Рубрики
Переживания Статьи

Консерватор Ариман Кузьмич

К 1988 году манихейское противопоставление мрачного Аримана Кузьмича и светлого Ормузда Сергеевича достигло полного автоматизма. Между тем, так было не всегда. В 1983 году, когда Лигачева с благословения генсека Андропова назначили заведующим отделом организационно-партийной работы ЦК, Горбачев и Лигачев были не разлей вода, соратники не хуже Ореста и Пилада. В рамках распределения обязанностей внутри тандема Горбачев играл роль доброго следователя. Лигачев сообщал функционерам об их снятии, тогда как Горбачев извещал уже других функционеров об их назначении – худо ли!

Для тех, кто помнит конец 80-х годов прошлого века (хотя скорее всего таковые уже в сугубом меньшинстве), не может не быть памятным и дежурное противопоставление “Горбачев – Лигачев“.

Если бы – в порядке сугубой фантазии, конечно – представить себе, что М. С. Горбачев во всей натуре залез на трибуну и, приставив себе рога, возопил: “Поклоняйтеся, али меня не узнали?”, дежурные западные аналитики (ну, и советские, конечно, но надо учитывать, что тогда еще имела место остаточная цензура) не растерялись бы ни на минуту, четко отчеканив стандартную формулу: “Этот смелый шаг реформатора Горбачева, несомненно, встретит ожесточенное сопротивление консерваторов во главе с Лигачевым”.

К 1988 году манихейское противопоставление мрачного Аримана Кузьмича и светлого Ормузда Сергеевича достигло полного автоматизма.

Между тем так было не всегда. В 1983 году, когда Лигачеву, приехавшему в Москву на рутинное совещание, не дали вернуться в Томскую область, которой он руководил восемнадцатый год, но с благословения генсека Андропова назначили  заведующим отделом организационно-партийной работы ЦК – в те времена Горбачев и Лигачев были не разлей вода, соратники не хуже Ореста и Пилада.

Так было и при болезненном Андропове (+ февраль 1984), и при не менее болезненном Черненко (+ март 1985) – рука об руку два вождя отстаивали принципы обновления социализма, завещанные им Андроповым.

Причем этот тандем был значительно более функциональным, чем, например, тандем конца нулевых годов XXI века. Если смысл последнего так и остался во многом загадочным, то тандем Горбачева-Лигачева довольно успешно действовал. Газета “Коррьере делла сера” писала: “Лигачев — влиятельный страж догм Горбачева… Лигачев стал опорой Горбачева в его политике обновления», что «Лигачев был инициатором “великих чисток”, призванных вовлечь в руководящие партийные органы новых руководителей, способных реально оценивать положение и знающих, как надо действовать… Карьера, медленная в своем развитии на первом этапе, совершила стремительный скачок, когда в 1983 году Андропов вызвал Лигачева в Москву, именно тогда и зародился союз Лигачева и Горбачева… Это дает возможность Лигачеву с максимальной эффективностью вести борьбу с коррупцией, инерцией и бюрократией”.

С поправкой на итальянскую цветистость это было не так далеко от истины.

Лигачев, хотя и будучи старше Горбачева на десять лет, дисциплинированно принял на себе роль младшего цезаря, взяв на себя организационную рутину. Что ему, в разных ипостасях занимавшемуся занимавшемуся оргпартработой с 1944 года, было делом привычным.

Старик Андропов их заметил и, в гроб сходя, благословил не просто за красивые глаза, а имея в виду вполне конкретную задачу – избиение (вар.: обновление) засидевшихся при Брежневе на своих местах партийно-государственных кадров. Здесь административная жесткость Лигачева была как нельзя кстати, тем более что в рамках распределения обязанностей внутри тандема Горбачев при избиении играл роль доброго следователя, что ему не могло не нравиться. Лигачев сообщал функционерам об их снятии, тогда как Горбачев извещал уже других функционеров об их назначении – худо ли.

Наконец, пригодились административно-командные дарования Лигачева (17 лет во главе промышленной Томской области что-нибудь да значат) в необычайно суровую зиму 1984–1985 годов, когда ж.-д. сообщение и тепло- и электроснабжение трех четвертей страны было на грани коллапса. Егор Кузьмич тогда возглавил оперативный штаб, в задачу которого входила координация мер по предотвращению хозяйственного паралича и остановки железных дорог, и явил себя «железным наркомом».

Вероятно, зимняя эпопея 1985 года укрепила его в мнении, что и при обновлении хозяйственного механизма не следует забывать проверенный ипатьевский метод. Мнение, которому Горбачев оказался чужд.

После воцарения нового генсека нерушимый тандем просуществовал еще два года, после чего конструкция начала трещать, а Егор Кузьмич быстро стал эволюционировать в Аримана Кузьмича.

Чем далее, тем более старомодный Лигачев тяготил Горбачева, возлюбившего новшества. Фаворитом его стал А. Н. Яковлев, а Лигачев, остановившийся в своем развитии на андроповском обновленчестве образца 1983 года, представлялся быстроумному и легкокрылому генсеку безнадежно устарелым мастодонтом.

К этому добавилось еще одно неприятное для Егора Кузьмича обстоятельство. Самые ожесточенные оппоненты Лигачева не обвиняли его в заговорах против генсека – максимум, что ему вменялось, это торможение живительной перестройки. Это действительно было так – Лигачев был дисциплинированным человеком и на пост генсека никогда не претендовал. Но тем самым он был идеальным мальчиком для битья – ничуть на самом деле не опасным, но воплощающим в себе все самые отталкивающие качества замшелого обкомыча.

Такой спарринг-партнер был истинной находкой для Горбачева и прорабов перестройки, и в этом качестве Егор Кузьмич просуществовал еще три года, после того, как между ним и генсеком случилась остуда – вплоть до 6 февраля 1990 года, когда на пленуме ЦК он произнес свою лебединую песнь: “И наконец, товарищи, откровенно хочется сказать: чертовски хочется заняться конструктивной работой, конкретными делами перестройки“.

Когда всё уже летело в тартарары, можно было с успехом заниматься разве что деструктивной работой, но этого Егору Кузьмичу чертовски не хотелось, да он тому и обучен не был. Поэтому некогда человек № 2 в Кремле тихо ушел в забвение, где он – теперь уже древним старцем – пребывает и до сего дня.

Предреволюционные эпохи знавали и прежде таких деятелей – безукоризненно честных, чуждых вольнодумства, работящих и при этом ограниченных. В иное время из таких людей состаиваются превосходные бюрократы. Но революции требуют от политиков демонизма, а этому качеству Егор Кузьмич был совершенно чужд. Он всего лишь чертовски хотел поработать, но время нуждалось в совершенно другом.