, вообще история; о прошлом судят, руководствуясь критериями, выработанными в настоящем. Судить о рабстве следует в контексте исторического процесса. Европейцы не были первыми, кто обращал в рабство чёрных, гораздо раньше них этим занялись арабы (по некоторым данным, они не оставили это занятие даже сейчас). Естественным считали рабство сами африканцы, и прежде всего их царьки, продававшие сородичей иноземцам.

Мало известен и такой факт: в XVII и даже XVIII веке в Северной Америке допускалось обращение в рабство белых за некоторые провинности, например, за неуплату долга (правда, только на определённый срок). Считать рабство абсолютно недопустимым впервые стали совестливые индивидуумы из числа белых христиан. Так что если считать ныне живущие поколения ответственными за поступки их далёких предков, то кто перед кем должен становиться на колени – это задача сродни квадратуре круга.

Отвергая Вашингтона, Джефферсона и других отцов-основателей, как рабовладельцев (хотя они-то как раз и подготавливали освобождение рабов), творцы «новой идеологии» подрубают дерево американской демократии, лишая её корней. Но это-то им как раз и нужно.

***

Поражение Трампа на последних президентских выборах ещё ничего не решает в столкновении двух «карассов» (в романе Курта Воннегута «Колыбель для кошки» так называются группы людей, не способных понять друг друга, как бы живущих в разных реальностях). Оно может даже пойти на пользу если не лично Трампу («Кай смертен»), то «трампизму», уже оформившемуся как движение.

Впрочем, и лично Трамп сейчас полон энергии и намерен одержать победу на следующих, 2024 года, президентских выборах. Проводимая демократами генеральная перевёрстка взглядов встречает растущее сопротивление. К тому же «Бестолковый Джо» (Байден), который сейчас строчит указы со скоростью щедринского градоначальника, может наделать ошибок, которые дискредитируют его во мнении народном. И ему не очень помогут два новообразованных, заведомо демократических штата (Колумбия и Пуэрто-Рико), как и миллионы новых иммигрантов, на поддержку которых тоже рассчитывают демократы.

«Победители боятся побеждённых», констатирует газета «New York Post».

Никуда не исчезла угроза кровопролитной гражданской войны. В стране четыреста миллионов стволов находятся в частных руках, и они «ждут своего часа». Вооружены не только частные лица, но и учреждения и разного рода заведения, даже библиотеки и парикмахерские.

Но конфликт двух «карассов» в основе своей духовный; «новая идеология» возникла на волне противодействия христианству. Ещё недавно Америка считалась христианской страной: тридцать лет назад 90% её жителей называли себя христианами. Сейчас их число сократилось до двух третей. Считают «на глазок», что из них треть – теплохладные христиане, не твёрдые в своей вере, но другая треть – «горячие», регулярно посещающие храмы. В своём отношении к Трампу эти последние разделились: большинство выступило в его поддержку, полагая, что стране нужен сейчас именно такой человек, который «не берёт пленных и не приносит извинений».

Наиболее радикальные из них убеждены, что дело идёт к вооружённой борьбе, избежать которой не удастся. Таков, к примеру, писатель Эрик Метаксас (в России вышли его книги о Мартине Лютере и Дитрихе Бонхёффере), заявляющий, что «был бы счастлив» погибнуть в этой битве. На его сайте – изображение женщины-спартанки, которая протягивает щит с начертанным на нём знаменитым девизом: «С ним или на нём».

Близок ему по своим взглядам и Стивен Бэннон, бывший «тренер» Трампа, способствовавший его приходу к власти, а ныне выступающий за «скорую революцию».

Но есть и другие христиане из числа «горячих», убеждённые, что «надо уметь жить в Вавилоне, не поступаясь своими верованиями». К их числу относится коллектив интернет-журнала «The American Conservative» во главе с Родом Дреером (перешедшим из евангелизма в православие), который пишет, что Америке сейчас нужны «сады, где выращивают мучеников». В этой среде более сдержанное отношение к Трампу из-за некоторых его личных качеств, христианину не подобающих.

Но обе стороны апеллируют к наследию Рейнхольда Нибура, у которого можно найти доводы как в пользу активизма, так и в пользу пассивного сопротивления безбожной власти.

Этот спор напомнил мне о другом споре, почти ровно столетней давности, — в среде русской эмиграции. Тогда Иван Ильин (с его известной книгой «О сопротивлении злу силой») и Пётр Струве настаивали на необходимости подавить большевизм силой, а Николай Бердяев и Семён Франк возражали им, что надо считаться, как выразился Франк, с «фактичностью» и не пытаться ускорить ход истории. Полагаю, что в том – русском – споре правы были Ильин и Струве. А вот кто прав в споре американцев – не беру на себя смелость об этом судить.

Христиане разных толков и направлений соединились в так называемых «иерихонских маршах», в декабре и январе прошедших во всех штатах Америки. Пример взят из Ветхого Завета (который протестанты читают едва ли не более прилежно, чем Новый), где, как сказано в книге Иисуса Навина, Господь предал в руки верных Ему «город крепкий» Иерихон и обязал «обходить город однажды в день; и это делай шесть дней;… а в седьмый день обойдите вокруг города семь раз, а священники пусть трубят трубами». (6 : 2 – 4). В один из седьмых дней стены Иерихона рухнули от звуков труб. Для христиан важно подтверждение этого чуда в Новом Завете – в послании ап. Павла «К евреям»: «Верою пали стены Иерихона, по семидневном обхождении» (11: 30).

В данном случае «Иерихон» – символ Глубинного государства.

Самые многочисленные шествия состоялись в Вашингтоне: одна колонна обходила Конгресс, другая – Верховный суд и третья министерство юстиции. Во главе их шли генерал-лейтенант Майкл Флинн (бывший советник Трампа по национальной безопасности), тот же неистовый Метаксас и католический архиепископ Стрикленд, главный враг либерального папы Франциска. Каждые первые шесть дней шли молча, а на седьмой день трубили сконструированные по древнееврейскому образцу шофары (трубы или, точнее, роги). Пока чуда не произошло, стены «Иерихона» не пали (конечно, падение стен сегодня следует понимать метафорически, как и само имя «Иерихона»), но устроители шествий намерены «в нужный момент» возобновить их, в уверенности, что Господь их услышит.

Что ж, сказано в Евангелии: «Просите, и дано будет вам, ищите и найдёте, стучите, и отворят вам…» (Мат. 7 : 7).

Если чуда всё-таки не произойдёт и христианство в Америке окончательно проиграет, тогда Россия останется единственной большой христианской страной (хотя пока так можно сказать с натяжкой), способной оказать сопротивление «новой идеологии».

***

Публикацию «Манифеста» Богомолова «Новая газета» сопроводила фотографией памятника генералу Ли, снятого ночью. Яркий свет падает на высоченный постамент, весь испещрённый злобными и грязными граффити, а фигура всадника вверху едва различима на фоне ночного неба (что, как я подозреваю, устроило либеральную «Новую»). Но, по-моему, впечатляет как раз всадник, вглядывающийся в темноту Ночи, будто пытаясь разгадать её тайну.

[1] Niebuhr R. Faith and History. London. 1949. P. 140.

[2] Об этой книге я писал в статье «Бес лёгкости и бес тяжести»: «Новый мир», 2003, № 3.

 

_______________________

Наш проект можно поддержать.

Автор: Юрий Каграманов

публицист, критик

Добавить комментарий