Рубрики
Статьи

Как на похоронах артисты хором пели

Мне кажется, что Степнов, написав пьесу о русских эмигрантах и о «русском Бруклине», сильно рискует быть непонятым. Решение Степнова можно назвать смелым еще и потому, что, смеясь, он пытается говорить на опасные и серьезные темы, например, что такое – “родина” для эмигрантов.

Слава Степнов

В одной из радиостудий Нью-Йорка четверо русских актеров-эмигрантов озвучивают рекламу. Вчера скоропостижно скончался их эксцентричный режиссер, которого все называют Маэстро. Он оставил им свою последнюю волю: провожая босса в дальний путь, артисты должны петь хором – такова главная интрига пьесы Славы Степнова “Жопкин хор”.

Абсурдная, на первый взгляд, ситуация позволяет автору выстроить ряд уморительных событий таким образом, что в финале этого сюжета ничего не остаётся как только утирать слезы то ли от смеха, то ли от внезапно упавшей на голову экзистенциальной тоски…

Режиссер и драматург Слава Степнов уже более сорока лет посвящает себя театру. В 1995 году Степнов переехал в США, где работал как приглашенный режиссер-педагог в известном американском театре Actors Theatre of Louisville.

В 1997 году в Нью-Йорке Слава Степнов основал собственную театральную компанию «STEPS».

Слава Степнов – автор пьес и инсценировок, статей и эссе. Его пьеса “Ура, мы – в Америке!”, по роману Шолом Алейхема «Мальчик Мотл» находится в Библиотеке Конгресса США. Пьеса «Спросите Иосифа», написанная в соавторстве с Романом Фрейдом, в 2015 году вошла в российскую антологию «Современной драматургии».

На этот раз, Славу Степнова заинтересовали вопросы театрального закулисья, и он написал пьесу “Жопкин хор”.

Если говорить о пьесе как о литературном тексте, то здесь, прежде всего, четко видна характерная для всей постмодернистской литературы тенденция буквально “подстреливать”, сбивать с толку читателя зыбкой границей реальности и игры. Степнов уже в самом заглавии и жанровом определении делает первый выстрел и попадает “в яблочко”.

Название “Жопкин хор” настраивает, по меньшей мере, на комический, если не на сатирический лад, а указанный жанр “невеселая комедия в двух действиях” вдруг выступает в антонимической роли.

В постмодернистской драматургии всегда присутствует повышенный интерес к тому, что происходит за словами.

Именно об этом ставшая уже канонической цитата Антона Чехова из письма к своему другу, издателю и театральному критику Алексею Суворину: “Надо сделать такую пьесу, где бы люди приходили, уходили, обедали, разговаривали о погоде, играли в винт… Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни”. У Степнова есть это “подводное течение смыслов”, которое существует параллельно и дает возможность читателю почувствовать, что скрывается за текстом. Именно в этот момент появляются полутона и возникает объём художественного пространства.

Четверо артистов эмигрантов – двое возрастных, которых изрядно потрепала жизнь, и двое молодых, пока еще наполненных романтическими устремлениями, собираются в студии звукозаписи, чтобы озвучить нехитрую рекламу.

Пожилой Рузвельт, живущий на подачки родственника и не желающий, чтобы его называли прежним именем Родион, на минуточку, заслуженный артист республики. Аделаида, бывшая “звезда” с солидным послужным кино списком, вынужденная эмигрировать в Америку из-за больного сына. Молодая актриса Зулла, в которой угадывается фаворитка недавно почившего Маэстро, и Ираклий, странный, дерганый, вертлявый, отдаленно напоминающий невротичного, неудовлетворенного и обиженного на весь мир чеховского Костю Треплева.

Они много говорят, сплетничают, спорят, и в целом, у читателя создается ощущение бурной, даже изматывающей деятельности в этой крошечной комнатке. Внешне, действительно, с героями как будто бы ничего не происходит – каждый занят собой. Артисты, под гипнозом предсмертного завещания “великого и ужасного” Маэстро, который пожелал, чтобы они на похоронах спели хором, пытаются, прежде всего, разобраться в “клубке” собственных рефлексий.

Диалоги пьесы “Жопкин хор”, иногда напоминают абсурдистские тексты Ионеско, иногда – улавливается параллелизм, как в лирических комедиях Чехова, а иногда смыслы реплик спрятаны так глубоко, словно мы имеем дело с текстами из киносценариев Хичкока.

Например, герои ищут портфель Ираклия, все, естественно, заняты поиском.

Ираклий. Нет-нет! Портфель где-то здесь!.. /пытается почесать спину/. Коллеги, вы знаете, к чему это, когда чешется спина?

Рузвельт. Понятия не имеем!

Ираклий. Это потому что вы мало читаете…

Рузвельт. Кто? Я мало читаю?

Ираклий. Ты, Родион, и букв-то не знаешь…/встаёт, начинает чесать спину о косяк /.

В пьесе много саркастического. Ираклий, например, оказывается начинающим драматургом, в том самом портфеле он носит свою первую пьесу, на которую возлагает так много надежд. Мы имеем дело с “пьесой в пьесе” – молодой автор стремится поставить эту пьесу в память Маэстро – это благое намерение.

Однако, по репликам Аделаиды, Рузвельта-Родика мы можем предположить, какова художественная ценность пьесы Ираклия: сюжет невнятен, герой в финале немотивированно уходит в монастырь, героиня – инвалид, к тому же, пьющая. Даже если это преувеличение, заговор, интрига коллег над Ираклием, то такой откровенный стеб Степнова над бессюжетными “слабенькими” (пользуясь выражением Рузвельта) пьесами – это “реверанс” в сторону постмодернистских текстов, в ряду которых, в наши дни, появляется много “графоманской писанины”, ложномногозначительных опытов или абсолютно “шаманских камланий”.

В пьесе “Жопкин хор” всё просто. Артисты занимаются производством – пришли на радио сделать ролик и получить небольшой гонорар. Рекламные тексты, которые актеры зачитывают – окрашены легкой авторской иронией. “Вишенкой” на торте звучит реклама некого центра русско-еврейской общины “Рай на Брайтоне”. Мне кажется, это удачная метафора. Сколько кругов ада пришлось пройти нашим героям, чтобы оказаться там, в призрачном “американском рае”, где они навсегда рискуют остаться немыми чужаками, несмотря на новые имена и паспорта?

Рузвельт. Маэстро жалко! 

Аделаида. Жалко! Ох как жалко! 

Рузвельт. Умереть в Хеллоуин… 

Аделаида. Царство ему небесное!.. А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! /пауза/. И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И! /пауза/. 

Рузвельт. Умереть в Хеллоуин… Похоже на глупый розыгрыш!.. Как-то несерьёзно…

В пьесе несколько раз возникают отсылки к игровому ритуалу англосаксонского древнего праздника Хэллоуин. В древних Шотландии и Ирландии Хэллоуин был днем памяти умерших. В эту ночь, по древнему поверью кельтов, миры живых и мертвых открывали свои двери, и обитатели потустороннего мира пробирались на землю. Традиция переодеваться в костюмы злых монстров и мертвецов появилась позже.

Мне кажется, это показательно, что наши герои всё-время пытаются примерить хэллоуинские маски, часто говорят об этом празднике – ведь они из одного мира отправились в другой… Кстати, сегодня эта традиция переодевание в монстров уже потеряла мистическую окраску и воспринимается, в основном, как розыгрыш…

Природа комического у Степнова очень своеобразна. Его страсть взбивать крепкие коктейли, как например, ранее, в пьесе “Василий+Федерико”, где неореалистические традиции Феллини и лирический стиль Данелии, чеховский подтекст и шукшинская мудрость, сливаясь вместе с ясностью степновского сюжета – дают неожиданный результат. В пьесе “Жопкин хор”, коктейль Степнова оказался еще крепче, потому что возникли новые социальные темы…

…Мне интересен человек в сложных обстоятельствах – мои герои, до конца может быть и не осознают, что находятся в почти трагической ситуации, – говорит Степнов, – они поменяли буквально все – жизнь, языковую среду, пытаются изменить свою ментальность…

Мой интерес к людям театра – это сознательный шаг потому, как главное правило театра – “правда чувств”, и, одновременно театр, это место, где идет постоянный конфликт между иллюзией и реальностью. Артисты в театре, как и мои герои, профессионально вынуждены заниматься “правдивым обманом” – они, по определению, находятся в состояние “двойной реальности” – это очень похоже на рефлексию любого эмигранта…

Мне кажется, что Степнов, написав пьесу о русских эмигрантах и о «русском Бруклине», сильно рискует быть непонятым. Во-первых, там – в Бруклине, так уж исторически сложилось, все, кроме младенцев, знают как управлять страной, делать театр, писать пьесы, играть в футбол. Решение Степнова можно назвать смелым еще и потому, что, смеясь, он пытается говорить на опасные и серьезные темы, например, что такое – “родина” для эмигрантов.

Мне кажется, на всех языках для каждого человека “родина” и “соотечественники” – понятия существенные, особенно в периоды каких-нибудь потрясений, проблем… Конечно, – опять говорит Степнов, – совсем не обязательно жить на родине, чтобы её любить, чтобы к ней хорошо относиться. География здесь не причём, важна интонация, с которой произносят эти слова…

В современном театре интонация – это уже действие.

Интонация “Жопкина хора” абсолютно верная – это понимаешь в финале, когда после искренних монологов, герои рассаживаются, как указывает авторская ремарка, чтобы успеть отрепетировать песню для Маэстро.

Здесь, нет ни толики ложного пафоса. Слов – нет, есть – немой хор в финале, где каждый из актеров, опять же по авторской ремарке, лишь беззвучно открывает рот. Как мне кажется, это – метафора сегодняшнего мира, где нет настоящего звука, нет искренних чувств, нет волнующего творчества, нет дома…

“Люди обедают, только обедают…”, а на самом деле, в это же самое время, эти “сукины дети” ссорятся, завидуют, интригуют… И в Хеллоуин их души становятся полем борьбы добра и зла.

“У каждого – своя песня на этой земле, Ираклий”, – говорит опытный Рузвельт молодому коллеге.

Неудачники, они хорохорятся, как не выросшие дети, актеры, навсегда осиротевшие без своего Маэстро – о чем ваша песня? “Зачем вы все здесь”? Что будет с вами дальше? Куда выведет вас этот “жопкин хор”?

Пока только одни вопросы, ответ на которые придется искать каждому в одиночестве.

 

_______________________

Наш проект можно поддержать.

Автор: Надежда Феденко

член Союза журналистов России, сценарист

Добавить комментарий