По поводу вышедшей во Франции книги Рафаэля Гамбры «Молчание Бога» («Le Silence de Dieu» Editions Artйge)
Удивительная книга, построенная как архитектурное сооружение. Со своими ходами и выходами, пространствами, где раздаются, перекликаясь голоса: актёры живого мышления.
Романтики, философы близкие к ним, особенно Шеллинг, ставили поэзию выше философии в своей способности проявить суть вещей. Книга Рафаэля Гамбры достигает столь трудно постижимого уровня, когда поэзия и философия сливаются в нечто целое. Уподобляясь великим авторам античности, назовём нескольких — Гераклит, Парменид, Платон, Плотин… Поэзия способна открыть дверь, по словам Хайдеггера, в «дом бытия». Дом, который есть язык человечества. Поэзия способна проникнуть в самые глубины речи, к тому бьющему ключу воды в сердце, упоминает Св. Фома, из которого берёт начало первичный поток слова.
В обширном пространстве этой книги переплетаются несколько голосов, что придаёт ей также музыкальный характер. Это прежде всего голос ведущего, самого автора, затем голос драматурга Ионеско, Кафки и особенно отчетливо раздаётся голос поэта Антуана де Сент Экзюпери. В этой книге он представлен как бескомпромиссный защитник аристократической нравственной традиции, предпочитая её материальному благополучию; далёк он здесь от ходячего романтического образа писателя-авиатора.
Отметим, как некий контрапункт фуги слышится голос гневного псалмиста: Сказал безумец в сердце своём: «нет Бога»…(псалом 14).
На всём пространстве книги «Молчание Бога» происходит сражение, как и во всей человеческой истории между безумцем, отторгнувшим себя от Божьей милости, постоянно прогрессирующим в своей испорченности, превратном видении вещей и человеком веры, не видящим бытие вне Божьей мудрости.
Нынешний безумец, пишет Рафаэль Гамбра, это не безумец Святого Ансельма, «поскольку мы переходим от алогического безумца к безумцу логицисту… Своими логическими сокращениями невоплощенный разум разрушает смысл вещей и приводит к разрушению человеческого жилища, в результате чего сам человек растлевает в нем».
Можно сказать, что перед человеком изначально открыты два пути, один обозначенный радикально Декартом, путь механистический, Разума самоудовлетворенного расчёта; и другой, путь Сердца, контемплативный: направление Блеза Паскаля, пришедшего в ужас от декартовских выводов. Поначалу забавные механические автоматы, движимые энергией раскручиваемой пружины; нынче же комплексные компьютерные системы: реальная опасность из-за своей огромной калькулятивной способности оказать влияние на человеческое сознание.
В противовес этому медитативный полет поэта, как пишет Гамбра о Сент-Экзюпери: “этот одинокий исследователь первых воздушных горизонтов над городами Земли смог, как никто другой, проникнуть в таинственную связь, которая единит человека с его миром и потусторонней жизнью. В этом кроются экзистенциальные (исторические и священные) корни подлинной человеческой жизни, противостоящей массовым достижениям бестелесного разума и абстрактного ложного гуманизма, которые предают истинное предназначение человека».
Эта книга вышла впервые в свет в Испании уже более пятидесяти лет назад. Её актуальность не потускнела ни на одну йоту. Скорее, как хорошее вино со временем приобретает особый вкус и силу, так и аргументация философа оправдывается и проверяется с годами. Произведение Гамбры указывает нам, что история в некоей степени предсказуема.
Автор не упоминает имени своего соотечественника философа Хосе Ортега-и-Гассет, но его присутствие ощутимо в книге. Когда Гамбра ставит на один уровень социализм и либерализм, как две системы одной рациональной концепции, Ортега, будучи адептом либерализма, подразумевается под аргументами автора. При современном социализме Государство (как и при либерализме, считает Гамбра, единственная структура общества) «выходит за рамки своей в некотором роде пассивной функции блюстителя закона и превращается в активный фактор организации и предоставления услуг. При либеральной концепции общества, государство в какой-то степени внешне, экстренсек самому человеку, будучи правилом простого сожительства индивидуумов меж собой. И еще: для теоретиков политического рационализма подлинное или истинное общество является не чем иным, как продуктом договора или контракта, заключенного между, по существу, автономными людьми, между индивидами, созданными и сформировавшимися на окраинах самого общества. Следовательно, когда последнее выходит за эти пределы и представляет собой сообщество, состоящее из связей или наделенное определенным образом определенным смыслом, оно представляет собой зло для человека или даже точное происхождение зла и коррупции среди людей, которые по своей природе якобы добры и рациональны…», пишет Рафаэль Гамбра.
Неудивительно, что подобные системы рождают Носорогов и Носорогость, сценический образ Ионеско: люди, превращающиеся в носорогов в глубочайшем конформистском падении. Образ, отражающий верно «массивные достижения холодного разума». Гамбра считает, что в нашем современном обществе, “массовом и государственническом, где носорогость достигла невиданных доселе высот, это произведение Ионеско должно производить такое же впечатление удивления, как и у экипажа старого червивого судна, которому покажут, как оно спускается на воду и тут же тонет». Холодная рациональная концепция общества, уподобленная математическим конструкциям, делает из живого человека «Человека-массу». Термин знаменитого концепта из книги «Восстание масс» Хосе Ортега-и-Гассет. Человек без метафизических корней и лишенный собственной истории или потребитель истории полностью исковерканной прогрессивной цензурой, не отдавая себе отчёта, превращается медленно и верно в безымянную и безликую деталь механической техно-бюрократической реальности.
Ортега в своей книге «Восстание масс» пишет, что если бы грядущее не оставляло бреши для предвидений то и впредь, исполняясь и становясь прошлым, оно оставалось бы непонятным. Конечно, считает Ортега, можно предвидеть лишь общий каркас будущего, но ведь и в настоящем или прошлом это единственное, что доступно.
Безумец, как мы видели выше, в своем разрушительном деле, считает Гамбра, способен к мрачной эволюции. Выйдя из стадии определенного мефистофелевского одиночества, он в свою очередь стал массовым продуктом. Нормальным. Сфабрикованным в особых государственных школах. Но метод его и тактика остаются те же.
Это восстание против «установленного порядка» во имя «sacrosainte libertй» – священной свободы и неустанная борьба за «равенство». Ныне, эта борьба, дошла до полного абсурда, когда «безумец» в состоянии отрицать основное и принципиальное космически-природное различие между женским и мужским началами.
Чиновник, партийный или государственный служащий, университетский интеллектуал, в интересе своей карьеры, в обязательном порядке должны принять этот кодекс мышления. Парадокс, пишет Гамбра, нашей эпохи, что эта революционная позиция стала нынешним конформизмом. Тогда как «несостоятельная или героическая позиция стала позицией консерватизма и верности». На подрыв безумца Гамбра противопоставляет Град, воздвигнутый, как корабль или храм, они ориентированы на вечность. Обитель людей, чей экзистенциональный порядок не вытекает из логических выкладок, а строится благодаря рвению и полной самоотдачи. «С принципом ответственной власти, который представляет собой произвольный выбор, зависящий от фактичности существ, вещей и ситуаций» – пишет Гамбра. Окружающая среда, созданная с любовью, рвением и самоотдачей обеспечивает человека двумя ценными для него благами: смыслом вещей и чувством жизни. В воображаемом Граде центральное место занимает дворец со своими многочисленными залами, лестницами, комнатами закрытыми или неизвестного назначения.
Для безумца, вследствие его логических построений, вытащенных из его сатанинской сумки инструментов мертворожденных концептов, совершенно не принято, что столько места не заполнено, столько богатства не использовано, «мы должны снести эти ненужные стены и выровнять эти лестницы, которые затрудняют передвижение». Тогда, он утверждает – человек станет свободным. Но, увы, для автора «Молчание Бога» люди превратятся в стадо домашних животных на общественном месте, придумают ненужные им игры, которые тоже будут регламентированы. Дворец же, образ пространства и времени творения, для Сент-Экзюпери фаворизирует поэмы.
Возможно, здесь проясняется, почему поэзия исчезла из наших городов, или ушла в подполье, несмотря на бесчисленные поэтические фестивали, базары, поэтические весны организованные бюрократами культуро-технократии. Гамбра цитирует Сент-Экзюпери из его «Цитадели».
«Возможно, еще долго они будут жить в тени этих стен, поэмы будут вызывать у них ностальгию, а затем сама тень исчезнет, и они их больше не поймут».
Поэзии нет места в закрытом геометрическом мире какого-либо Корбюзье, его «машины обитания», «где человечество, окончательно загнанное в угол, как в хлев, будет жить в узости неких обусловленных пределов, живя в мире лишенного очертаний и человеческого облика» – пишет Гамбра. Стих стынет в бетоне и не удерживается на ледяной поверхности стеклянных стен-окон.
Книга «Молчание Бога» практически не вызвала реакции среди критики «большой» прессы. Как уже отмечено, поэзия, в лице Сент-Экзюпери занимает важнейшее место в книге; может быть, отказ и неприятие поэтической метафоры, предпочитая ей благоговение пред математическим мышлением, скажем, материально-математическим – одна из причин общего умалчивания этого удивительного произведения.
За несколько часов или дней механической кувалдой или попросту взрывом можно разрушить то, что требует столетий для возведения. Самый простой и основной инструмент в «сумке с инструментами» безумца – это Почему нет, (Pourquoi pas).
– Почему – Нет: удары кувалды по телу цивилизации. Вот два простых слова значение которых ставит под сомнение существование целой цивилизации. Горизонт безумца ограничивается его собственным ненасытным эго и рабским преклонением пред техно-механистическим идолом; всё начавшееся в глубинах Души для него, как каменные орнаменты стен есть излишества, не имеющие никакого смысла.
«На это почти космическое возражение, пишет Гамбра, которое всегда пытается оправдать новую практику или разрыв с образом бытия или действия, древняя мудрость всегда отвечала столь же кратким выражением: Потому что нет».
Гамбра чётко делит человечество на две группы. Это не деление на классы угнетённых и угнетаемых, ни на богатых и бедных, развитых и недоразвитых или миров первых, вторых и третьих; это безумцы – Почему нет, адепты бесформенного и их оппоненты, хранители традиции, созидатели, произносящие: Потому что нет.
У русского философа Николая Бердяева есть в его «Философии неравенства» проникновенные строки, которые могут показаться слишком радикальными для ушей либеральных.
В главе «Об аристократии» он рассуждает о природе демократии. Этом режиме единственно правомочном и обладающим полным правом существования в мире в глазах безумцев всех разновидностей. Для Бердяева природа демократии является чисто феноменальной. Это означает, что она не имеет ничего ноуменального. Он заявляет: «Её торжество всегда призрачно и быстротечно: оно длится всегда один миг». Встаёт вопрос: существовала ли реально в истории человечества демократия? Или это есть один из самых долговечных мифов, прикрывающий собой скрытую власть немногих.
Достаточно, пишет Бердяев, освободиться от власти слов и внешних покровов и убедиться, что в подлинной действительности всегда торжествует аристократия или охлократия. Два типа власти: правление лучших и правление худших. И всегда, подчеркивает Николай Бердяев, правят немногие. Господство всех ничего не означает, «кроме темного, безразличного хаоса».
Бердяев в этой же главе упоминает Платона. Для него в Платоновой утопической идеи есть что-то вечное и самый её аристократический принцип не может быть превзойдён. Он притягивал к себе Средневековье и будет притягивать во все времена. Пока количественный расчёт не задавил окончательно качественный дух, считает Бердяев, человек будет стремиться к царствованию лучших, подлинной аристократии.
Рафаэль Гамбра в своей книге несколько раз обращается к той же теории Civitas Humana, к должной гармонии между тремя социальными классами. Гамбра рассуждает изнутри Платоновой схемы, о несчастьях, могущих обрушиться на общество, если народ перестаёт трудиться, отдаваясь лени: тогда обществу грозят нехватки всего необходимого или попросту голод. Что, естественно, пишет автор, большое несчастье.
Когда класс военных, защитников и охранников отказывается от императива чести, дисциплины и смелости наступает смутное время беспорядков, разгулье насилия и внешних вторжений. Общество может прожить в атмосфере недостатков, но с трудом в неуверенности и чувстве ужаса. Но наибольшее несчастье, когда «мудрецы или магистраты (священнослужители в христианском городе) отказываются от своей собственной добродетели, которая заключается в благоразумии...» В таком случае люди теряют доверие, игнорируют раздел между злом и добром, между правдой и ложью. «Наконец, они сомневаются в смысле своего существования, и их жизнь медленно погружается в коррупцию и непоследовательность». Ситуация гораздо опасней землетрясения ибо, это не страх, что сооружение или гора падут; но паника от попросту потерянных точек опоры и ориентиров в пространстве.
Описанная автором картина полностью соответствует нашему нынешнему охлократическому режиму. Режиму недостойных правления, когда представители менее двадцати процентов населения владеют властью, даже не находясь в президентском дворце… Попросту, внушают подавляющему большинству, без сопротивления со стороны их недалёких лидеров, подняв медиатический гвалт, барабаня и трубя в пустые концепты: республиканский фронт, социальное распределение, братство и равенство, прогресс и т.д. Трудно сказать, был ли в истории европейских стран разрыв, подобный нынешнему, между коррумпированной, аморальной элитой и сбитым с толку, потерявшим всякое доверие к власти народом. В царской России русская интеллигенция находилась в шизофреническом состоянии между презрением к мужику, деревне (Горький, Бунин) и слепым обожанием (Толстой).
Евро-технократия даже не презирает, а просто ненавидит собственный народ, способствуя его замене инородными массами с далеких окраин земли.
Современный человек, по мнению Гамбры, игнорирует смысл тайны и значения молчания. Энигматическое название книги «Молчание Бога» есть краеугольный камень, держащий её смысловой свод. Только церковь, для автора, может быть сдерживаемой плотиной от натиска разрушительной активности безумцев всех видов и родов. Но при условии исполнения своей провиденциальной миссии – быть нерушимой обителью для людей в пространстве и несменяемым ритуалом во времени. Испанский философ подчеркивает необходимость вдохновения для церкви примером Христа, хранящим молчание на Кресте. Отказываясь отвечать на извратные призывы спасти себя самого. Отказываясь в течение своей жизни от всякого диалога с теми, кто обращался к нему с целью искушения. Наконец, он оттолкнул дьявола, предложившего ему лёгкое владение всей вселенной.
Философия Рафаэля Гамбры приглашает к метафизической медитации Молчания Бога перед миром апостазий всех времён, перед теми, кто «не ведают, что творят».
