Рубрики
Размышления Статьи

Непредосудительный немецкий национал-социалист

Несмотря на громкий и грозный ярлык «национал-социалиста», взгляды Густава Шмоллера могут быть названы и синтезом национал- и социал-консерватизма. В сегодняшней России имеется запрос на левый консерватизм и морально-этический базис социально-экономических отношений в духе катедер-социализма

Если наш прошлый материал был посвящен Генриху фон Трейчке, то нынешняя статья рассказывает о другом фигуранте известной формуле Дарендорфа «национал-националист Трейчке, национал-социалист Шмоллер и национал-либерал Вебер», а именно – Густаве Шмоллере.

В первых же строках имеет смысл коснуться важного и принципиального как в целом, так и для тематики конкретной статьи, момента. Понятие «национальный социализм», по понятным причинам тотально стигматизированное после Второй Мировой войны, само по себе, как явствует из составляющих его слов, означает лишь построение социализма на благо конкретной нации, и не заслуживает оценки как что-то априори предосудительное.

Показательным здесь может считаться эпизод из современной политической истории нашей страны. Перед думскими выборами 2003 года А.Б. Чубайс, один из лидеров СПС, заявил, что самым плохим итогом грядущего голосования может стать успех блока «Родина», ведь это объединение национал-социалистическое, возглавляемое националистом Рогозиным и социалистом Глазьевым. С позиции формальной логики и политической терминологии Анатолий Борисович был недалек от истины, но, естественно, делал свое заявление не ради беспристрастного анализа, а с целью приписывания «Родине» мнимой связи с НСДАП, Третьим Рейхом и Гитлером.

Стоит отметить, что при ближайшем рассмотрении значительная часть государств земного шара являются национально-социалистическими, пусть зачастую в расширительном смысле и неявном, имплицитном виде. Само сочетание «национальное государство + социальное государство» уже представляет собой мягкую форму национального социализма. Более того, принцип национального государства вообще не слишком органично сочетается с капиталистической социально-экономической системой во фритредерском духе laissez-faire. Подобный симбиоз возможен лишь в государствах с давно устоявшимся индивидуалистическим духом населения, либо находящихся на вершине могущества, не имеющих серьезных военных, экономических и идеологических конкурентов и способных выносить внутренние социальные противоречия во внешний мир, либо, напротив, малых и не имеющих даже самых малых региональных амбиций. (Кстати, в странах с либертарианской социально-экономической системой,  построенной на неограниченной конкуренции, можно наблюдать и соприродные политические феномены, такие, как внутрипартийные праймериз американского образца).

Практически во всех остальных случаях на временной либо постоянной основе самым уместным путем развития оказывается как раз национальный социализм или плотно, местами до степени неразличения, примыкающий к нему национально-государственный капитализм. Именно такой путь избрали, скажем, Тайвань и Южная Корея в период своего становления как «азиатских тигров». Примером своеобразного и самобытного национального капитализма, переходящего в национальный социализм, может считаться и Япония. Если говорить об исторических основоположниках этой чрезвычайно популярной социально-экономической стратегии развития, то среди практиков следует отметить Отто фон Бисмарка, главного протагониста отрезка немецкой истории, рассматриваемого нами в нынешнем цикле статей. Среди теоретиков же – как раз Густава Шмоллера.

***

Шмоллер родился 24 июня 1838 года в вюртембергском городе Хайльбронне. Его отец, государственный чиновник, занимал не последнее место в локальной управленческой вертикали. Мать, происходившая из зажиточной и уважаемой семьи, умерла, когда мальчику было восемь лет, но ее брат, Густав, сыграл заметную роль в личностном становлении племянника и тезки.

Густав-младший рос достаточно болезненным мальчиком, его пребывание в школе несколько раз прерывалось циклами домашнего обучения, один из которых затянулся на год. Благодаря совместным усилиям отца, дяди и педагогов юный Шмоллер сумел не отстать в интеллектуальном развитии от сверстников и даже занять третье место по успеваемости среди выпускников. Более того, длительные периоды фактического слияния семейной и школьной жизни положительно сказались на юноше, он постоянно наблюдал за рабочей деятельностью отца, что позволило ему не только в теории, но и на практике ознакомиться с нюансами финансов, экономики и управления.

С 1857 по 1861 годы Шмоллер учился, и вполне блестяще, в Тюбингенском университете. Это был период относительного затишья перед одной из главных бурь в истории Германии. Десятилетием ранее провалилась попытка объединения страны на либерально-демократической почве. Это была революция не снизу, но, скорее, из середины, ее зачинщиками выступали буржуазия и интеллигенция. Оставалось ждать объединительной революции сверху, и ее будущий лидер, Отто фон Бисмарк, вот-вот должен был появиться на вершине власти Пруссии.

Но еще до объединения следовало хорошо подумать, что же будет после него. Даже отдельно взятая Пруссия имела статус одной из ведущих европейских держав, объединенная же Германия самим фактом своего существования претендовала на европейскую, если не мировую гегемонию, максимум на паях с одним-двумя партнерами-конкурентами. Для такой Германии была неизбежна бурная политическая и экономическая экспансия, требующая надежного, крепкого и гарантирующего конкурентные преимущества внутриэкономического базиса и тыла. Но как этого достичь?

Взгляды Шмоллера на решение данной непростой проблемы в общих чертах сформировались уже к окончанию университетского обучения. В своей итоговой диссертации он писал о невозможности рассматривать экономику вне конкретных исторических условий и национальной почвы. Мысль о сугубо национальном, не поддающемся регулированию по абстрактным универсальным законам характере экономики любого государства на всю жизнь останется для Шмоллера одной из констант.

Предшественниками Шмоллера были ученые из т.н. «исторической школы», предтечей которых, в свою очередь, был другой знаменитый экономист-уроженец Вюртемберга, Фридрих Лист. Лист, как известно, выступал за политико-экономическую интеграцию немецких земель, отмену таможенных барьеров между частями Германии одновременно с их возведением на пути ввоза из других стран, протекционизм по отношению к развивающимся сегментам экономики, в частности, фабрично-заводскому производству. При этом он считал протекционизм и таможенные пошлины мерами временными, до выхода национальной экономики на высокий уровень, гарантирующий ее успешность даже в жестких условиях свободной международной конкуренции.

Да и автаркия, по мнению Листа, подходит не всякой стране, а лишь обладающей выгодным географическим положением, обильными природными и человеческими ресурсами, развитой общественно-политической культурой.

list
Фридрих Лист

Идеи «экономического национализма» и обособленности развили немецкие экономисты Вильгельм Рошер, Бруно Гильдебранд и Карл Книс, имевшие не так много общего между собой, но за ряд сходных мировоззренческих черт объединенные постфактум наблюдателями и исследователями в, собственно, «историческую школу».

Этими сходными чертами были:

  • антиуниверсализм;
  • антикосмополитизм;
  • экономический холизм (национальное хозяйство есть нечто большое, чем простая сумма его частей);
  • положительное восприятие определенного государственного регулирования экономики;
  • отрицание индивидуалистского культа «человека экономического» в пользу образа «человека общественного»;
  • рассмотрение экономики как подчиненной части социального бытия, а не его первоосновы либо, напротив, самостоятельной стихии со своими законами.

Наиболее радикален был Карл Книс, явившийся главным вдохновителем Шмоллера. Книс писал о столь существенной разнице между национальными экономиками разных стран и этапами их исторического развития, что сложно даже намеком говорить о неких общих законах, максимум – это аналогии. Соответственно, и о единой экономической науке говорить не приходится, возможна лишь история экономик разных стран и народов и их этапов. Кроме того, Книс наиболее резко критиковал индивидуализм и гедонизм концепции «человека экономического».

Получив в 1861 году, сразу после университета, назначение в статистическое управление родного Вюртемберга, Шмоллер через три года переходит на кафедру государственных наук одного из самых славных и заметных немецких университетов – в Галле (Пруссия). Здесь окончательно устоялись и укрепились его взгляды, ставшие после объединения Германии в 1871 году фундаментом «новой исторической школы». Позиции членов оной заметно отличались друг от друга, пусть и в несколько меньшей степени, чем в «старой школе». Поэтому далее, говоря о новой исторической школе, мы имеем в виду в первую очередь непосредственно Шмоллера.

220px-Uni-Halle-1836
Галле-Виттенбергский университет

В период активной деятельности этой школы ее наиболее часто характеризовали как «этическую», и неспроста. Шмоллер считал ключевыми определяющими факторами экономики не географию, климат, логистику, материально-технические аспекты, а морально-этическую и духовную составляющие человека и общества в целом. Из тезиса «старой школы» о несхожих путях экономик разных стран он сделал логичный вывод – экономика каждой страны и возможности и методы ее трансформации определяются менталитетом, психологией, историческим и религиозным опытом, коллективным хозяйственным этосом населяющего эту страну народа.

Шмоллер был согласен с Марксом по поводу злободневности «рабочего вопроса» и глубоких классовых противоречий капиталистического общества, но считал необходимым не устранение их революционным путем, а достижение классового мира и всеобщего благосостояния во имя особо дорогого ученому национального единства: «Так же как раньше, сильная внутренняя духовная общность существовала только среди членов одной семьи, сообществ или племен, сегодня такая общность возникла между гражданами одной нации. Единство общих настроений воодушевляет нацию, единство общих идей выходит за рамки национального сознания и порождает то, что мы называем всеобщим национальным духом».

Государство, возвышающееся над классами и отдельными социальными группами, должно было широко и деятельно регулировать экономику, выступать посредником в конфликтах работников и работодателей, обеспечивать страхование рабочих, особую опеку работающих женщин и детей, выплату пенсий в счет удержаний из зарплаты, образование рабочих кооперативов потребительской и жилищной направленности. Фактически это была программа мягкого государственного социализма, недаром Шмоллера и наиболее близких его сподвижников через какое-то время прозвали катедер-социалистами, то есть социалистами с профессорских кафедр. Несмотря на ироничность определения, сами профессора-социалисты восприняли его положительно и нередко использовали для самоидентификации.

Шмоллер, вслед за Листом и более , чем Лист, скептически относился к идее безгранично свободной международной торговли, якобы равно выгодной для всех ее субъектов: «В самой природе торговых отношений заключено то, что могущественные государства дают почувствовать свою силу при каждом согласовании условий торговых договоров, а более слабые прилагают усилия для того, чтобы снизить конкуренцию со стороны сильных различными способами, например, возводя барьеры».

При этом ученый, ревностно отстаивавший принцип нравственности в национальной экономике и даже выделявший, помимо частно-ориентированного и государственно-ориентированного, так называемый каритативный – то есть основанный на благотворительности – тип экономики, не видел ничего плохого во внешней экспансии и подчинении более сильными и развитыми нациями менее сильных и развитых: «Таможенные союзы, империализм, отношения к колониям имеют большое значение для обеспечения продовольствием густонаселенных промышленных государств»; «Внутренний закон роста населения, промышленности, торговли не допускает состояния абсолютного мира в отношениях между государствами, приобрести это можно только вместе с застоем и стагнацией всех государств. Нецивилизованные и полуцивилизованные страны, как правило, могут приоткрыться прогрессу, мирному процессу цивилизации через господство цивилизованных стран. Все малые цивилизованные государства, а впоследствии также и крупные, имеют естественное стремление к расширению собственных границ для того, чтобы получить выход к морям или крупным рекам, овладеть новыми рынками и колониями во внешнем мире. И там они всегда встречают чужаков, с которыми иногда находят общий язык, но чаще с которыми нужно будет сражаться. Экономическое развитие и экспансия государств, продвижение торговли и рост могущества, как правило, тесно взаимосвязаны даже там, где на первый взгляд решаются только вопросы власти».

Шмоллер считал естественным для наций и государств «вести себя по отношению к другим как экономическое целое, отгораживаться от более сильных соседей, усиливать влияние на более слабых, получать от них экономическую прибыль». Подобную дифференциацию основ внутренней и внешней политики можно считать одним из камней фундамента национального социализма. Логично, что Шмоллер одобрял колониальные и военно-морские усилия своей страны.

Нельзя также не отметить, что он был монархистом, и, говоря о государстве как гаранте и страже национального единства и социально-классового мира, имел в виду – во всяком случае, применительно к Германии – государство монархическое, конкретно – монархию Гогенцоллернов.

Институциональное оформление «новой школы» произошло в 1872-1873 годах на двух съездах ученых-экономистов в Эйзенахе. Интересно, что в 1872 году, практически одновременно с первым из этих мероприятий, Шмоллер перешел на работу в университет Страсбурга, столицу недавно отвоеванной у Франции земли Эльзас-Лотарингия, словно подчеркивая тем самым положительное отношение к германской внешней политике. Итогом съездов стало основание Общества социальной политики, успешно существующего и поныне.

Ошибочно, однако, считать понятия «катедер-социализм», «новая историческая школа» и «Общество социальной политики» полностью синонимичными и взаимопересекающимися: при всей близости, между ними существуют отличия. Так, экономист Луйо Брентано входил в новую историческую школу и «Общество социальной политики», но при этом относился к катедер-социалистам с изрядной долей условности. Его взгляды были ближе к социал-либерализму, к тому же, поддерживая необходимость социально-классового мира, он видел его гарантом не государство, а профсоюзы и крупные монополистические объединения-картели. Экономист Альберт Шеффле принадлежал к новой исторической школе и катедер-социалистам, но в «Общество» не вошел из-за большего левосоциалистического уклона. Катедер-социалист же и «историк» Адольф Вагнер Вагнер в «Общество» входил, но затем покинул его ряды.

В начале 1880-х Шмоллер вступил в резкий, не только по содержанию, но и по форме, спор с «австрийской школой», известной своими ультралиберальными трактовками экономики. Получившая наукообразное название «спора о методах» и на первый взгляд действительно посвященная методологии, на деле эта дискуссия была посвящена предмету куда более  глубокому – о самой сути экономики. Шмоллер отстаивал свое прежнее мнение о необходимости оценки экономики с позиций этики, национальной специфики и конкретных исторических обстоятельств, а его оппонент Карл Менгер, основатель «австрийской школы», постулировал имморализм, универсализм и сухую рациональность экономических законов.

CarlMenger
Карл Менгер

Густав Шмоллер совершил еще немало славных дел на почве науки и практики. Он с 1882 года, после десяти лет в Страсбурге, работал в Берлинском университете, был избран членом Берлинской академии наук, состоял в Государственном совете и Палате Господ Пруссии. Помимо прочего, ученый был удостоен таких статусов, как иностранный член-корреспондент и иностранный почетный член Петербургской Академии наук. С 1890 года и до самой своей смерти он возглавлял «Общество социальной политики», у истоков которого некогда стоял.

Умер же выдающийся экономист 27 июня 1917 года, за год до окончания войны, которую Германия сокрушительно проиграла, хотя несколько раз была близка к приемлемому в той или иной степени результату – во многом за счет социально-экономической системы, созданной не без участия Шмоллера.

Какова была степень этого участия? Вопрос не самый простой. Шмоллер регулярно общался и взаимодействовал с рядом министров и высокопоставленных сановников, а Бисмарку еще в 1869 году послал на рецензию свою книгу об истории немецких кустарных промыслов и получил ответ, в котором, как вспоминал затем экономист, «фактически были одобрены заключительные слова, требующие монархической социальной реформы». При этом он не мог считаться советником правительства и лично «железного канцлера» в строгом смысле этого слова. По признанию самого Шмоллера, его влияние в 1870-х, когда им и его сподвижниками разрабатывалась программа социально-экономических преобразований, было явно значительнее, чем при реализации государством многих пунктов этой программы в 1880-х. Тем не менее, не подлежит сомнению, что выкладки новой исторической школы и лично Шмоллера были одним из важнейших источников вдохновения Бисмарка на его реформаторском пути.

Несмотря на громкий и грозный ярлык «национал-социалиста», сам по себе, повторимся, негативных оценок не заслуживающий, взгляды Шмоллера могут быть названы и синтезом национал- и социал-консерватизма, схожим с программой упоминавшейся в начале материала «Родины»-2003. Фигура одного из лидеров той «Родины», Сергея Глазьева, словно мостик от бисмарковской Германии и Шмоллера в современную Россию, и одновременно – доказательство практической полезности и актуальности немецкого опыта.

Отечественные сторонники экономического либерализма страшатся программы Глазьева и, скажем, мер, предлагаемых Александром Бузгалиным и Андреем Колгановым. Им мерещатся за этими предложениями мандаты на реквизицию и огненные всполохи горящих усадеб, однако на самом деле там – благородные тени Бисмарка, Шмоллера и таких их русских современников, как Сергей Шарапов. Имеется в сегодняшней России и запрос на левый консерватизм и морально-этический базис социально-экономических отношений в духе Шмоллера. Его, в частности, олицетворяют профессор Валентин Катасонов и исполняющим обязанности первого заместителя председателя синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Александр Щипков. Так, например, сборник «Перелом» под редакцией А.В. Щипкова – труд, вполне идейно близкий наследию героя нашей статьи.

Автор: Станислав Смагин

Журналист, публицист, критик, политолог, исследователь российско-германских отношений, главный редактор ИА "Новороссия"