Русская Idea продолжает публиковать материалы из рубрики «читательские заметки». В этот раз представляем вниманию читателей размышления публициста Константина Смолия о романе «В Эрмитаж» Малколма Бредбери.
***
«В Эрмитаж» – английский роман о французском философе, изобретающем новую Россию. Историческая реконструкция и философская деконструкция событий, определяющих влияние XVIII века на сегодняшний день. Миф о том, что наше настоящее – лишь чья-то мечта о будущем.
Философ предлагает форму
Последний роман английского писателя и учёного Малколма Брэдбери посвящён истории общения французского философа-просветителя Дени Дидро и русской императрицы Екатерины II. Но, как в любом философском романе, отношения людей – лишь внешняя сторона сложного сплетения идей и мировоззрений: переписка этих великих личностей и их встречи в Петербурге – эпизод долгой и драматичной истории взаимоотношений философии и власти. В проекте идеального государства Платон представил философов идеальными правителями, однако возможности оправдать аванс у них практически не было, и их задача заключалась обычно в поиске механизмов влияния на властителей. Дружба Дидро и Екатерины дала Брэдбери богатый материал для размышлений на эту тему.
Что собою представляла столица Российской Империи в то время? Какой виделась она из Европы? «Порождение чудовищной фантазии, – отвечает английский писатель устами Дидро, – разума и духа, сознания и чувств нового, не существовавшего ранее общества, только-только начавшего втискивать себя в какие-то формы». Новая европейская столица, к немалому удивлению наблюдателей, «явилась вдруг из пустоты, как призрак, как мираж»; это грандиозный сон Петра I, воплощение его смелой мечты. И Екатерина считает себя продолжательницей его дела: она рассылает по Старому свету послов и агентов, ищущих и скупающих всё мало-мальски ценное. Корабли, гружёные произведениями искусства, плывут в Петербург, втягивающий в себя самые актуальные достижения европейской культуры, словно ненасытный пылесос.
Агентом становится и Дидро, немало потрудившийся для пополнения коллекции Эрмитажа. Экспонатом должна стать и его библиотека из трёх тысяч томов, которую он продал императрице, сохранив право пользоваться ею до смерти. И всё же Екатерине Великой нужен живой Дидро, и её просьбы всё настойчивее: Декарт, гостивший при дворе принцессы Христины, породил моду на придворных философов, Вольтер, поддавшийся на посулы Фридриха II Прусского, её укрепил, и постепенно сотрудничество философов и монархов становилось делом если не обычным, то привлекательным и перспективным для обеих сторон. «Священнослужители больше не в почёте, их место заняли философы», – говорит Брэдбери. «Абсолютная монархия нуждалась в интеллектуальном абсолюте».
После долгих сомнений – возраст, здоровье, семейные заботы, дальний путь, зима, – Дидро принимает приглашение. Его задача амбициозна – если русское общество ищет «форму», то почему бы не предложить ему свою – «Россию, вымечтанную эпохой Просвещения». По дороге он принимается сочинять меморандумы: философ описывает «совершенную и разумную жизнь народа». Новая цивилизация должна быть «свободной от религиозных предрассудков, гнёта устаревших обычаев, ложной морали и глупых тиранов и при этом не порывающей с тем хорошим, что было в прошлом».
Но что же это «хорошее», что можно сохранить? Напрасно искать его, по крайней мере, в романе Брэдбери: философ занят здесь преимущественно освобождением общества от старого, т.е., по сути, разрушением в глубинах своих по-прежнему средневекового государственного и общественного устройства, которое в просветителях находит своего подлинного могильщика.
Разум как оружие революционера
Философия французского Просвещения сплеталась из множества нитей и не создала единой, законченной системы. Рационализм и опора на математику, скептицизм и порой даже мистицизм, механистическая натурфилософия и материализм, сенсуализм и эмпиризм – все эти разнородные, и к XVIII веку уже неоригинальные элементы брались в различных комбинациях и приводились в необходимую форму. Необходимую для чего? Не для последующего органического синтеза (неслучайно главной книгой просветителей стала «Энциклопедия» – механический набор накопленных к тому времени знаний), а для использования, главным образом, в качестве теоретической основы для реформы науки, морали, общественных отношений, политики и т.д.
Немецкий историк философии Вильгельм Виндельбанд называет философию просветителей «агитаторской»: она не желает запираться в тиши кабинетов, она идёт в народ, ищет сторонников и последователей, чтобы предложить новые начала устройства социального целого. По сути, речь идёт об идеологии представителей интеллектуального класса, которые больше не удовлетворяются ролью салонных диспутантов и стремятся занять в обществе иное положение. Если и не на вершине пирамиды, как в платоновском государстве, то по крайней мере где-то поблизости. Но для этого в первую очередь нужно избавиться от «конкурентов», главный из которых – Церковь. «Раздавить гадину», – кричит Вольтер, понимая, что пока она владеет умами самых разных групп и слоёв населения, просветители останутся в роли отверженных. И главным оружием в антидогматической войне становится разум – средство познания, инструмент работы с реальностью и одновременно наивысшая ценность человека. Разум не гарантирует достижение окончательной истины, напротив, он непрерывно революционизирует уже познанное, мешая ему отлиться в форму догмы.
«Мой рабочий инструмент – мысль», – говорит Дидро Екатерине, но этот инструмент постоянно разбивает только что построенное. «Я готов быть отвергнутым и опровергнутым, ведь я сам постоянно опровергаю и отвергаю себя. Моя цель – поиск истины, а не провозглашение её». Разум ходит рука об руку с сомнением в самом себе и результатах своей деятельности, он никогда не останавливается на пути познания, не признаёт пределов и не знает конечных истин. Именно поэтому сочинения Дидро постоянно переписываются, гуляя по свету во множестве версий, и потому же постоянно меняется и дополняется «Энциклопедия». Эту работу можно только остановить, но не закончить.
Однако каким должно стать общество, основанное на примате разума? Не обречено ли оно на беспрерывное революционное ниспровержение собственных устоев? Разум – вечный двигатель социальной трансформации, которую тоже невозможно закончить, ведь декларируемые цели развития слишком эфемерны и абстрактны, и каждый реально достигнутый этап на пути социального прогресса кажется лишь промежуточной ступенью, не достигающей чаемого идеала. И в этом коварство просветителей, убедивших народ, что провозглашаемых ими идеалов в принципе можно достичь, если никогда не останавливаться на уже достигнутом и не слишком его ценить. Консерватизм становится главным врагом мечты народа о грядущем счастье.
Прочь от гильотины
Но, пожалуй, ещё большее коварство состоит в том, что в реализации своей программы просветители хотят опереться на монархию как институт действующей власти. У народа пока нет необходимой силы, значит, нужно использовать королей. «Я имею дело с мечтами, а вы – с действительностью. Вот почему мыслителю необходим монарх», – откровенно заявляет романный Дидро русской императрице. Или вот ещё: «К кому же обращаться, как не к благородному повелителю? Ведь философия сама по себе бессильна. И потому она берёт себе в помощники власть».
Отсюда становится понятным, почему Дидро – и книжный, и реальный – принял приглашение Екатерины. Если российское общество, по его мнению, ищет форму для самостановления, почему бы не предложить ему свои идеи, использовав императрицу как инструмент превращения мечты в действительность? Тем более что она так увлечена веяниями века…
И поначалу Екатерина слушает гостя с искренним интересом и читает подготовленные им меморандумы. Разрешить разводы, запретить азартные игры, отменить крепостное право, ввести веротерпимость, завезти из Швейцарии буржуазию – его 60 записных книжек содержат много советов разной степени радикальности. Дорога к народному счастью, по Дидро, лежит через разрушение прежних институтов и создание (а иногда – механическое копирование) новых.
Но у Екатерины к этому времени уже есть немалый опыт управления государством, есть и понимание, на чём держится её власть. И потому, когда французский философ в очередной раз заявляет: «Если вы будете следовать моим указаниям, то создадите прекрасную человеческую общность», она возражает: «Если я буду слепо следовать вашим советам, то вся моя империя полетит вверх тормашками. Монархия, закон, церковь, бюджет… Страна развалится». Беспокоит правительницу и собственная судьба: «Не захотят ли тогда свободные люди избавиться от монархов?». Похоже, ей хватает проницательности разгадать коварство Дидро: она не верит его заверениям, что просвещённым гражданам «необходимы сильные вожди, которые помогут им открыть благородное и разумное в каждом человеке».
«Гениальная трепотня» – так Екатерина Великая охарактеризует увещевания просветителя, и тем, похоже, на некоторое время отсрочит восхождение русской монархии на эшафот. Когда Дидро по возвращении во Францию продолжает носиться с идеями переустройства России, в ответ ему всё чаще доносится лишь холодное молчание. А затем начинает греметь гром французской революции, который уже не слышат ни Вольтер, ни Дидро, ни Руссо, ни многие другие их сподвижники. Зато его прекрасно слышит Екатерина и окончательно разочаровывается в прежних идеалах, получив доказательство революционного потенциала философии Просвещения. И обширные библиотеки Дидро и Вольтера, за которые уплачено немало денег, отправляются в кладовые Эрмитажа.
Прорастающие семена
Так что же, амбициозные мечты французского мыслителя обратились в прах? Отнюдь. Собственно, у Дидро, каким он показан в романе Брэдбери, было не так уж много надежд на современников, и все его помыслы – о будущем, о новых поколениях людей, о духовных наследниках. Развеяться по миру семенами и прорасти в самых разных, пусть даже экзотических местах. Там, где ищется новая форма для бытия народа и где готовы превратить идеи в путеводные огни.
И Брэдбери показывает подобный пример. Однажды к престарелому Дидро пришёл американский гость – Бенджамин Франклин, и начал расписывать преимущества своей молодой страны и её перспективы, конечно же, приглашая философа переместиться туда вместе со всем своим интеллектуальным багажом. Но Дидро ещё продолжал надеяться на Россию: «Это тоже общество в самом начале его становления». На что Франклин мудро возразил: «Нет, месье, Россия не молода, это – лишь видимость. Правильные мотивы привели вас в неправильное место». Только Северная Америка, по его мнению, есть общество в начале своего становления, и подлинным его рождением станет революция против британского владычества и война за независимость.
А Россия уже прошла огромный путь, который мешает ей броситься сломя голову в просветительское прожектёрство, ломая вековой уклад и работающие институты. Тысячелетние основы русской цивилизации стали своего рода волнорезом для революционизирующего потенциала накатывающего на неё просветительского цунами. Даже Екатерина, немка, оказавшаяся на престоле волей случая, поняла опасность немедленного, неэволюционного претворения в жизнь планов французских интеллектуалов. Инстинкт власти позволил ей почуять под собой страну, в толще своей народной жизни не готовой к подобному радикализму.
И всё-таки наследие философии Просвещения пустило в России корни и принялось вести свою революционизирующую работу. Медленно, но неумолимо. Известно, каким было влияние Вольтера на русскую интеллигенцию, и некоторые данные им импульсы та пронесла сквозь десятилетия борьбы с самодержавием до самого её логического конца. Например, исправно «давила гадину», особенно после осуществления своей вымечтанной революции. А из Дидро, по мнению Малколма Брэдбери, вышла вся русская литература.
И когда персонажи второй, современной линии романа «В Эрмитаж» приезжают в октябре 1993 года в Петербург в поисках до сих пор не открытого миру наследия Дидро, они всюду встречают проросшие семена Просвещения. Это и сам город, рождённый из мечты о европейском пути России, как Афина из головы Зевса. И статуя Медного всадника работы ученика Дидро – Фальконе, что долго и неутомимо переделывал своё творение в поисках идеальной формы. Разумеется, это и книги личной библиотеки французского философа в Эрмитаже, изрядно прореженной за последующие годы. И даже очередная революция, что грохочет в эти роковые для нашей страны дни.
Интересно, что каждый из членов делегации, в зависимости от профессии, получает возможность познакомиться с одним из разнородных последствий рецепции наследия Дидро в Россию. Для писателя это – та самая библиотека. Для профсоюзного деятеля – опыт организации труда в Советском Союзе. Для плотника – некие столы, выполненные по эскизу француза. А для дипломата – встреча с Анатолием Собчаком. Да, для Брэдбери как представителя европейского интеллектуального класса российские младореформаторы, что давали в эти дни свой бой конгломерату призраков русского прошлого, тоже казались ростками из семян, засеянных Дидро, солдатами его перманентной революции.
Революции, которую можно остановить, но не закончить. Как и художественные произведения плодовитого французского автора: его книги, подобно «Энциклопедии», тоже постоянно дополнялись и переписывались, ведь мысль, их породившая, бесконечно революционизирует и отрицает саму себя, стремясь к идеалу – главному инструменту соблазнения, которым пользуется абсолютизированный разум. И отсюда логически вытекают два пути, способных вывести из бесконечных тупиков самоотрицания. Либо полный отказ от наследия Просвещения с его страстной верой в человеческое рацио и попытками прогрессистского усовершенствования мира. Либо консервативная контрреволюция как обращение оружия Просветителей – разума – против них самих, критическая рефлексия пройденного за это время пут и его целей, новая мечта о России взамен выдыхающейся старой.
_______________________
Наш проект можно поддержать.
