Рубрики
Статьи

Не забывайте этот дым: Октябрь 93-го глазами младшего поколения

Недавно один из участников событий, Александр Елисеев, признался, что уже тогда он не питал никакой симпатии к парламентаризму и Верховному Совету как таковому, возлагая все надежды на появление «национал-авторитарного вождя», который сменил бы Ельцина. В этом плане поражение белодомовцев в конечном счете обернулось их победой: после 12 декабря 1993 года утвердилась новая политическая система Российской Федерации в форме президентской республики, а эксперименты с институтами вице-президентства и парламентской республики прекращены. В таком состоянии мы живем и по сей день.

В связи с 25-летней годовщиной вооруженных столкновений в Москве и расстрела Белого Дома вновь оживился интерес к данным событиям. Участники и очевидцы тех событий публикуют свои размышления на эту тему. Автору этих строк 3 октября 1993 года исполнилось ровно шесть с половиной лет, поэтому он не может причислить себя к свидетелям. Он отчетливо помнит лишь телевизионные кадры с боями у Останкино и ехидную реакцию нижегородских прохожих. Егора Гайдара, безусловно, ненавидели все, но над Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким просто смеялись. Этим исчерпываются непосредственные личные воспоминания автора о самом событии, но отнюдь не о наследии тех дней, которое будет живо все последующие годы.

Дискуссии об объективном значении октябрьских боев будут продолжаться ещё долго. Но гораздо важнее то, как они отложились в культурной и социальной памяти народа. Образ событий, утвердившийся в сознании людей, влияет на их поведение куда больше, чем само событие, ставшее смутной легендой. Вот об этом мне бы и хотелось сказать несколько слов.

Каждые пять лет к юбилею Октября девяносто третьего публикуются новые воспоминания и оценки. Это естественно. Например, в 1998-м появилась статья Александра Дугина – может быть, самое проникновенное их всех воспоминаний защитников Белого Дома, какие мне приходилось видеть. В 2003-м вышла повесть Ивана Лощилина «Завтра не умрет никогда», в которой натуралистическое описание бойни в Белом Доме сочеталось с проникновенными апелляциями к конечной справедливости и православной вере. Мне тогда было 16 лет, и ксерокопия этой повести, распространявшаяся в школе «из-под полы», производила сильное впечатление, в то время как на центральном телевидении десятилетний юбилей событий замалчивали. В 2008-м разговоров на эту тему стало уже больше. В 2013-м – еще больше. Центральное телевидение уже не стеснялось показывать документальные фильмы об Октябре девяносто третьего, приглашать Александра Проханова и других очевидцев.

Год 2018-й оживил тему защитников Белого Дома с совершенно неожиданной стороны. Из восьми кандидатов на президентских выборах в марте двое – Сергей Бабурин и Максим Сурайкин – были защитниками Верховного Совета и лично участвовали в столкновениях (15-летний Сурайкин сражался на баррикадах), а еще двое – Владимир Жириновский и Григорий Явлинский – уже являлись активными политиками в октябрьские дни. Еще один знаменитый белодомовец, Виктор Анпилов, скончался в ходе нынешней предвыборной кампании, в последний день своей жизни поддержав Павла Грудинина. Таким образом, тема Октября 93-го довольно неожиданно встала во весь рост именно в текущем году. К тому же в ходе дебатов с Жириновским Бабурин поднял тему неприглядной роли последнего в октябрьских событиях – роли, которую в декабре ЛДПР пришлось заглаживать принятием всеобщей амнистии всем участникам столкновений. Сам факт того, что такое обращение к событиям четверть-вековой давности прозвучало актуально в разгар президентской кампании 2018 года, весьма знаменательно.

Общение автора этих строк с некоторыми участниками и очевидцами событий позволило расширить и уточнить представление о том, как осознавалось происходившее тогда. Для внешнего наблюдателя ситуация, безусловно, могла показаться абсурдной: тот самый Верховный Совет, который во главе с Хасбулатовым менее чем за два года до этого утвердил Беловежские соглашения (против них голосовали лишь шесть депутатов, включая Бабурина), теперь перешел на противоположные позиции; тот самый Руцкой, который в 1991 году был ближайшим соратником Бориса Ельцина, неожиданно превратился в его главного противника. Однако нужно учитывать, что, в сущности, никто из защитников Белого Дома не рассматривал всерьез ни Руцкого, ни Хасбулатова, ни даже Макашова или Анпилова в качестве будущих вождей. Это понимали и они сами, из-за чего Руцкой и пытался прощупать почву, к примеру, для возведения Георгия Гогенцоллерна-Романова на трон. Причудливые фантазии здесь сочетались с реальным поиском альтернативы режиму Ельцина. Недавно один из участников событий, Александр Елисеев, признался, что уже тогда он не питал никакой симпатии к парламентаризму и Верховному Совету как таковому, возлагая все надежды на появление «национал-авторитарного вождя», который сменил бы Ельцина. В этом плане поражение белодомовцев в конечном счете обернулось их победой: после 12 декабря 1993 года утвердилась новая политическая система Российской Федерации в форме президентской республики, а эксперименты с институтами вице-президентства и парламентской республики прекращены. В таком состоянии мы живем и по сей день.

Однако культурная память об Октябре 93-го по своему значению, быть может, превосходит непосредственные политические результаты. Один из моих друзей, проживающий за тысячу километров от Москвы, вспоминает, что в свои 17 лет он в те дни осознал, что «никакие импортные жвачки и плакаты с “бабами“ и “качками” не заменят Родины. Именно с 93-го либерализм стал ненавистен». При этом он уже тогда понимал анекдотичность фигур Руцкого и Хасбулатова в качестве альтернативных лидеров. Но процесс был запущен. Пик противостояния Фронта национального спасения и других патриотических организаций Ельцину был уже позади, на протяжении 1992–1993 годов уже происходили стычки, даже с погибшими – но именно 3-4 октября были посеяны семена, которые вскоре прорастут в форме более глубокого изменения настроений. Знаковым было то, что газета «День» после данных событий превратилась в «Завтра»: наступала другая общественная эпоха, рассветал новый день.

Автор этих строк не случайно упомянул о начале 2000-х, когда нами, старшеклассниками, с жадностью ловился любой внятный рассказ о событиях Октября. «Советская Россия», публиковавшая списки и фотографии погибших, зачитывалась до дыр, равно как и вышеупомянутая повесть Лощилина, в конце которой главный герой осуществляет месть за убитых соратников, с радостью и облегчением смотрит на три флага над Белым Домом (Андреевский, имперский и современный триколоры) и видит над ними шествие Христа. У такого писателя, как Владимир Карпец, отзвуки октябрьских событий были слышны уже в трагикомической и сатирической «Повести о повести» (1998), но наиболее явно были выражены в самом крупном его романе «Как музыка или чума» (2010), который завершается расстрелом Белого Дома и гибелью главных героев.

Наше поколение росло и на песнях об Октябре 93-го. На одном полюсе стоял Борис Гребенщиков с его «Московской Октябрьской»:

Сплотимся гордо вкруг родного флага,

И пусть кипит утёкшая вода…

На другом – Александр Харчиков с несколькими песнями, из которых наиболее удачной является та, строки которой особенно западали в душу:

Не забывайте этот дым

Над белой крепостью восставших,

Не растопчите крови павших,

Разбрызганной по мостовым…

Настоящее искусство не является политически тенденциозным, и столь проникновенные строки у обоих певцов, конечно, могли быть вызваны только таким событием, какое само по себе заслуживало воспевания в стихах… И действительно – уже в 2000-е годы сама рекомендация кого-либо как защитника Белого Дома действовала неотразимо. Такие люди вызывали оживленный интерес, им верили. Вокруг имен раненых и погибших создавался определенный ореол. Можно говорить о том, что с 3-4 октября 1993 года в каком-то смысле начинается точка развития современной российской политики. Конечно, не только в плане личного участия тех или иных фигур в работе на высоких постах: не менее важно то, что простейшие патриотические идеи и призывы, выглядевшие в девяносто третьем году «красно-коричневыми», давно уже превратились в «мейнстримные», в признаваемое всеми общее место.

Заслуга в этом тех, кто с оружием в руках боролся в центре Москвы, определенно немалая. Это может быть подчас неочевидно им самим – но в глазах более молодого поколения ситуация представляется именно такой.

…Мы проиграли поединок,

Но пересилили испуг.

Бои в Москве отозвались в умах и сердцах и в провинции – как сразу же, так и в последующие годы. С тех пор выросло как минимум две когорты тех, кто был воспитан на легендах о героях-белодомовцах: одна из тех, кому тогда было 14–18 лет, другая из тех, кому тогда было от 6 до 14 лет, и кто попал в ауру данного информационного поля несколько позже.

Однако Октябрьские дни имели и еще одно региональное измерение. Катастрофа 93-го года по сути неотделима от катастрофы распада Советского Союза и является ее заключительным аккордом, а не отдельным изолированным событием. Неудивительно, что при защите Белого Дома блестяще показали себя отряды ветеранов Приднестровья – отряд «Днестр» был единственным, кому удалось успешно выполнить поставленные задачи и вернуться домой.

Немаловажно и то, что между конституционным переворотом 21 сентября и вооруженным столкновением 3 октября в Москве Ельцину поневоле пришлось ослабить хватку на южной границе, и именно в данный промежуток времени была одержана оглушительная победа: после стабилизации в течение целого года абхазские войска вместе с добровольцами со всей России прорвали фронт, с 24 по 27 сентября освободили Сухум, а к 30 сентября пересекли Ингури и вышли на собственно грузинскую территорию, в Мегрелию. Сложно сказать, как развивались бы события, если бы Эдуард Шеварднадзе нашел свой конец в Сухуме – его вывезли самолетом по приказу Ельцина, который после этого ввел пограничную блокаду Абхазии. Автор этих строк в августе 93-го ездил с семьей в Адлер и с ужасом слышал известия о происходившей войне и ее разрушениях; но благодаря противостоянию в Москве уже месяц спустя всё было кончено, война завершилась победой.

В сознании поколения, выросшего в 90-е и начале 2000-х годов (я могу это засвидетельствовать), и Приднестровье, и Абхазия были определенными маяками, сигнализировавшими о том, что победа вооруженного народа, восставшего в защиту своего традиционного уклада жизни и своей самобытности, возможна, что на территории исторической России есть места, свободные от ельцинского режима. Успех КПРФ и ЛДПР на думских выборах 1993 и 1995 годов сливался в сознании в надежду на то, что освобождена будет и Москва. Эйфория прошла, розовые надежды развеялись – но под всем этим оказалось нечто, куда более прочное. Нечто, что сделало современную Россию и российское общество принципиально иным, чем в 90-е годы. Нечто, что постепенно, эволюционным путем поставило в центр сегодняшней жизни нашей страны те ценности и идеи, которые в Октябре 93-го отстаивали защитники Верховного Совета. Таким образом, в фундаменте новой России лежала, в том числе, и кровь героев-белодомовцев. События стали легендой, светившей нам, новым поколениям, в непроглядной тьме девяностых.

Гори, гори, мое паникадило,

Не то они склюют меня совсем…

Автор: Максим Медоваров

Историк, кандидат исторических наук, доцент Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского