Рубрики
Статьи

Непреходящий традиционализм

Если для певцов оды современному западу традиционные общества кажутся ямой, из которой народы надо тащить на свет просвещения, то для традиционалистов исконный уклад являет здоровые условия, позволяющие обществу воспроизводить соплеменников, давать им благое представление о плохом и хорошем и опирать на плечи воспитанников общественный организм.

В политике часто приходится иметь дело с «резиновыми» понятиями. Они трактуются излишне широко и брать их в оборот в предметном разговоре рискованно, поскольку возникает большое число удивлений об отсутствии ожидаемых смыслов. Таковыми в высшей степени являются «консерватизм» и «традиционализм», ведь оба как ценностные явления наполнены противоречивыми ожиданиями от поклонников разных традиций.

Но выдумывать каждый раз новый термин иная крайность, ибо главная задача «общественных наук» если и не давать исчерпывающее объяснение, то складывать взгляды в подобие книжного шкафа, где мнения расставлены по полкам в рамках связной логики.

Мы дадим свое сутевое определение традиционализма, но с терпением отнесемся, что оно окажется в одной папке картотеки с другими воззрениями.

Политика как сражение идеологий зародилась в Европе, поэтому современники платят дань предкам, определяя свое место по отношению к порядку рассадки сил в Национальном собрании времен Французской революции. И если условно левые «измы» (социализм, либерализм) характеризуются внятными абстракциями, то идеология «консерватизма» меняется от случая к случаю в разных странах и эпохах.

Главная «беда» определения правых «измов» в попытке соотнести современные воззрения с взглядами предшественников, кто масштабом личности высек в граните свое имя рядом с искомым термином. По умолчанию возникает стремление рассматривать консерваторов в современности как наследников идей Эдмунда Берка в мысли и Бенджамина Дизраэли в политике, а традиционалистов как наследников Рене Генона, Эрнста Юнгера, Юлиуса Эволы и Мирча Элиаде в идейных исканиях. В политике с последними дело доходит до сопоставления с фигурами, чьи имена после 45-го года называть предосудительно.

Подобный подход, берущий во внимание историю политических идей, хорош для взгляда в минувшее. В современности он ограничен в возможности создавать, поскольку в большей степени норовит одеться в платье прошлого нежели творить идейную суть исходя из злободневных задач сего дня.

Перед определением сути традиционализма мы сделаем необходимый экскурс в историю европейской политической мысли и затем озвучим идейные характеристики, которые выходят на первый план в современной России.

Говоря о традиционализме как об идеологии (подход Карла Манхейма к консерватизму как осознанному традиционализму, где последний рассматривается в виде непроговорённой тяги держаться прошлого – это про психологию), следует прежде всего выделить французских Луи Бональда и Жозефа де Местра. Оба мыслителя рубежа XIX-го века сетовали на современность за отсутствие должным образом воплощенных в политике религиозных оснований и ратовали за более решительное укоренение католических институтов.

Последний особо интересен, поскольку, скрываясь от Наполеона в Петербурге, сумел собрать кружок почитателей и вдохновил ряд наших соотечественников. Один из последователей консерватора и традиционалиста Жозефа де Местра Петр Чаадаев стал критиком православной цивилизации (!), заслужив от Николая Павловича эпитет «сумасшедший», что в общем-то явно показывает, как европейский традиционализм на отечественной почве оказывается хуже вольтерьянства.

Главное, что следует вывести, оглядывая фигуры статных европейцев в расшитых камзолах, что традиционализм выступает за преобразование современности в направлении большего укоренения традиционных идеалов.

Первая половина XX-го века – время «коренного» перелома. Эпоха слома порядка Нового времени, когда калейдоскоп национальных государств, изнутри скрепленных объятиями и борьбой дворянства с фабричной буржуазией, разбивается о Первую Мировую войну. По ее результатам феодалы оказываются за бортом политики, которая перемещается в область масс, манипулируемых промышленным и финансовым капиталом.

В это время расстояние между континентами преодолевается перелетом из Ньюфаунленда в Ирландию (1919). Происходит укоренение «экзистенциальной» философии, окрашивающей исстари разлинованные чертежи яркими пятнами на манер импрессионизма.

Среди столпов – тех, от кого мы вынуждены отталкиваться, оглядывая запыленную полку «традиционализма», – француз Рене Генон (1886 – 1951).

Сын архитектора, увлекаемый мистикой и неведомым. Вступил в «суфийский орден» и принял ислам, при этом продолжая печататься в католических изданиях и бракосочетаясь в церкви.

Будучи всей судьбой обязанным колониализму и европейскому могуществу, считал современную западную цивилизацию проявлением упадка духа. Идеалом называл «изначальную истину», издревле явленную в Гиперборее и в последующем сокрытую от мира. Средством постижения Традиции называл интуицию и приобщение к текстам по алхимии, астрологии, нумерологии, которые при этом содержат лишь поверхностное отражение мудрости, поскольку являются подспорьем в созерцании.

По мнению Генона, западная интеллектуальная традиция со времен греков взяла курс на формально-логическое выражение мысли, не способное отразить первенство духовного. Эзотерические традиции восточных религий, а индуизм – в наивысшей степени, приближены к пониманию «изначальной истины» и являют собой «чистую метафизику».

Эрнст Юнгер (1895 – 1998) – немец, с детства тосковавший о войне. В юности бежал из дома дабы поступить во французский иностранный легион, но отец нашел способ возвратить сына домой. Спустя год к великой радости Эрнста случилась Первая мировая война, которую ему довелось браво пройти до конца, собрав коллекцию из не менее двадцати ранений, «Железного креста» и ордена «За заслуги» – наивысшей награды кайзеровской Германии.

По окончании войны Юнгер издал очерк фронтовых наблюдений «В стальных грозах» (1920), где вдохновенно живописал боевые впечатления, что по сей день считается образцом изящества военной прозы.

После ноябрьской революции 1918 года включился в общественную жизнь на стороне правых. Публиковался в газетах «Фёлькишер Беобахтер», издававшейся НСДАП, и «Ди Штандарте», выпускаемой «Стальным шлемом», куда входили военные. Последние считали себя резервом нации, которой к тому моменту, согласно положениям Версальского договора, нельзя было иметь значимые вооруженные силы.

Многие из его газетных высказываний были даны в поддержку национализма и «консервативной революции». В 1923 году вслед неудавшемуся пивному путчу Эрнст выпустил статью «Революция и идея», где высказался о невозможности остановить будущий переворот.

Юнгер утверждал, что революция 1918 года произошла в Германии из-за утраты Кайзеровским государством воли к жизни, но подлинной революции еще суждено разразиться в будущем, в ее основу ляжет отточенный до острия национализм. Воспринимал политику подобно Клаузевицу продолжением войны другими средствами. Высказывался, что грядущее государство должно быть национальным, социальным, обороноспособным и авторитарным.

После прихода к власти НСДАП отнесся скептически к расизму и многим другим действиям гитлеровцев. Считается, что в ряде сочинений (Гелиополь – 1949) содержится подразумеваемая критика “нацизма”. В начале Второй Мировой войны служил в вермахте на французском фронте, в 1942 году был с миссией на Кавказе, по результатам чего написал «Кавказские заметки».

После 1945 года не согласился с “денацификацией” и имел некоторое время сложности с публикацией сочинений. Благодаря долгим годам жизни продолжил активную общественную и писательскую деятельность, вписавшись в новые условия.

Итальянец Джулио Эвола (1898 – 1974), впоследствии изменивший имя на Юлиус, увлекался эзотерикой, оккультизмом, буддизмом и йогой. По его мнению, мужское аристократическое начало противостоит женственной демократии. Вопросу пола посвятил работу «Метафизика пола» (1958 год), переведенную на русский язык.

В ней разбирает половые роли в традиционных обществах и культурах, заявляя об угасании исконного в современности вследствие сексуальной революции.

Отстаивал принцип кастового общества, но с разочарованием смотрел на окружающую политику, не воспринимая ни одну силу как иерархию, сколь-нибудь приближенную идеалу.

Высказывал расистские идеи в «Языческом империализме» (1928 год), но его понимание расы было шире биологической трактовки. С неприязнью высказывался об евреях и может с оговорками на излишнюю философичность быть назван антисемитом. Участвовал в издании “Протоколов сионских мудрецов”, отстаивал их подлинность. При этом не входил в состав фашистской партии Италии.

После войны опубликовал работу с критикой фашизма (1964 год), где обрушился на детище Муссолини и Гитлера за извращение изначально благих государственнических идей в популизме, расовых безумствах, бюрократизме.

Вы спросите, значит, быть традиционалистом означает стать таким же (ши)банутым? Разумеется, нет.

Мы окинули взором пёструю картину мыслителей, которые в разные времена удостоились оказаться выразителями идей традиционализма.

Встаёт главный вопрос, что за диковина этот традиционализм, и какое отношение она имеет к индуизму, католицизму и фашизму. Спешим уверить любителей исторического подхода, который причисляет те или иные формы к “изму” по внешней схожести с высоты отстоящих от явлений лет, быть традиционалистом не означает грезить войной, становиться исламским дервишем или проходить обряд инициации в индийскую касту (наверное, такового даже нет).

Все перечисленные динамиты мысли снискали гордое название “традиционалистов”, поскольку выступали за воплощение в политике давно минувших основ традиционного уклада и вскрытии подлинной силы государства, ещё не реализованной поныне. Ключевым в данном случае оказывается термин “консервативная революция”, получивший широкую известность благодаря статьям в военно-националистических изданиях Веймарской республики Эрнста Юнгера.

Термин традиционализм близок конфессиональной характеристике “фундаментализм”, указывающей на стремление вернуться к основам чистоты веры.

Радует, что европейские традиционалисты XX-го века собственно в Европе уже не видели колыбели цивилизации, которую имело бы смысл пересобрать на более воодушевляющих основаниях. Они устремлялись взором вдаль, выдумывая или реконструируя образы прапредков индоевропейцев.

Это наглядное следствие эволюции европейского наследия, которое произошло за период со времён Жозефа де Местра до Рене Генона. Если первый ратовал за укоренение власти Папы и возвращение Европы к основам, пронизанным католическим духом, то второй вступил в исламский орден и превозносил близость первоначальной истине посредством индуистских практик, считая католический мир тупиком.

Да, порой традиционалистами называют Рейгана и Тэтчер, поскольку они совершили подобие консервативного переворота, значительно изменив хозяйственный уклад западных обществ, провозглашая ценности индивидуализма как традиционные столпы Запада.

Тем не менее, ядро западной цивилизации этими же свободами и развитым рынком подточилось. И если в XVII-м веке перед лицом фронтира белые протестанты несли, как им казалось, высшую цивилизацию на запад американского континента, не принятую даже тогдашней Европой, то в конце XX-го и начале XXI-го следствием победы идеалов “свободы” во всем мире стало лицемерие и мещанство, заполнившее души “свободного мира”.

Мы ещё не раз скажем о “конце истории”, но теперь обратимся к трезво понимаемому традиционализму. Все мировые культуры, христианская, исламская, индуистская, буддистская и много ещё каких характеризуются общими чертами в стадии традиционного общества. Тут можно обратиться к злому певцу либерализма Карлу Попперу, который выделяет “открытое общество” как то, где во главе угла рациональное осмысление мира и экономика, основанная на денежном обмене, и предшествующее ему традиционное, которое характеризуется мракобесием, угнетением меньшинств и прочим славным букетом.

Так вот, если для певцов оды современному западу традиционные общества кажутся ямой, из которой народы надо тащить на свет просвещения, то для традиционалистов исконный уклад являет здоровые условия, позволяющие обществу воспроизводить соплеменников, давать им благое представление о плохом и хорошем и опирать на плечи воспитанников общественный организм. Многие идеалы, трактуемые Западом как предрассудки, оказываются на поверку многовековой истории краеугольным камнем здорового общества.

Традиционное общество, способное к самовоспроизводству и процветанию, характеризуется следующими качествами, которые друг с другом органично переплетены:

  1. Патриархальной семьи;
  2. Нравственных авторитетов и цензуры;
  3. Подчиненности личных прав и свобод государству.

Подразумеваемый главенствующий принцип, который не проговаривается, но оказывается стержнем любых традиций – это верховенство обязанностей перед народом над правами личности.

Можно дать рациональное обоснование воззрениям сторонников традиционалистских течений, которую они в большей степени основывают на духовно-философских изысканиях.

Человек является продуктом нации, приобретая сознание с усвоением языка и культуры. Ребенка посредством слов обучают мыслить символами вместо образов непосредственного восприятия, благодаря чему у него развивается возможность обмениваться информацией и воспринимать знания.

Физиологически человек как вышедший с завода компьютер остается куском железа без программного обеспечения. В истории известны примеры «маугли», повзрослевших без воспитания. Они похожи на людей строением тела, но их психология неотличима от животных.

Оправдана мысль Жозефа де Местра, что человек вообще – это собирательный образ, в реальности существуют лишь представители наций: русские, французы, итальянцы и другие. Каждый становится личностью, воспринимая культуру народа.

Отвечая на излюбленный вопрос «просвещенного» собеседника, «…почему Я должен ставить интересы народа выше личных прав…», можно ответить, что к этому обязывает его способность ходить на задних конечностях, говорить и задавать вопросы.

Каждый обязан сонму поколений, которые обеспечили его жизненным пространством, сохранили жизнь и свободу от иноземного порабощения, взрастили культуру и дали возможность ей приобщиться.

С позиции естествознания нация очеловечивает homo sapiens. Поддержание ее основ находится во главе угла здорового общества, а значит, стоит выше прав и свобод личности.

При демократии воля каждого движется эгоистичными потребностями, которые оказываются выше идеалов служения народу. Верховенство народовластия уничтожает нацию и, как следствие, приводит к деградации личности.

Нравственность начинает воспроизводить потребительские интересы, а культура наполняется ценностями: «Я – центр Вселенной», «Бери от жизни все». Служение государству объявляется прерогативой профессий, получающих зарплату из бюджета.

Нежелание продолжать род, представление о государстве как техническом союзе для обеспечения комфорта – черты представителей современных демократий. Они указывают на разложение обществ, которые в скором времени могут исчезнуть из-за демографического вырождения и ассимиляции более жизнеспособными культурами.

В современности поддержание традиционных основ возможно при решающем участии государства в общественной жизни через инструменты социальной поддержки семьи, методы цензуры, ограничения вседозволенности прав и свобод. Во многом по аналогии с принципами «корпоративного» устройства.

Мы проговорили логическую связку между безумцами XX-го века и стройной идеологией традиционализма, описанной нами скрупулезно на страницах статьи, где вышеприведенные тезисы раскрываются во всей полноте и даже чрезмерно.

Кстати, в этом издании публикуются многие военные, считающие себя резервом нации (!).

Мы ещё вернёмся не раз к данной теме. Ведь традиционное общество – подлинно глубинное.

Автор: Владимир Блинов

Кандидат политических наук, идеолог традиционализма
участник "Русского собрания"