Проект практического россиеведения
Кризис университетской идеи признается сейчас практически всеми, кто так или иначе причастен к сфере высшего образования, причем, не только в России, но и на Западе. Известный американский специалист по университетскому вопросу Билл Реддингс в своей ставшей бестселлером монографии «Университет в руинах», описывая современный американский университет, отказывал ему даже в его имени, и обозначал его неологизмом «мультиверситет».
Этот скептицизм проистекает из общего кризиса парадигмы Просвещения, частью которой и был идеал модернистского университета или универсума знаний. Историкам образования известно, что проект Просвещения был рожден в недрах немецкой философской традиции, которая в свою очередь глубже всего продумала основные его тезисы вроде автономии разума. В общем-то гумбольдтовский университет и является воплощением знаменитого кантовского «чистого», самообоснованного разума (в отличие от специализированных высших школ – институтов, подчиненных прагматическим целям). Крах идеала чистого разума в состоянии постмодерна (Жан-Франсуа Лиотар) и превратил университет в мультиверситет, в совокупность институтов, ничем не связанных, кроме общего администрирования.
В нашем Отечестве кризис университета усугубился еще поверхностной рецепцией западного университетского идеала. Яркий тому пример – пресловутый переход на Болонскую систему, который сейчас якобы отменяют. «Секрет Полишинеля» состоит в том, что по сути и никакого перехода не было. Введенный вопреки мнению преподавательского сообщества бакалавриат – это никакой не западный бакалавриат, это просто ужатый до четырех лет старый добрый отечественный специалитет. Западный бакалавриат – это «общее образование», над которым потом как пазлы можно надстраивать различные специальности магистратуры, а у нас в «бакалавриате» уже с первого курса вводятся сугубо специальные предметы. И уж надо ли говорить о том, что «суть» гумбольдтовской парадигмы – свобода учёбы и преподавания у нас вообще была только декларирована, но нигде, кроме может, нескольких столичных «передовых» вузов, не реализована…
Итак, в России мы имеем переживающий глубокий кризис «остаточный» советский университет, в постсоветскую эпоху покореженный косметическими реформами в западном духе…
Какой же университет нам нужен?
Этот вопрос, очевидно, не имеет пока однозначного ответа. Наверное, разные – и академические, исследовательские, и «университеты госслужбы», и экспериментальные «свободные». Но в чем я совершено уверен, нам нужна сеть региональных евразийских университетов и федеральный Евразийский университет.
***
Когда сегодня слышат словосочетание «евразийский университет», то представляют себе обычный, средний, типичный российский университет, но, может быть, с небольшим уклоном в сторону тюркологии, истории кочевых народов, теорий Льва Гумилева. Однако я имею в виду другое.
Евразийство, возникшее в 1920-х в эмиграции было прежде всего россиеведением. Оно ставило перед русской интеллигенцией (и интеллигенцией других народов России) задачу по-новому взглянуть на географию, экономику, историю России, избавиться от стереотипного, западнического образа нашей страны, лучше узнать и понять «страну, в которой мы живем». В этом смысле евразийцы были наследниками тех русских путешественников и этнографов (Прежевальский, Семенов-Тян-Шанский, Тан-Богораз и др.), которые на рубеже XIX – XX вв. активно занимались исследованиями пространства и народонаселения Российской империи. Не будем, кстати, забывать, что Николай Трубецкой начал свой путь в науке как этнограф, его первые публикации – статьи в журнале «Этнографическое обозрение», посвященные финно-угорским культурам, он был членом этнографической секции Российского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С другой стороны Петр Савицкий в статье «Научные задачи евразийства» (1931), раскрывающей перспективы будущих евразийских исследований, писал: «Сопоставление данных общей и экономической географии с данными истории хозяйственного быта, этнографии, археологии, лингвистики еще почти не начато, — между тем оно может дать совершенно неизвестный доселе синтетический образ России-Евразии, как в отдельных ее районах, так и в ее целом».
В советский период россиеведение, конечно, сделало огромный шаг вперед, но все же до сих пор мы очень далеки от того, чтобы утверждать, что знаем нашу страну. Тем более, что в постсоветский период многие наработки советской науки были утеряны, а многие – устарели.
Показательно, что у нас до сих пор идут споры о количестве населения России, о правомерности существующего деления на регионы. С 90-х годов практически не проводится геологоразведка, зачастую даже в отношении нефтяных и газовых месторождений. Почти утеряна традиция филологических экспедиций, которые в советские времена проводились силами студентов, и которые много давали для изучения диалектов и фольклора. У нас существует краеведение, но в основном за счет энергии отдельных энтузиастов, в провинции в ужасном состоянии музейное дело…
Именно для того, чтобы переломить эту ситуацию и не просто начать изучать свою страну, Россию-Евразию, но и придать этому государственный размах, считаю, нам и нужны евразийские университеты.
***
Под евразийскими университетами я имею в виду научно-педагогические учреждения, которые бы:
-
имелись в каждом регионе России
-
совмещали педагогическую деятельность обычного вуза с научно-исследовательской деятельностью по изучению своего региона
Разумеется, если мы говорим об университете, то перед нами совокупность факультетов, охватывающих главные фундаментальные науки. Каждый факультет при этом должен иметь свое предназначение, которое состояло бы в изучении своего региона, миниместоразвития, его культуры, истории, экономики, политики, а также природных условий.
Одним из центральных в евразийском университете должен стать географический факультет. Его задача – описание региона, его картографирование, выяснение его природных богатств. Конечно, обязательными при этом являются экспедиции в разные малопосещаемые даже труднодоступные уголки (последних у нас до сих пор немало на севере, в Сибири и в Дальнем Востоке). Вероятно, при этом нельзя обойтись и без этнографических и антропологических исследований.
На биологический факультет ляжет задача исследования местной флоры и фауны. Это важно, к примеру, для выяснения естественной хозяйственной специфики региона: начиная с его потенциала для сельского хозяйства, кончая перспективами санаторно-курортного дела.
Химический и физический факультеты могут совместно с географическим заниматься исследованием природных ископаемых и богатств.
Особое и важное предназначение окажется у социологического факультета, который призван будет изучать народонаселение региона, его структуру (возрастную, этническую, профессиональную и др.) и, кроме того, заниматься и демографическими исследованиями, а также у экономического факультета – центра по изучению экономики региона, прогнозированию ее развития.
Цель исторического факультета в евразийском университете – не только изучение региональной истории, что очевидно, но и изучение культуры в целом, создание основ для региональной идентичности, вписанной в общероссийскую идентичность.
Филологический факультет должен заниматься изучением (и сохранением!) языка и литературы, причем, не только русского, но и других народов, проживающих в данной регионе. Поэтому в его составе должны быть отделения и кафедры соответствующих национальных культур.
Наконец, математический факультет будет разрабатывать методы для исследовательских программ других факультетов, на него ляжет помощь в обработке эмпирических данных. А вот их осмысление и интерпретация, подведение под них теоретической базы – это уже задача для философского факультета.
Так и мы представляем себе региональный евразийский университет. Разумеется, его не нужно создавать с «нуля», основой для него могут быть уже существующие вузы, прежде всего – классические университеты, где просто нужно открыть регионоведческие кафедры на каждом факультете. Возможна и подготовка студентов по соответствующим специальностям – для нужды региона.
Координировать работу региональных евразийских университетов должен столичный федеральный евразийский университет, где будет аккумулироваться и обрабатываться массив знаний, полученный в регионах.
Система евразийских университетов может и должна получать госзаказы на те или иные исследования, взаимодействовать с государственными органами, с министерствами, с правительством, чтобы осуществлять научную поддержку государственных программ и проектов. Таким образом знания о России станут практической силой в руках российского государства и общества.
