Рубрики
Размышления Статьи

Охота на черных лебедей

Послания Президента Федеральному Собранию 4 декабря 2014 г. ждали, как ждут развязки в крепко закрученном триллере. События последних месяцев – украинский конфликт, бои в Новороссии, сбитый «Боинг», санкции, падение рубля, рост инфляции, и многое, многое другое – как водоворот, затягивали в свою воронку даже тех, кто привык к роли досужего зрителя с ведерком поп-корна в руках. Куда повернет президент – к дымным громадам мобилизационной экономики или разукрашенным либеральными гирляндами павильонам НЭПа? – задавались вопросом наблюдатели. В прессу просачивались инсайдерские крупицы: готовится либерализация экономики… грядут масштабные кадровые перестановки… силовикам наконец-то запретят «кошмарить бизнес»… Впрочем, зная нелюбовь Путина к театральным жестам, можно было заключать пари, что ничего сенсационного в Послании он не скажет. Он и не сказал.

Правительство осталось на своих местах (по крайней мере, пока…), налоги не снизили (хотя и заморозили на четыре года), курс на мобилизацию тоже провозглашен не был. Дипломатического признания ДНР и ЛНР не произошло, само слово «Новороссия» в речи президента не прозвучало, войну Америке не объявили. Тем не менее, в Послании было сказано достаточно – и десятки толкований выступления российского президента, опубликованных «по горячим следам» в российских и западных СМИ, красноречиво об этом свидетельствуют.

Послание президента не было революционным, и в этом смысле обмануло ожидания тех, кто верит, что «промедление смерти подобно». Оно было выдержано в духе спокойного консерватизма, это была речь хорошо просчитавшего ситуацию и оценившего все риски политика. Никаких задорных лозунгов. Никаких алармистских призывов. Взвешенная, учитывающая множество внешних и внутренних факторов стратегия.

Стратегия, рассчитанная не на полгода или на год. Это принципиально важно. «В течение трех-пяти лет мы должны обеспечить людей качественными и доступными по цене лекарствами и продуктами питания в значительной степени, конечно, собственного производства», – говорит президент о политике импортозамещения, подразумевая, что нынешний режим санкций сам собой не рассосется, и что России предстоит приспосабливаться к новой ситуации, в значительной степени с опорой на внутренние силы. «К 2018 году (несмотря на внешние ограничения) нужно довести годовой уровень инвестиций до 25% от ВВП страны», – значит, как минимум еще четыре года эти «внешние ограничения» будут оказывать значительное воздействие на экономику России.

Это не режим осажденной крепости (хотя бы потому, что на востоке высится Великая Стена могучего и дружественного Китая), но очевидный шаг по пути, уводящем от либеральной схемы «товары в обмен на углеводороды». Вообще упор на производство, сделанный в речи президента, заслуживает самого пристального внимания. Не секрет, что один из самых острых идеологических конфликтов в российских элитах – это конфликт условных «банкиров» с условными «производственниками». С 90х годов считается, что производством в России заниматься невыгодно, рискованно, попросту глупо. Станет заниматься этим государство – деньги разворуют, а производство не построят. Построит производство энергичный и оборотистый бизнесмен – придут хмурые люди из силовых ведомств и отберут курицу, несущую золотые яйца, чтобы за год-два довести ее до состояния синего тощего трупа. Кроме того, производство требует длинного дешевого кредита, а наш либеральный экономический блок верует в кредит дорогой и короткий. Однако теперь, когда кредитоваться в западных банках уже не получается, логичным кажется переход к кредитованию проектов реального сектора экономики по доступной процентной ставке, о чем и было сказано в Послании. С другой стороны, можно предположить, что банки, привыкшие в «тучные годы» делать деньги из воздуха, вряд ли пойдут на такое охотно. И, когда президент говорит, что докапитализация ведущих отечественных банков будет проведена за счет наших накопленных резервов (прежде всего, ФНБ) – с условием, что деньги пойдут на кредитование производства – невольно закрадывается сомнение: а не будет ли «финансовая подушка безопасности» использована для спасения самих банков, как это уже было в 2008 году? Очевидно, что без жесткого независимого аудита здесь не обойтись, а ведь экономическая часть послания начиналась с призыва «максимально снять ограничения с бизнеса, избавить его от навязчивого надзора и контроля».

Выходит, в Послании присутствуют скрытые противоречия? Да, поскольку идеологически неоднородно не только российское общество (83% поддерживают Путина, но 17% – это тоже значительная часть социума!), но и та часть элиты, которая отвечает за воплощение в жизнь обозначенного президентом курса. Неоднородность эта учитывалась западными политиками при введении санкций против России и попытке изолировать Россию на международной арене; более того, на нее делалась основная ставка. Теперь политика изоляции признается западными экспертами и аналитиками ошибочной, а то, что санкции не раскололи российское общество, воспринимается как удивительный, но неоспоримый факт. Тем не менее, неоднородность никуда не делась: хипстеры с Болотной и рабочие с Уралвагонзавода по-прежнему живут в разных мирах, а условный «Газпром» все так же не сходится во взглядах на внешнюю политику с условной «Роснефтью». Президент не мог не учитывать эту неоднородность, и то, что смыслы, адресованные Путиным различным группам общества (и элиты) оказались замечательно сбалансированы, является едва ли не самой яркой чертой нынешнего Послания.

Конечно, это никакое не Послание Федеральному Собранию. Это послание нации, «многоликой, но монолитной», как крайне удачно выразился президент в самом начале своей речи. И то, что с самой высокой трибуны, наконец, прозвучало истинное имя этой нации – «русская нация» – наряду с цитатой из любимого президентом Ивана Ильина, должно быть оценено по достоинству всеми патриотами России. Это еще один знак – символический, но важный – отказа от либеральной идеологии 90х, с ее попыткой заменить «новую историческую общность людей – советский народ» не менее искусственными «дорогими россиянами». (По сути дела, все Послание было цепочкой таких знаков – развитие производства, развитие образования, прежде всего, технического, возврат к экзаменационным сочинениям, как первая робкая попытка ревизии системы ЕГЭ).

Однако вернемся к нации. «Многоликая, но монолитная» нация выдержала испытания революциями и войнами (о «тяжких поражениях 1941 и 1942 гг.» президент вспомнил явно не случайно). Сумеет ли достойно ответить на новые вызовы? Не сыграет ли роковую роль та неоднородность общества, о которой шла речь выше?

Говоря о Послании, глава фонда Института социально-экономических и политических исследований Дмитрий Бадовский назвал его «полноценной стратегией «антихрупкости» для России». Антихрупкость – понятие, введенное в политологический лексикон Нассимом Талебом, автором знаменитой концепции «черных лебедей». «Черный лебедь», согласно Талебу  – это событие, которое является неожиданным для наблюдателя, имеет значительные последствия, но в ретроспективе может быть легко и рационально объяснено, так что непонятно, почему же его все-таки никто не мог предсказать.

Из концепции «черных лебедей» следует важный вывод: в мире царит неопределенность, предсказывать будущее почти бессмысленно, потому что всегда есть риск проглядеть «черного лебедя». Мир глобализации, мир взаимосвязанной хрупкости и кажущейся стабильности, порождает этих «черных лебедей» с эффективностью инкубатора. Не нужно стремиться предсказывать будущее, но нужно быть готовым к любым ударам судьбы. Эту способность Талеб и называет «антихрупкостью» – свойством, позволяющим использовать хаос, для того, чтобы становиться сильнее.

С этой точки зрения Послание представляет собой инструкцию по технике безопасности в условиях «идеального шторма», обрушившегося на Россию. Удары и вызовы – как предсказуемые, так и относящиеся к категории «черных лебедей» – неизбежны, но мы можем обратить их себе на пользу. Будет трудно, но мы обязательно победим. «Все, что меня не убивает, делает меня сильнее». 

Автор: Кирилл Бенедиктов

Писатель, политолог, автор романов в жанре социальной фантастики.