Франция в последнее время стала источником целого ряда политических новостей, которые свидетельствуют о возможности серьезных перемен в имидже и стратегии ведущих политических партий. Одна из таких новостей, внешне не примечательная, все же имеет глубокое символическое значение, поскольку подводит определенный итог под дискуссиями о судьбах пребывающей в глубоком кризисе Пятой Республики и французского республиканизма в частности.
Автором этой новости выступил экс-президент Франции Николя Саркози, который после не слишком удачного президентского срока 2007-2012 годов постепенно укрепляет свои позиции на фоне растущей непопулярности действующего президента Франсуа Олланда и очевидного ослабления правящей Социалистической партии.
Главная оппозиционная партия Франции — «Союз в поддержку народного движения» (СПНД, UMP) отныне может получить название упрощенное и менее «популистское» название «Республиканцы». Подобную инициативу Саркози 5 мая текущего года поддержало политбюро партии, 50 членов которого проголосовали «за» при одном воздержавшемся.
Между тем, отношение рядовых членов партии к возможной смене названия не столь однозначно. По данным последних опросов общественного мнения, проводившихся в апреле, 61% сторонников СПНД полагают, что партии не следует менять название, а 56% отдают предпочтение привычной аббревиатуре.
Каков же смысл подобной инициативы?
По мнению Саркози, переименование партии создаст ей новый имидж с прицелом на предстоящие избирательные кампании, и, прежде всего, на президентские выборы 2017 года, на которых он рассчитывает стать кандидатом от «правоцентристов». По мнению заместителя председателя партии Натали Костюшко-Моризе, новое название предполагает «полное обновление» партии, которая в своем прежнем виде «не оправдала ожиданий французов и своих активистов» за тринадцать лет своего существования и десять лет пребывания в статусе правящей партии.
Таким образом, находящийся в оппозиции СПНД пытается с помощью своеобразного ребрендинга некоторым образом снять с себя ответственность за не слишком удачное десятилетие пребывания у власти. Осталось уточнить в этой связи, какого рода трансформация имеется в виду, и как выглядит она в более широком политическом контексте, связанном с глубоким кризисом институтов Пятой Республики. И главное – что означает она в категориях символической политики?
Основной парадокс ситуации состоит в том, что сегодня у Саркози и его единомышленников, претендующих на определенную «преемственность» по отношению к «правоцентристскому» наследию и прежде всего к наследию Шарля де Голля как основателя Пятой Республики, не осталось практически ничего от того, с чем изначально связывалась республиканская идея.
Созданная в ответ на масштабный кризис послевоенной Четвертой республики благодаря незаурядной харизме и политической воле генерала де Голля Пятая Республика обеспечила Франции стабильность, определив при этом характерные черты и атрибуты французской модели политической жизни на несколько десятилетий, такие как:
– Своеобразная республиканская монархия, которая примирила монархию и демократию, два антагонистических принципа эпохи Великой Французской Революции;
– Идея «великой Франции», которая соединила величие как аристократический по своему происхождению принцип с многовековой идеей «народности», которая воплотилась в идеологии республиканизма;
– Идея национального суверенитета, которая в интерпретации де Голля имела не только внешнеполитическое, но также надклассовое и надпартийное содержание, сплачивая таким образом народ и нацию;
– Эгалитаризм, который сочетался со своеобразной моделью «республиканской меритократии» (феномен энархии и grandes ?coles , формировавших и формирующих политическую элиту Республики);
– Озабоченность мощью и престижем страны, которые должны были проявляться на всех уровнях;
– Приоритет политики над экономикой, когда последняя превращалась в средство обеспечения национального престижа;
– Управление экономикой государством по согласованию с социальными партнерами;
– Решительное законодательное и административное противодействие корпоративизму любого рода (до 1991 года во Франции юридически отсутствовало такое явление, как лоббизм);
– Сосуществование масштабного публичного сектора и частного сектора, пользующегося поддержкой государства;
– Прием иностранцев и особенно тех из них, кто называет себя беженцами, при условии их социальной и культурной ассимиляции;
– Лаицизм, сочетающийся с пиететом по отношению к наиболее значимым традиционным конфессиям (иудаизм, ислам, но прежде всего – католицизм, с которым частью элиты увязывается историческая идентичность Франции); в эту модель вполне органично вписывается выпускник иезуитского колледжа де Голль с его глубокой религиозностью и неприязнью к ценностям якобинства.
Как полагают эксперты, модель республики, основанная на идеях де Голля, не выдержала вызова со стороны таких феноменов, как распространение либеральных идей, глобализация, снижение качества элиты и предопределенная самой логикой социально-экономического развития страны децентрализация.
В кризис и происходящий на наших распад этой модели внесли свой вклад ключевые фигуры как из числа «правых», так и из числа «левых» французских политиков. Франсуа Миттеран, Жак Ширак, Николя Саркози и Франсуа Олланд – правление каждого из них стало вехой в процессе плавного демонтажа Пятой Республики.
Миттеран, не преуспев после 1981 года в заявленных им масштабных реформах в духе «французского социализма», подорвал доверие общества к самой идее «левой модернизации».
Ширак, имитируя высокий стиль и величие, не решился на необходимые стране политические и социально-экономические реформы, эксплуатируя голлистское наследие в своих собственных интересах. У немалой части французов именно с его фигурой связывается итоговая «сдача национальных интересов Брюсселю».
Саркози (тот самый «Правый, который не любит Францию» – название одной из посвященных ему книг) – в течение своего пока единственного президентского срока потерпел неудачу с попыткой «праволиберальной модернизации» по заветам Жака Аттали, продолжил уступки брюссельской элите ради «спасения ЕС» и интеграции в глобальные структуры, вернул Францию в военную структуру НАТО и попытался покончить с анахронизмами наподобие «французского социализма» и эгалитаризма.
Олланд довершил разрушение иллюзий относительно возможностей «левого республиканизма», продвигая леволиберальные ценности и довольно спорные проекты в духе «левого глобализма» и «социально ориентированной евроинтеграции». Тем самым он лишь содействовал углублению кризиса институтов Пятой Республики, ослабив президентскую власть и согласившись под нажимом обстоятельств на продолжение демонтажа институтов социального государства.
Пытающемуся вернуться в большую политику Николя Саркози в этом процессе досталась роль своеобразного ревизора – он не просто собирается переименовывать партию, но проводит ревизию оставшегося символического и политического капиталов Пятой Республики, трансформируя их и превращая в инструмент для реализации совсем иных целей, связанных с интеграцией связанного с ним сегмента французской элиты в глобальное сообщество. Цена вопроса при этом уже второстепенна.
Проведенная «ревизия» принесла неутешительные результаты, не обнаружив ни полноценного суверенитета, ни заявленного равенства, ни сильного лидерства, ни подлинного величия. Вместо этого, увы, происходит поэтапная сдача позиций во внутренней политике и экономике при нарастающем дефиците ресурсов для внутреннего развития.
В результате, у Саркози и поддерживающих его инициативу однопартийцев получается своеобразный республиканизм без Республики – ибо политическое наследие и принципы голлизма, положенные в основу Пятой Республики, на сегодняшний день успешно использованы и по факту отброшены.
Последнее, впрочем, неудивительно. Целью находящихся в оппозиции «правоцентристов», как и правящих социалистов является не столько модернизация страны, сколько модернизация французской элиты с целью интеграции последней в мировое элитное сообщество. А при таком подходе республиканизм, как и любая иная фундаментальная политическая идея, неизбежно превращается в симулякр.
