РI в этом году уделяла сравнительно немного внимания классике консервативной мысли, сосредотачиваясь в большей мере на актуальных, текущих проблемах нашего времени и консервативном ответе на них. Этот пробел мы попытаемся заполнить в будущем году. Консерватизм остается в сегодняшнем мире самым живым и плодотворным течением общественной мысли, однако, мы пока слишком слабо представляем его истоки. Мы надеемся, что статья вятского философа и политолога Алексея Харина, позволяющая рассмотреть творчество Александра Панарина в контексте идей Мартина Хайдеггера, откроет цикл материалов по истории консервативной мысли.
Творчество Александра Сергеевича Панарина – своеобразное отражение развития континентально-европейской мысли. Поэтому не случайно у мыслителя есть точки пересечения, соприкосновения с ведущими философами Запада. И в первую очередь мы можем здесь указать на творчество выдающегося немецкого философа Мартина Хайдеггера. В своих работах Панарин обращался не раз к идеям немецкого мыслителя, особенно в своей последней книге, которую он не успел завершить[1]. Однако освещение А.С. Панариным идей Хайдеггера – тема особого исследования.
Цель данной статьи, именно сопоставление идей обоих философов.
С одной стороны, у обоих мыслителей разная тематика исследования. М. Хайдеггер состоялся в целом как философ, при том интересующийся, в первую очередь, проблемами познания. В свою очередь, А.С. Панарин занимался преимущественно политическими вопросами.
В своей критике рационализма русский мыслитель не идёт так далеко, как Хайдеггер. Панарин отдаёт должное эпохе Просвещения, в то время как немецкий философ относится к XVIII веку скептически. Есть различия и личного характера. У Хайдеггера, судя по всему, были сложные отношения с католичеством. В то время как Панарин шёл к православию. И если Хайдеггер всё-таки возрождение общества, культуры связывает с обращением к традиции как таковой, в первую очередь с античностью, то А.С. Панарин связывает его именно с православием.
С другой стороны, у Панарина и Хайдеггера много общего. Отчасти, общие идейные истоки, пусть порой и опосредованные. Например, могучая фигура Фридриха Ницше. Хайдеггер во многом отталкивался от него, хотя и полемизировал в то же время со своим соотечественником[2]. Ницше опосредованно оказал влияние и на Панарина. Его можно проследить по четырём направления. Во-первых, через французских постструктуралистов (например, Мишеля Фуко). Во-вторых, по линии Освальд Шпенглер – Арнольд Тойнби. В-третьих, можно назвать линию Ницше – Анри Бергсон – Тойнби – Панарин. И, самое главное, – это линия Ницше – Николай Бердяев –Панарин.
Объединяет немецкого и русского философов интерес к древним грекам. Хайдеггер в своих работах постоянно ведёт диалог с древнегреческой мыслью, о чём бы он ни вёл речь: о Пармениде или Ницше, о бытии или мышлении. И это не случайно. По мысли Хайдеггера, фактически грекам истина была дана в не сокрытом виде, и они её отражали через свои понятия. Так, для греков, по Хайдеггеру, «истина» – это бытие вокруг нас. Но постепенно в процессе эволюции философии первоначальный смысл многих понятий был утрачен. И это не случайно. Блестяще анализируя различные языки: древнегреческий, латынь, немецкий и т.п. Хайдегер показывает, как в результате перевода термина на тот или иной язык происходит постепенная утрата первоначального смысла.
Например, Хайдеггер сопоставляет греческое слово «Алетейя» и латинские термины «Веритас» (Veritas – истина) и «Верум» (Verum – истинное). Последнее, по Хайдеггеру, означает истинность. Но «истинность» – это уже не «вслушивание», а система доказательств. Данный подход, по Хайдеггеру, возобладал в римскую эпоху, а затем и в Средневековье. Таким образом, на греческое понятие истины как вслушивания наложилась латинская трактовка истины как доказательства. Другими словами, «истинное» в современной интерпретации, – то, что доказано, постигнуто разумом, или то, что представляется человеку. Подобная ситуация наблюдается и в случае с другими словами.
Соответственно, задача современной философии – обратиться к своим истокам, чтобы уяснить истинное значение тех или иных понятий. Восстановление утраченных смыслов поможет заглянуть в будущее. Так, в рассуждении о философии Парменида, Хайдеггер указывает, что именно через познание истины удастся предотвратить грядущий закат человечества. Его не остановишь через искусственную задержку, через перенаправление в «прогресс» и «лучшие времена»… Другими словами, закат преодолевается именно через начало.
Панарин также в своих работах, особенно в «Православной цивилизации», призывал обращаться к греческому ядру. Это необходимо, по мысли философа, поскольку поможет найти общий язык с Западом, точнее, с теми силами в Евроатлантике, которые не приемлют либеральный вариант глобализма. Греческое ядро как основа диалога между двумя культурами должно помочь наладить взаимодействие с Европой. Тем самым, и здесь идёт речь об античности, как одном из средств противодействия нарастающим глобальным проблемам.
Для Панарина и Хайдеггера характерен художественный метод познания. Критикуя логику, как способ познания, отучающий мыслить, Хайдеггер именно в поэзии видит тот инструмент, что помогает всматриванию, вслушиванию в бытие, его восприятию. Здесь вновь можно обратиться к хайдеггеровскому «Пармениду», где немецкий мыслитель анализирует отрывки из поэмы греческого философа. Обращается немецкий философ и к творчеству своего соотечественника – поэта Фридриха Гёльдерлина. В «Письме о гуманизме» Хайдеггер писал: «Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты — хранители этого жилища». Именно искусство становится «законодательством для бытия сущего».
Но как понимать в этом плане творчество? По мысли Хайдеггера, творчество надо оценивать не как простое достижение индивида и не как развлечение для многих. Высшим творчеством является способность к оценке, то есть способность к действию согласно бытию. Интересным в этом плане является определение сверхчеловека.
В интерпретации М. Хайдеггера ницшеанский сверхчеловек» — «это человек, который заново утверждает бытие — строгостью знания и большим стилем творчества»[3]. Определение Хайдеггера, на наш взгляд, более адекватное, нежели те, что часто приписываются Ницше. Например, А.С. Панарин под сверхчеловеком Ницше понимал особую «расу» высших существ, господствующих над недочеловеками. Мы здесь больше согласимся с трактовкой Хайдеггера. Ни о каком делении на сверхлюдей и «недочеловеков» у Ницше речи не шло. Общеизвестно, что вокруг данного мыслителя сложилось много мифов, в силу неординарности личности самого Фридриха Ницше и парадоксальности его высказываний.
А.С. Панарин, как и М. Хайдеггер, обращается к художественному методу. Интерес представляют его рассуждения о пушкинской парадигме. Последней он и планировал посвятить свою очередную работу, которую не успел закончить[4].
Для Хайдеггера и Панарина характерен призыв мыслить не догматически[5]. Немецкий и русский философы критикуют своеобразный догматизм в науке, и в общественной жизни. Так, в своих лекциях о Ницше Хайдеггер противопоставляет жизни так называемую «истину» (т.е. определённое учение). Последняя выступает в качестве фиксации определённого образа жизни[6]. Отчасти «истина» противоречит последней, противостоит развитию жизни. Мы уже отмечали, что М. Хайдеггер большое внимание уделяет художественному познанию. И в лекциях о Ницше он также пишет, что именно искусство, в свою очередь «сильнее способствует возрастанию жизни, чем истина»[7].
А.С. Панарин в своих работах критикует т.н. «великие учения». Или, если брать хайдеггеровскую терминологию – «истины». В первую очередь, либерализм и марксизм (в его большевистском варианте). «Великие учения» не способствуют развитию мысли, загоняют жизнь в рамки упрощённых схем, пытаясь подделать под себя конкретику. Здесь и чёрно-белое видение, деление всех на своих и чужих (вне зависимости от социальной базы идеологии), «прогрессивных и реакционных». Каждое из «великих учений» претендует на истинность, стремясь к вытеснению других теорий.
Немецкий и русский мыслитель критиковали наступление техницизма на Западе. М. Хайдеггер, размышляя о технике, отмечает, что она в целом позволяет бытию скрываться от нас, «ускользать»[8]. Интересно он демонстрирует это в «Пармениде» на примере пишущей машинки, скрывающей почерк человека, а с ним, и его сущность.
А.С. Панарин среди негативных черт западной цивилизации выделяет принцип технологического отношения к миру (как к природе, так и к обществу). Человек, обособляясь от природы, не боится нарушить сложившуюся гармонию, поскольку он – творец окружающего мира, деятель. Оторвавшись от природы, западное общество становится социоцентричным и механицистским. В глазах современного человека природа уже является мёртвой, бесчувственной и безгласной, что оправдывает отношение к ней как к средству.
Данный метод и начинает работать по отношению ко всем явлениям, при том не только природным, но и социальным: для сугубо утилитарного подхода к объекту первоначально нужно понизить его статус, рассматривая феномен как бесчувственную вещь. Взаимоотношения с окружающим миром выстраиваются не на равных, а на субъектно-объектном уровне: индивид в качестве субъекта, имеет перед собой мир, пониженный до роли объекта. Это снимает с человека нравственные и религиозные ограничения.
Окружающий мир, в восприятии западного человека предстаёт не в качестве гармоничной взаимосвязанной системы, а в роли своеобразной кладовой ресурсов из которой можно брать всё нужное и необходимое, а «бесполезное» отбрасывать. Восточный человек не делит природу на нужные и ненужные элементы, не возвышается над ней, что и явилось причиной «отставания» Востока, его отказа от активного использования технологий.
Критиковали оба философа и рационализм. Хайдеггер в этом плане подверг критике логику. С позиции современного западного человека, логичное, значит правильно выведенное из определённых предпосылок. Т.е. логическое – это разумное, или продуманное в соответствии с определёнными положениями и опять таки последовательно. Но последовательное может быть самым разным. Только одно «логическое», одно последовательное не содержит в себе непреложности. В нём нет признака и значимости истинного.
Поэтому, то что логично не обязательно истинно. Безумный ход истории может быть выстроен логично. Также и преступник порой может мыслить более логично, нежели порядочный человек. Поэтому на «логическое» можно ссылаться тысячу раз, но это не означает, что оно будет «истинным». Тем самым призыв к логичному есть признак безмыслия[9].
Хайдеггер критикует и в целом современную мысль. По его мнению, «философия понемногу превращается в технику объяснения из первопричин. Люди уже не думают, они «занимаются философией». В соревновании таких занятий философии публично щеголяют в виде броских «измов» и стараются перещеголять друг друга».
Можно сюда добавить и традиционализм обоих авторов, их своеобразную «укоренённость» в почве. Хайдеггер и Панарин любят природу. Хайдеггера называли «философом на лесной тропе». Он и дом построил в провинции (в деревушке Тодтнауберг). У него даже есть эссе на подобную тему. В свою очередь и Панарин в своих работах сочувственно пишет об архетипе Пахаря. Противопоставляя традиционную культуру народов Евразии хищнической цивилизации «пиратского» Запада.
Объединяет авторов и критика бездуховности западного общества. Так Хайдеггер приводит слова Ницше: «Пустыня растёт». Опустынивание происходит уже давно. Опустынивание, по Хайдеггеру, больше чем разрушение, и ужасней чем уничтожение. Разрушение устраняет только ранее выросшее и построенное. Опустынивание парализует будущий рост, и не допускает ни какого созидания. Там где пустыня, уничтожаются все условия для роста. И речь идёт не только об опустынивании земли. Но и о пустоте душ, изгнании Мнемозины (памяти)[10].
Осторожно Хайдеггер относится к гуманизму, к чрезмерному возвеличению человека. По мнению Хайдеггер, гуманисты возвели личность в метафизическую субстанцию. В то же время личность взаимодействует с бытием, она врастает в него. Также и Панарин, анализируя истоки глобализма, выводит их из эпохи Ренессанса. По мнению русского философа, Возрождение включило в себя момент духовно-нравственного регресса, связанный с попятным движением от христианства к язычеству, от монотезима к пантеизму и материализму. Это обстоятельство и явилось источником всех патологий западного Модерна, которые проявились впоследствии[11]. На массовом уровне Ренессанс дал неожиданный моральный обвал, связанный с реваншем престижного в культурном отношении язычества над христианской аскезой.
Человек, вкусивший соблазнов Ренессанса, привыкший к комфортному существованию, стал утрачивать способность выносить тяготы традиционного общества. В итоге, возник заказ на новую машинную технику, которой предназначалась та же самая роль, что и рабам в античности: на неё перекладывалось бремя физического труда. Дальнейшее развитие западной цивилизации, сопровождалось углублением болезни общества. Эпоха Возрождения связана и с появлением Модерна, датой рождения которого А.С. Панарин вполне справедливо называет XV век.
Заканчивая разговор о Мартине Хайдеггере и Александре Панарине, следует отметить, что немецкий мыслитель не случайно популярен у представителей консервативной идеологии. Например, Александр Дугин посвятил Хайдеггеру целую книгу. Напомним, что для представителей некоторых идейно-политических течений XIX в. была характерна «парадигма Декарта-Ньютона» – мир познаваем (в какой-то степени и для либералов, и для марксистов). Достаточно только с помощью разума постичь законы общественного развития и затем на основе этих законом уже создать верную научную картину мира (и не только её, но и проект общественного устройства).
Для консерваторов рационализм ограничен в своих познавательных возможностях. В XIX в. консерваторы, полемизируя с либералами и марксистами, апеллировали к традиции. Позднее началось обращение к иррационализму. Всё это и отчасти объясняет интерес представителей традиционализма к таким мыслителям как Хайдеггер. В том числе и обращение А.С. Панарина к творчеству немецкого философа. Главное же для обоих авторов, на наш взгляд, состоит в том, что отталкиваясь от традиции, они всматриваются в будущее.
Именно этим и важна традиция – возможностью лучше понять не только настоящее, но и будущее.
[1] Панарин А.С. Русская культура перед вызовом постмодернизма. М., 2005.
[2] Безусловно, были и другие источники философии М. Хайдеггера. Здесь можно назвать и Эдмунда Гуссерля. Однако именно Ф. Ницше фактически задал повестку философии ХХ в., обозначив вопросы, на которые старались ответить мыслители следующих поколений.
[3] Хайдеггер М. Ницше. Том I. С. 220.
[4] Панарин А.С. Русская культура перед вызовом постмодернизма.
[5] См. напр.: Хайдеггер М. Что зовётся мышлением? М., 2006.
[6] Хайдеггер М. Ницше. Том I. С. 217.
[7] Там же.
[8] Хайдеггер М. Парменид. СПб., 2009. С. 189–190.
[9] Хайдеггер М. Гераклит. 1. Начало западного мышления.. 2. Логика. Учение Гераклита о логосе. СПб., 2011. С. 147–148.
[10] Хайдеггер М. Что зовётся мышлением. С. 48.
[11] Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. М., 1999. С. 79.
