От Бориса Межуева: Первый вариант данной статьи был опубликован в 2017 году в сборнике: Литература в системе культуры. К семидесятилетию профессора И. В. Кондакова (М., АСОУ Москва, 2017). Сегодня я рассматриваю данный текст в качестве первого фрагмента будущей монографии «Творческая история “Оправдания добра” Вл. Соловьева», которую я надеюсь подготовить к началу следующего года. Непрерывный, с 1895 года, спор с Л.Н. Толстым и внутриредакционный – для изданий В.П. Гайдебурова – конфликт с яростным приверженцем идей Толстого М.О. Меньшиковым был важным эпизодом истории написания и выхода в свет таких фундаментальных для позднего Вл. Соловьева работ, как «Оправдание добра» и «Три разговора». В 1895-1900 г. еще мало кто мог предположить, что противник Вл. Соловьева войдет в историю общественной мысли России отнюдь не в роли воинствующего пацифиста.
«Три разговора» – последнее крупное произведение Владимира Соловьева – вышло отдельным изданием весной 1900 года. Полное название этого произведения звучит так: «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории c включением краткой повести об Антихристе и с приложениями»[1]. Выполняя последнюю авторскую волю, всем издателям следовало бы публиковать впредь это произведение так, как оно вышло в последний год жизни философа: с тем же названием и в том же составе.
Однако на приложения обычно никто не обращает внимания – в обоих Собраниях сочинений философа – и того, что было издано петербургским товариществом «Общественная польза» в 1901-07 годах, и того, что впоследствии было выпущено также петербургским товариществом «Просвещение» в 1911-1914 годах, «Три разговора» называются просто «Тремя разговорами» – без всяких добавлений в название, а приложения как таковые просто отсутствуют.
Между тем, о значении приложений для смысла всей работы сам автор очень определенно говорит в предисловии к своему сочинению: «К трем разговорам я прибавил ряд небольших статей, напечатанных в 1897 и 1898 г. (в газете “Русь“). Некоторые из этих статей принадлежат к наиболее удачному, что когда-либо мною написано. По содержанию же своему они дополняют и поясняют главные мысли трех разговоров»[2]. Корпус «Воскресных писем», действительно, приводится составителями обоих собраний сочинений в том же томе, что и «Три разговора» – казалось бы, воля автора по существу выполнена.
Однако многими исследователями[3] и публикаторами «Трех разговоров» обходится вниманием то обстоятельство, что в приложении к отдельному выпуску данного произведения вошли не все опубликованные в собрании 22 «Воскресных письма», а только 12. Десять писем отсутствуют.
Письма расположены в приложении к первому книжному изданию «Трех разговоров» отнюдь не в хронологическом порядке. Первым стоит комплекс из трех писем, выходивших в газете «Русь» с 5 (17) по 19 (31) июля 1898 года, под единым названием «Немезида»[4]. Статья, как следует из подзаголовка, была написана «по поводу Испано-Американской войны» и в значительной степени посвящена очень важной для Вл. Соловьева в это время теме «оправдания войны» как «нравственной обязанности» для государства и как «подвига самопожертвования» для воинов[5]. А также безусловной для Вл. Соловьева связи внешних успехов государства и исполнения им «воли Божией», понимаемой как отказ от насильственного принуждения к исповеданию правильной веры.
Второй текст, вошедший в приложения, – это размещенное 29 июля (7 августа) в «Руси» письмо – «Россия через сто лет», которое представляет собой критику демографического и в целом исторического оптимизма в отношении судеб России, для самого автора совершенно не оправданного[6]. Вл. Соловьев предлагает задуматься о причинах неожиданного торможения роста численности населения России, и именно в этих целях «обратиться к патриотизму размышляющему и тревожному». По мнению мыслителя, «безотчетный и беззаботно-счастливый оптимизм патриотов ликующих, помимо его умственной и нравственной скудости, теряет под собою всякую фактическую почву на наших глазах».
Третьим следует письмо «О соблазнах»[7], опубликованное значительно раньше – 9 (21) марта 1897 года: речь в нем идет о соблазне довольствования полуистинами, не требующими умственного труда, которому противопоставляются «сердечная вера и чувство» как нечто самодостаточное.
Четвертым в приложении оказывается целиком посвященное критике ницшеанства письмо «Словесность или истина?» Оно было опубликовано в «Руси» 30 марта (10 апреля) 1897 года (в газетной редакции выражение «один из самых опасных соблазнов» в первом предложении этого текста сопровождалось отсылкой к письму «О соблазнах»). Завершаются приложения семью Пасхальными письмами Вл. Соловьева, которые он публиковал в воскресных номерах «Руси» в течение семи недель после Светлого Воскресения, которое в 1897 году пришлось на 13 (25) апреля.
Из тех писем, что не вошли в приложение к «Трем разговорам», одно относится к 1898 году – это последнее из приведенных в Собрании сочинений письмо, идущее под номером XXII, – «Духовное состояние русского народа», представляющее собой рассказ о секте Елены Петровой, информацию о которой Вл. Соловьев почерпнул из всеподданнейшего отчета обер-прокурора св. Синода за 1894 и 1895 г. (СПб.: синод. типогр., 1898 г.)[8]. Оно было опубликовано в «Руси» 2 (14) августа 1898 года. Финал этого явно неоконченного текста содержит намек на его продолжение: «В двух местах отчета за 1894 и 1895 гг. описано семь новых сект. В том же отчете мы находим интересные сведения еще об одном весьма важном явлении из религиозной жизни русского народа за последнее время. Об этом – до следующего письма». Составитель первого Собрания сочинений Григорий Рачинский за подписью Г.Р. оставил к этому финалу свое примечание: «Продолжения напечатано не было. Все “Воскресные письма” появились в 1897 и 1898 годах в газете “Русь”, издававшейся В.П. Гайдебуровым. Двадцать второе письмо было последним»[9].
Отметим уже сейчас, что это утверждение не соответствует действительности – двадцать второе письмо было совсем не последним и, что важно, не последним, размещенным в газете «Русь».
Но это тема для будущих публикаций.
Здесь же мы попытаемся только понять, что могло послужить мотивом публикации в приложении «Трем разговорам» именно тех писем, что были отобраны автором.
***
Очевидно, что первое из этих писем – «Немезида» – прямо перекликалось по своей проблематике с темой первого разговора, а именно с вопросом о войне. Обратим внимание, что именно это письмо и содержащаяся в нем попытка теоретического оправдания войны вызвали весьма жесткую реакцию на страницах самой «Руси» от человека, который фактически являлся главным публицистом этого издания – Михаила Осиповича Меньшикова. 19 (31) августа 1898 года в цикле «Письма к друзьям» Меньшиков, не называя имени Вл. Соловьева, прямо выступил против апологии войны в статье его коллеги по газете. В это время Меньшиков был известен как сторонник учения Льва Толстого о непротивлении злу силой и, можно сказать, активнейшим пацифистом в среде русских либеральных народников, органом которых были гайдебуровские издания – «Неделя» и «Русь»[10].
Нельзя сказать, чтобы этот пацифистский пафос полностью разделялся другими сотрудниками этих органов печати, однако, им приходилось мириться с меньшиковским толстовством, поскольку автор «Писем к друзьям» был самым популярным публицистом гайдебуровского круга. В своей вышедшей без указания времени и места брошюре «Мой жизненный путь» сотрудник «Недели», революционный народник и впоследствии марксист Владимир Поссе говорил, что в редакции этого издания «<…> Меньшикова все не любили… Но с Меньшиковым приходилось считаться, так как статьи его нравились большинству подписчиков «Недели»». При этом Поссе весьма иронически отзывался о тогдашних толстовских убеждениях Меньшикова: «Даже в бегстве зайца от преследующего его волка он видел противление: Зайцу не следовало бежать, а лечь перед волком и, помахивая лапками, делать ему умильную рожицу: тогда волк бы его пощадил»[11].
Разумеется, идейное столкновение убежденного пацифиста с недавним автором «Смысла войны» было предопределено. И это столкновение, истоки которого ведут к 1895 году, продолжилось в 1898. В очередном из своих фельетонов цикла «Письма к друзьям» Меньшиков описывал свое пребывание в глубинке на Украине, где он мог лично наблюдать тяжелые последствия недавнего голода. Ужасали публициста не только лица недоедающих детей, но и вести из столицы: «Но когда в краю, где все дышит таким “обильем”, я слышу речи философов и публицистов о том, что война вообще нужна, что она – реальная школа любви к врагам, что она – не несчастье, не ошибка, а нечто освященное, – когда я слышу эти речи, то мне становится больно взглянуть в глаза такому слабенькому, шатающемуся от недоедания малышке, хотя бы он не знал, что существуют на свете философия, Испания и Америка. Десять лет таких философских внушений – и нам, чего доброго, захочется воевать <…> Заканчивая свою плохо кормленную жизнь, этот парень с распоротым животом будет утешаться, что дело еще не так плохо, что он не умирает, а проходит курс реальной школы любви к врагам…»[12]. Не вызывает сомнения, что в данном случае Меньшиков ссылается на такие соловьевские пассажи из «Немезиды»: «Злой зверь в человеке враждует со всеми и в мирное время, а для настоящего человека и война, раз она вызвана необходимостью, открывает поприще истинно-нравственного отношения не только к своим, но и к неприятелю, – побуждает не только полагать душу за други своя, но и любить врагов. Ведь заповедь эта обращена не к отдельным только лицам, а и к целым народам; а для народа враг – это другой народ, с которым он воюет. Этого именно врага и нужно любить. Значит, война, помимо всего прочего, есть для народов реальная школа любви к врагам». И далее Вл. Соловьев рассуждает о том, что настоящие враги чувствуют уважение друг к другу, а это чувство недалеко от любви, и приводит в пример известные строфы Пушкина из поэмы «Полтава» о Петре Великом, поднимающим заздравный кубок за своих «учителей» – шведов[13].
Интересно отметить вот какую деталь в этой истории. Известно, что Вл. Соловьев не любил, когда его публично критиковали на страницах того издания, регулярным сотрудником которого он являлся. Это в свое время оттолкнуло его от «Северного Вестника», главный критик которого – Аким Волынский – не стеснялся ругать печатавшихся в том же журнале литераторов. В 1896 году, в период временного обострения отношений с коллективом сотрудников журнала «Вопросы философии и психологии», вызванного публикацией одной жесткой критической рецензии Юлия Айхенвальда, Вл. Соловьев писал Николаю Гроту: «<…> укажите мне (за исключением “Северного Вестника”, известного своими аномалиями) другой какой-нибудь журнал – русский или европейский, который печатал на своих страницах насмешливые редакционные отзывы об изданиях своих собственных постоянных сотрудников»[14].
Вполне вероятно, что Вл. Соловьев мог быть крайне задет резким выпадом Меньшикова. Однако, вместе с тем, он должен был бы признать, что ранее, как раз в упоминавшейся уже статье «Россия через сто лет», он и сам привел в полемическом ключе (хотя и без ненужной резкости) имя самого Меньшикова, отозвавшись на его вышедшую в 1898 году работу «Думы о счастье»[15]. В этом сочинении, следуя опять же толстовскому народничеству, Меньшиков доказывал, что по настоящему счастливым может быть только простой человек, живущий на природе в деревне и занятый физическим трудом. В том варианте текста, который был помещен в приложении к отдельному изданию «Трех разговоров», а затем появился в корпусе «Воскресных писем» Собрания сочинений, прямая ссылка на Меньшикова отсутствует. Данный пассаж, согласно последней авторской воле, звучит так: «Некоторые утверждают, что всех счастливее так называемый «народ» или «мужик». И правда, что мужик обладает некоторыми важными условиями истинного счастья; но две особенности мужичьего состояния портят все дело и мешают самым лучшим возможностям перейти хотя бы в посредственную действительность. Во-первых, мужик подвержен стихийным бедствиям, от которых ограждены прочие классы населения (за исключением только гаванских чиновников), а во-вторых, – он, будучи, по собственному сознанию, глуп, чрезмерно огорчается своими невзгодами и впадает в уныние, вместо того, чтобы – по альтруистическому указанию знаменитого дьяка у Толстого (Алексея) – находить свое удовлетворение в благосостоянии других»[16]. Между тем, в первой (газетной) редакции Вл. Соловьев дал понять, что одним из этих «некоторых», как бы завидующих мужицкому «счастью» людей был его коллега по работе в «Руси»: «Некоторые утверждают, что мужик обладает некоторыми важными условиями истинного счастья (о чем много хорошо сказано в книге М.О. Меньшикова) <…>». Далее следует та же серия иронических контраргументов, которая сохранилась в окончательной редакции.
Нельзя исключать, что конфликт между Меньшиковым и Вл. Соловьевым вылился в более серьезную ссору, которая могла бы привести к выходу философа из состава постоянных сотрудников издания. Косвенный намек на подобный конфликт можно найти в поминальном очерке Меньшикова о Вл. Соловьеве, который появился в «Неделе» (единственной сохранившейся газете В.П. Гайдебурова после закрытия «Руси» цензурой в декабре 1898 года), в № 33 за 13 августа 1900 года (впоследствии, в 1906 году, автор переиздал свой отклик во втором томе своих «Критических очерков»): «Последнею враждою этого очень доброго человека был Л.Н. Толстой, враждою тем более острой, что она была односторонняя. В этой вражде, как мне кажется, Вл. Соловьев отдал свою дань слабости человеческой[17] – и я не стану говорить о ней. Скажу только, что и в этой вражде он дал случай подивиться его характеру, его уступчивости и доброте. После одного бурного объяснения, когда ожидался полный разрыв его с одним из друзей, последовали объятия и поцелуи, и примирение стало возможным. С Влад. Соловьевым самые жгучие враги его вновь сходились, когда хотели, и он снова делал для них все, что мог, и если снова становились его врагами – он прощал и это»[18]. Думаю, что речь могла идти как раз о Василии Павловиче Гайдебурове, издателе «Руси» и «Недели», и возможном конфликте с ним Вл. Соловьева из-за жестких нападок М.О. Меньшикова.
Между тем, в упомянутом мемуарном очерке М.О. Меньшикова есть и другой любопытный момент. Меньшиков описывает один вечер в Царском Селе, где он проживал в выходные дни, когда Вл. Соловьев зашел к нему, чтобы пойти вместе погулять. «Все располагало к миру, – пишет публицист, – но вдруг разговор коснулся острой темы – об абсолютном зле. Неосторожно я вступил в спор, пробовал объяснить, что если зло абсолютно, как добро, что если так называемый дьявол столь же могущественен, как и Благая сила, то выходит двубожие и бессмыслица. Владимир Сергеевич не уступал ни йоты, и я почувствовал, что ему больно. Я смолк, он заметил это и поблагодарил замечанием, что спор наш – в этот чудесный вечер над озером напомнил «ему его молодость и заставил помолодеть»» [19]. Разговор этот не может не вызвать в памяти известные строки, которыми открывается предисловие к «Трем разговорам»: «Есть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собой исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия?»[20].
Слово «соблазны», употребленное в этой фразе, соотносится с третьим из приведенных в приложении к «Трем разговорам» Воскресных писем – «О соблазнах», в котором, как можно с большой уверенностью предположить, также содержится косвенная полемика с толстовскими взглядами М.О. Меньшикова. Итак, в трех из четырех первых текстов приложений – статьях «Немезида», «Россия через сто лет» и «О соблазнах» – можно разглядеть следы полемики, которая велась внутри редакций гайдебуровских изданий и время от времени выплескивалась на их страницах. Сторонами этой полемики были Вл. Соловьев и М.О. Меньшиков, а некоторой общепримиряющей точкой равновесия – сам В.П. Гайдебуров. После публикации в журнале «Книжки «Недели»» последнего, третьего разговора из цикла «Под пальмами» Меньшиков решил открыто выразить свой протест против более чем острой соловьевской критики воззрений Л.Н. Толстого. Вначале он это сделал внутри редакции, попытавшись воспротивиться выходу в свет третьего диалога. Об этом инциденте Меньшиков писал в своем письме автору «Воскресения» 22 января 1900 года: «В «Книжках недели» печатаются статьи Вл. Соловьева, направленные против вас. Третья, набранная на днях, статья написана с таким глумлением и с таким извращением Ваших взглядов, что я должен был отказаться от работы в «Неделе». На чтение этой статьи в корректуре я был приглашен, и тут высказал я Соловьеву и Гайдебурову много неприятного»[21].
6 февраля этот конфликт отразился в непривычном обмене мнениями в газете по поводу соловьевского текста между основным критиком «Недели» и ее издателем. Меньшиков завершил свои очередные Отклики недвусмысленным отречением от неприятной для него публикации: «Мне приходится – в связи с нападками на гр. Л.Н. Толстого – выразить кстати свою безусловную несолидарность с напечатанною в последней “Книжке Недели” сатирою на нравственное учение этого великого писателя. Я разумею диалоги Вл. Соловьева – “Под пальмами”, и особенно последний, третий. Я вообще не сторонник взглядов Владимира Сергеевича, но ценю многие стороны его личности и таланта. <…> Что бы Вл. С. ни писал, он неизменно полемизирует с ненавистными ему взглядами Л.Н., который никогда с ним печатно не спорил. Если бы Вл. С. Соловьев был только противником «учения Толстого», это было бы вполне естественно, – пришлось бы признать, что это просто две слишком различные силы, две отрицательные друг к другу натуры. Огонь и вода, тепло и холод имеют одинаковые права нас существование. Если бы Вл. С. предпринял серьезное критическое исследование идей гр. Л.Н., то это было бы вполне понятно; можно бы соглашаться с ним или нет, но не приходилось бы испытывать чувство неловкости, как при разговоре, принимающем недолжный тон. Вл. С. в последнем диалоге выдвигает богословский догмат о телесном воскресении Христа, догмат, составляющий центральный пункт его миросозерцания. Казалось бы, уже из уважения к столь важному предмету ему следовало бы отстаивать его не иначе, как с серьезным спокойствием. К сожалению, Вл. С. в своей полемике почему-то предпочел полусерьезный жанр, очень смахивающий на карикатуру. Диалоги г. Соловьева, конечно, несравненно выше романа “Понедельник” графа Худого[22], но манера вывести “князя”, – хотя и без имени, но говорящего языком Толстого, его формулами и даже прямо цитатами из его сочинений, манера выставить своего противника ограниченным человеком, навязать ему “похожие”, но не всегда подлинные взгляды и глумиться над ними, причем все это проделывается от имени какого-то “генерала”, “политика”, “дамы”, прикрывающих автора, – это манера, как хотите, не из лучших. Единственный наш великий писатель заслуживал бы иного к себе отношения – даже своих врагов».
На это заявление последовал комментарий От редакции, в котором содержался прямой ответ Вл. Соловьева на критику М.О. Меньшикова, а также примирительное заключение В.П. Гайдебурова: «Вл. С. Соловьев просит нас заявить, что 1) все собеседники в трех его разговорах суть лица вымышленные, что 2) лицу князя – молодого человека, живущего заграницей, не придано автором ни одной черты личного сходства с графом Л.Н. Толстым, что 3) последователь гр. Толстого, каким представлен князь, по необходимости должен высказывать мысли, «похожие» на мысли этого писателя и говорит иногда его словами (в данном случае они взяты из его сочинения, напечатанного в России), что 4) литературная форма диалога по существу своему требует, чтобы говорили именно выведенные в нем лица и что 5) разбор некоторых принципиальных взглядов, принадлежащих, между прочим, и гр. Л.Н. Толстому, автор признает своею прямою обязанностью, исполненной им в той форме, которая казалась ему наиболее целесообразною.
С своей стороны, заметим, что в диалогах «Под пальмами» мы меньше всего склонны видеть какую-либо «сатиру», а тем менее – «глумление», хотя прирожденный юмор нашего знаменитого философа и играет в них некоторую роль, – и что на наш взгляд, под легкою формой разговора в них скрывается весьма значительное, глубокое содержание. Не находим мы в них и ничего направленного лично против нам всем дорогого графа Л.Н. Толстого, – но лишь против некоторых распространяемых и разделяемых им воззрений. А такой choc des opinions неизбежен для всех самостоятельных умов»[23].
Вероятно, конфликт двух ведущих публицистов гайдебуровского круга и в этот раз удалось замять[24], хотя выход в свет отдельной книги «Трех разговоров» со специально отобранными Воскресными письмами – при снятой фамилии М.О. Меньшикова в одном из них – позволяет сделать вывод, что философ решил продолжить в окончательном выпуске «Трех разговоров» свой спор с толстовским народничеством и в том числе с одним из наиболее заметных его последователей в русской печати, не желая прямо обозначать предмет своей полемики, называть имя ближайшего сотрудника близкой самому Вл. Соловьеву издательской группы, при этом еще и терпящей бедствия по цензурным и финансовым причинам («Неделя» закрылась из-за цензурных проблем в следующем – 1901 – году, уже после смерти Вл. Соловьева). Меньшиковский пласт «Трех разговоров» требует дальнейшей детализации и уточнения – однако уже сейчас ясно, что при внимательном разборе последнего крупного произведения русского философа обойти его невозможно.
[1] Полные выходные данные: Соловьев Вл. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, с включением краткой повести об Антихристе и с приложениями. СПб.: Типография СПБ т-ва «Труд», 1900.
[2] Соловьев В.С. Собрание сочинений. Брюссель, 1966. Т. X. С. 91. Здесь и далее ссылки будут даваться по этому изданию.
[3] Хочу указать здесь, однако, на точку зрения Н.В. Котрелева, часто высказываемую им в его выступлениях, что «Три разговора» невозможно, – не нарушая авторскую волю, – перепечатывать без соответствующих приложений.
[4] См.: Соловьев В.С. Немезида // «Русь», 1898, № 8, с. 5, 22.
[5] Цит. по: Соловьев В.С. Собрание сочинений. Т. X. С. 61.
[6] См.: Соловьев В.С. Россия через сто лет // «Русь», 1898, № 29, с. 2.
[7] См. Соловьев Вл. О соблазнах // «Русь», 1897, № 50, с. 2; этот текст был практически без изменений перепечатан в отдельном издании «Трех разговоров», за исключением снятой ссылки в первом предложении: «Русь», 30 марта (11 апреля) 1897 г, № 70, с. 2.
[8] Соловьев В.С. Духовное состояние русского народа // «Русь», 1898, № 53, с. 3.
[9] См.: Соловьев В.С. Собрание сочинений. Т. X. С. 80.
[10] Сам М.О. Меньшиков впоследствии уточнял, что принимает не полностью толстовские взгляды, в частности, не одобряет проповеди опрощения. Однако воззрения Л.Н. Толстого на войну не у встречали тогдашнего Меньшикова никакой критики. «С внешней стороны – я не веду образа жизни “толстовцев” (может быть, по слабости воли), никогда не “садился” на землю, хоть и вырос в деревне и люблю ее. Никогда не участвовал в так называемых “толстовских” колониях и совершенно не сочувствую им, среди “толстовцев” имею лишь трех-четырех друзей, к которым привязывает меня столько их миросозерцание, сколько чистая и честная их жизнь. С внутренней стороны я не во всем и не всегда бываю согласен не только с последователями великого писателя, но и с ним самим. <…> Я глубоко и неизменно уважаю нравственное стремление Л.Н. Толстого, его тревожную, пророческую совесть, его убеждение в необходимости каждому прежде всего работать над собой. Но я не беру у него ничего чужого, беру свое: если некоторые идеалы у нас общие, то я чувствую, что с ними родился и они столько же мои». См.: Меньшиков М. Отклики. LXIII // «Неделя», 1900, № 17, ст. 605.
[11] Цит. по: Санькова С.М. Два лица «Нового времени»: А.С. Суворин и М.О. Меньшиков в зеркале историографии. Орел: ФГОУ ВПО «Госуниверситет – УНПК», 2011. С. 144. С критикой ультраморализма Меньшикова выступали и многие народники, в частности, В.А. Гольцев: «В своей Высшей цели г. Меньшиков предлагал бороться словами, даже с заклятым врагом. Что делать, если враг не захочет вас слушать? <…> Это немножко смешно и весьма трогательно, но с нравственно-общественной точки зрения никуда не годится <…> Если, как говорит г. Меньшиков, величайшее общественное зло всегда состояло в насилии человека над человеком, то не лежат ли на нас нравственные обязанности противиться насилию не одними только словами и рыданиями? Допуская совершиться насилию, мы создаем в мире новое зло, которого не было бы, если бы мы парализовали его при возникновении». См.: О.Т.В. <В.А. Гольцев.> Ответ г. Меньшикову // «Русская мысль», 1895, кн. VII, с. 159.
[12] М.О.М. <Меньшиков М.О.> Письма к друзьям // «Русь», 19 (31) августа 1898 года, № 53, с. 3.
[13] Цит. по: Соловьев В.С. Собрание сочинений. Т. X. С. 67.
[14] Цит. по: Соловьев В.С. Письма. Т. I. СПб.: «Общественная польза», 1908. С. 101.
[15] Меньшиков М.О. Думы о счастье. СПб.: тип. М. Меркушева, 1898.
[16] Цит. по: Соловьев В.С. Собрание сочинений. Т. X. С. 71.
[17] Л.Е. Оболенский в некрологе Вл. Соловьеву со ссылкой именно на Меньшикова объяснял враждебность философа Л.Н. Толстому чисто психологическими мотивами: «Соловьеву было свойственно болезненное честолюбие. Этим объясняется многими его жесточайшая вражда к Л.Н. Толстому. Так между прочим думает и Меньшиков, находившийся долго в весьма близком общении с Соловьевым и разошедшийся с ним весьма грубо обличением этой стороны отношения нашего философа к великому романисту. Меньшиков полагает, что тут было нечто вроде конкуренции одной крупной духовной силы к другой, еще более могучей и действительно гениальной…» См.: Оболенский Л.Е. Мои личные воспоминания о В.С. Соловьеве. Цит. по: Колеров М.А. Новое свидетельство современника о Владимире Соловьеве // Исследования по истории русской мысли. Ежегодник 2019. Вып. 15. М.: Модест Колеров, 2019. С. 22.
[18] Цит. по: Меньшиков М.О. Вл. С. Соловьев // Меньшиков М.О. Критические очерки. Т. II. СПб.: тип. Т-ва Печатн. и Издат. дела «Труд», 1906. С. 496.
[19] Там же. С. 493.
[20] Соловьев В.С. Собрание сочинений. Т. X. С. 83.
[21] Письмо приведено в комментариях к Полному собранию сочинений Л.Н. Толстого без ссылки на архивный источник: Толстой Л.Н. ПСС. Т. 72. Письма. 1899-1900 гг. М.; Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1933. С. 235.
[22] Пародия Д.А. Богемского на роман Л.Н. Толстого «Воскресение».
[23] См.: Меньшиков М. Отклики. XXXV. // «Неделя», 1900, 6 февраля, № 6, к. 218-219.
[24] Известен отклик А.П. Чехова на заявление М.О. Меньшикова, содержавшийся в письме к последнему из Ялты от 20 февраля 1900 г.: «Что касается Вл<адимира> Соловьева, то мне не хочется согласиться с Вами. Правда, Лев Толстой – большой человек, но что же делать, если Вл<адимир> Соловьев верует в телесное воскресение , в европ<ейскую> культуру? Тон “Трех пальм” может не нравиться, но ведь “это дело вкуса” – могут сказать». Цит. по: Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков. М.: Русский путь, 2005, с. 140-141.
_______________________
Наш проект можно поддержать.
