Геополитические воззрения Освальда Шпенглера

Русская Idea публикует статью Максима Медоварова из сборника «Тетради по консерватизму» № 4 за 2020 год, посвященного Освальду Шпенглеру. Статья представляет собой анализ геополитических взглядов Шпенглера 1922–1933 годов как единой системы. Поставлен вопрос о его сравнении с другими немецкими и русскими геополитиками. Первостепенное внимание уделено месту Советской России в геополитических концепциях Шпенглера и эволюции его отношения к проблеме русского народа. Детально рассмотрены мнения философа об итогах Первой мировой войны и сущности французской гегемонии, об упадке Британской империи, возвышении Японии и перспективах США. Сделан вывод о близости Шпенглера к геополитическим взглядам русских евразийцев.

Первая половина XX века ознаменовалась становлением классической геополитики в Швеции (Р. Челлен) [1], Великобритании (Х.Дж. Маккиндер), США (А. Мэхэн), Франции (П. Видаль де ла Блаш), России (Э.Э. Ухтомский, С.Н. Сыромятников, А.Е. Вандам, И.И. Дусинский, П.Н. Савицкий) [2–6], Литве (А. Мацейна). Причем, пожалуй, следует признать, что в России геополитика оформилась раньше других стран, уже во второй половине XIX века (Н.Я. Данилевский, В.И. Ламанский, К.Н. Леонтьев) [7, 8]. Более всего, однако, известна немецкая геополитика, представленная трудами таких разных ученых и политических деятелей, как К. Хаусхофер, К. Шмитт, О. Шпенглер, Г.Й. фон Лохаузен.

Карл Хаусхофер часто незаслуженно считается неким эталоном, образцом «классической геополитики» [9, 10], хотя его основной труд «Границы в их географическом и политическом значении» содержит явно предвзятые, тенденциозные выпады против России и стран Антанты, далекие от научной объективности. Кроме того, позиции позднего Хаусхофера в 1940 году, к примеру, заметно отличались от его взглядов в 1925 году, что было обусловлено всего лишь изменением конъюнктуры. В отличие от него, геополитические воззрения Карла Шмитта представляются более взвешенными, продуманными, мало зависящими от злобы дня периода Второй мировой войны и первых послевоенных лет, когда они были написаны [11–14]. Весьма своеобразным является геополитическое учение австрийского генерала Лохаузена [15, 16].

Каково же на их фоне место Освальда Шпенглера – мыслителя-энциклопедиста, писавшего о самых различных вопросах? Исследователями вопрос о его геополитических воззрениях затрагивался лишь вскользь [17, 18], попытки проанализировать их как связную систему взглядов до сих пор не предпринимались.

Интерес к геополитике пробудился у Шпенглера довольно рано – как известно, он начал писать «Закат Европы» в 1911 году под впечатлением от Второго марокканского кризиса в международных отношениях [19, S. 6], да и написанный им в 1910 году художественный рассказ «Победитель» [20, S. 48–53] о русско-японской войне свидетельствует о том, что философа уже тогда занимали мысли о борьбе великих держав. Вместе с тем в публицистике и основных трудах 1918–1933 годов собственно геополитические вопросы Шпенглер затрагивает невероятно редко. Он чаще проклинал Ноябрьскую революцию и Версальский договор и говорил о противоположности английского и прусского типа государства («Пруссачество и социализм» и др.), чем анализировал конкретные проблемы постверсальского мироустройства.

Вместе с тем бросается в глаза, что почти все выступления Шпенглера на геополитические темы относятся к очень узкому периоду с 1922 по 1926 год, за очевидным исключением поздней итоговой книги «Годы решений» (1933). Более того, в нескольких речах и статьях подряд у Шпенглера чуть ли не буквально повторяются целые фрагменты текста. Это объясняется тем, что, выступая перед разной аудиторией в разных городах, философ на пике своей политической активности неизбежно был должен повторять одни и те же мысли. Обратимся теперь к этим немногочисленным текстам, чтобы выявить основные черты геополитических воззрений автора «Заката Европы».

14 февраля 1922 года перед собранием хозяйственного рейнско-вестфальского съезда в Эссене Шпенглер выступил с речью «Двойной лик России и немецкие восточные проблемы», с которой начался его взлет как политического оратора. Ссылаясь на русскую историю со времен Ильи Муромца и князя Игоря, философ подчеркивал, что Россия не относится к западной цивилизации, что она столь же чужда ей, как Индия и Китай, а вовлеченность России в европейскую политику со времен Петра I была иллюзорной и противоречила мистической тяге русского народа к Константинополю и Иерусалиму. Именно бессмысленная австро-германская экспансия в этом направлении, считал Шпенглер, спровоцировала Первую мировую войну с Россией [21, с. 5–13].

Вторая часть речи философа была посвящена характеристике революционного движения в России как интеллигентского и оторванного от крестьянских масс. Таким образом, констатировал он, послепетровская двойственность и расколотость русской культуры и общества сохранилась и после 1917 года. Шпенглер высказывал надежду, что режим большевиков падет и уступит место «появлению нового вождя, который осуществит крестовые походы и сказочные завоевания» [21, с. 17].

В заключительной части своего выступления Шпенглер анализировал новое геополитическое положение Страны Советов, утверждая «евразийский» тезис о том, что «действительная Европа заканчивается на Висле» и что Прибалтика уже не является Европой, но была лишь колонизирована немцами, а после 1918 года Англия создала там свои марионеточные режимы [21, с. 6, 17]. Шпенглер писал о евразийской переориентации русской геополитики: «Молчащая глубинная Россия уже забыла про Запад и смотрит на Переднюю и Восточную Азию глазами материкового народа» [21, с. 19]. Рост влияния Франции на Балканах и Дунае в 1920-х годах философ воспринимал как смертельную угрозу для России. Будучи убежден в аграрном будущем российской экономики, Шпенглер провозглашал: «Германия получит преимущества от своего соседства с Россией, прежде всего, если оба государства будут иметь общего врага в лице больших финансов государств Антанты» [21, с. 19]. Здесь, безусловно, мысль Шпенглера (в отличие от Хаусхофера 20-х годов!) лежала в русле традиции политического русофильства части немецких консерваторов: С.Г. Алленов даже предполагает по данному вопросу прямое влияние А. Мёллера ван ден Брука на автора «Заката Европы» [22, с. 133].

Именно поэтому уже в 1922 году Шпенглер предостерегал: «Только большая ошибка внешней политики – например, если Германия объявит крестовый поход западных стран против большевизма в интересах французского и английского финансового капитала, – заставит взор России снова обратиться на Запад» [21, с. 17]. К сожалению, именно так и произойдет в 1941 году. Шпенглер предвидел опасность такого развития событий, еще двумя десятками лет ранее ссылаясь на некомпетентность немецких политиков и отсутствие среди них трезвого понимания необходимости союза с Россией. «Руководители экономики должны научиться мыслить политически, а не “политэкономически”» [21, с. 20]. Правда, сам мыслитель, будучи убежденным противником коммунизма, находился в некотором замешательстве: «То, что мы не враги России – это очевидно; но чьими друзьями мы должны быть – России сегодняшней или России завтрашней? Возможно ли дружить с обеими, или они исключают друг друга? Не принесут ли нам неосторожные связи новых врагов?» [21, с. 18]. Ответы на эти вопросы логично искать в последующих выступлениях Шпенглера. Спустя десять лет он, вспоминая о своем докладе, подчеркнул важность той перемены, которая произошла с приходом к власти Сталина [19, S. 8–9].

1924 год в жизни Шпенглера ознаменовался появлением сразу нескольких его работ о геополитике, тексты которых местами дублируют друг друга и поэтому будут проанализированы нами как единый комплекс источников. 2 января в газете “Schwäbischer Merkur” и 24 января в “Kölnische Volkszeitung” была опубликована его статья «Франция и Европа» [20, S. 80–88]. 26 февраля 1924 года перед кружком немецкого искусства в Вюрцбургском университете Шпенглер произнес речь «Политические задачи немецкой молодежи» (переиздавалась четырежды за пять последующих лет) [19, S. 129–156]. Спустя два месяца, 28 апреля в Заморском клубе Гамбурга прозвучала речь под названием «Новые формы мировой политики» (была напечатана в ежегоднике данного клуба) [20, S. 159–183]. Тогда же, весной 1924 года, Шпенглер написал и издал книгу «Воссоздание Германского рейха», в текст которой вошли фрагменты из вышеназванных речей [19, S. 187–295; 23; 24]. В данном труде геополитике посвящен заключительный небольшой раздел «О международном положении», фактически представляющий собой иную редакцию «Новых форм мировой политики» (несколько сокращенную и в то же время дополненную отдельными фразами из «Двойного лика России»). Смысл изложенного в этих четырех произведениях можно свести к нескольким положениям.

Первый тезис: гегемония Франции. Шпенглер утверждал, что вместо реальной победительницы в Первой мировой войне – Англии – лавры европейской гегемонии незаслуженно достались Франции с ее «дряхлым народом», «стране солдат и рантье», полвека жаждавшей реванша [21, с. 22–32]. С точки зрения Шпенглера, парадоксально, что в Европе 1920-х годов французы оказались сильнее англичан и американцев, за помощь которых в войне Париж отплатил черной неблагодарностью: «Он уже позабыл, кто в конечном итоге привел его к успеху. Он убежден, что победил в одиночку, а потому претендует на дальнейшие победы» [24, с. 133–134].

Уже в «Пруссачестве и социализме» Шпенглер критиковал иррациональный садизм французской внутренней политики. Теперь он утверждал то же самое о внешней политике Франции, движимой честолюбием и жаждой славы: «Эта непререкаемая традиция сохраняется и во внутренней, и во внешней политике, и она заставляет постоянно предпочитать громкую славу экономическому подъему, наслаждение военными триумфами постоянно ставить выше рациональных соображений, блестящее мгновение ценить больше, чем менее блестящее, но открывающее большие возможности для творчества будущее». Впрочем, данный упрек Шпенглер не раз бросал и немецким политикам-романтикам, но применительно к Франции он был категоричен: «Эта страна пять лет пребывает в истеричном угаре… Франция – единственная страна в мире, готовая пойти даже на тяжелую гражданскую войну, чтобы обеспечить своей армии возможность демонстрировать силу за рубежом. И эта воля к мощи всегда выступает как воля к разрушению… Француз – самый кровавый и в то же время самый неуспешный колонизатор из всех, какие есть» [24, с. 134].

Вспоминая разорение Германии войсками Людовика XIV и всей Европы – Наполеоном, а также другие зверства французских войн и революций XVII–XIX веков, Шпенглер считал такие опустошительные походы бессмысленным варварством. Он предупреждал немцев, только что переживших французские зверства в Рурской области в 1923 году: «Политика их – возвращение к планам Наполеона. Эти 39 миллионов желают быть господами Европы и тем самым властителями мира, они хотят уничтожить, смирить, разорить, уничтожить прочие державы» [24, с. 135]. Мыслитель сетовал на многовековую неспособность этой страны к конструктивному диалогу с побежденными, приводящую к наполеоновскому или версальскому «садизму»: «Англичане психологически привлекли бы на свою сторону также и противника. Французы этого вовсе не умеют и не желают» [21, с. 23].

Однако за этим, по мнению Шпенглера, скрывался продуманный геополитический план Парижа: получить плацдарм на Северном море путем оккупации Рура и Рейнской области и расчленения Германии на мелкие государства (в 1923 году французы требовали оккупации Бремена и Гамбурга, идя по стопам Наполеона), через режимы Чехословакии, Югославии и Румынии (которые мыслитель называл французскими протекторатами) получить выход по Дунаю к Черному морю, а через Магриб и сахарские колонии – к Нилу. В речи «Франция и Европа» Шпенглер дополнительно подчеркивал возможность похода французов на британскую Индию через территорию Советского Союза: «В качестве последней, но очень старой цели [Францию] манит взаимопонимание с Россией, чьи руководящие деятели в данном случае, без сомнения, предпочтут союз с сильнейшей державой Западной Европы, а не войну с нею. Это сформировало бы северный путь в Индию, который Советская Республика открыла бы с куда большей готовностью, чем некогда царь Александр I» [20, S. 85–86].

Шпенглер полагал, что в условиях современной техники французская армия сможет при желании уже реально создать новую континентальную блокаду против Англии, одновременно ударив по британским колониям в Африке в районе Фашоды, как это уже случилось однажды в 1898 году: «В Африке возникает миллионная чернокожая армия, которой может располагать правительство в Париже, а при определенных условиях – французские капиталисты» [24, с. 137]. Философ был уверен, что военная политика Франции направлена на интеграцию африканцев в ряды ее граждан и превращение этой державы в 100-миллионную страну с чернокожим большинством, в которой негритянская полиция будет разгонять демонстрации парижан-рабочих. «Эта армия черных французов, если пожелает, уже сегодня будет господствовать в Африке, – пугал Шпенглер своих читателей. – …Завладев Марокко, Франция в любой момент может, заняв Танжер, закрыть Средиземное море и тем самым весьма осложнить положение Италии, прервав транспортировку угля и продовольствия» [24, с. 137].

Шпенглер напоминал, что на протяжении XIX века все французские режимы развязывали войны перед выборами или ради поднятия внутриполитического престижа, но также и с целью грабежа. Это особенно наглядно проявилось после Версальского мира: Мыслитель приводил подсчеты количества железной руды и угля, находившихся в распоряжении Франции к 1924 году: 35 и 60% европейской добычи соответственно.

Второй тезис: политическая недееспособность элит Британии, США, Германии. Противопоставляя умных парижских дипломатов «большого стиля» бестолковым английским «профсоюзным» политикам Д. Ллойд Джорджу и Р. Макдональду, Шпенглер отдельно останавливался на роли Америки: «Соединенные Штаты никогда не занимались действительной политикой, коль скоро они и не являются государством в собственном смысле слова, но их политика с 1865 года без всякого исключения направлялась закулисными финансистами… Не экономика господствует над политикой, а финансовые магнаты господствуют над ними обеими» [21, с. 33]. Разумеется, острие шпенглеровской критики традиционно было направлено и на немецкое общество. По мнению философа, немецкий романтический национализм эпохи борьбы с Наполеоном оказался игрушкой в руках Англии, а его наследник – фёлькише-национализм Веймарской республики – стал инструментом интересов Франции [19, S. 146–151]. Не упустил Шпенглер случая ехидно уколоть и А. Гитлера, называвшего себя «всего лишь барабанщиком движения»: «Талантливый предприниматель – еще не политик, хотя политика и является управлением государством, но барабанщики и свистуны тем более – не полководцы» [19, S. 151].

Обрушиваясь с критикой на провинциальный горизонт мышления немецких бюргеров, Шпенглер взывал к реваншу умному и осторожному: «Добродетель побежденных народов – в терпении, а не в смирении» [24, с. 133]. Наконец, почти все рассматриваемые речи завершались рассуждениями о всеобщем переходе от парламентских форм политики к режиму личной власти вождей в разных странах [24, с, 142; 21, с. 40–44].

Третий тезис: превращение Советской России в азиатскую сверхдержаву. Шпенглер обосновывал тезис о том, что век господства атлантистской геополитики, когда флоты великих держав решали судьбы мира, заканчивается и уступает место веку сухопутных, континентальных гегемонов, контролирующих внутриконтитентальные пространства [21, с. 34–38; 19, S. 132–136]. Причем если внутренние области Африки находились под контролем Франции и Бельгии, то Азия попала в руки Советского Союза. Перенос столицы в Москву Шпенглер рассматривал как знак превращения России в азиатскую державу, особенно явного после смерти фанатика марксизма и «западника» – Ленина [24, с. 140]. Шпенглер на целых три года предвосхитил тезисы Н.С. Трубецкого об «общеевразийском национализме», провозглашая: «Весь тот народ, который уже много веков живет на землях от Вислы до Индии и Китая, и неважно, назовем ли мы его русским, татарским или монгольским» [21, с. 40].

На роль Советской России в пробуждении Азии, по мнению Шпенглера, указывают события 1921 года, когда то барон Унгерн в Монголии, то Энвер-паша в Средней Азии могли даже с небольшими войсками создать угрозу для всего глобального миропорядка [21, с. 38–41; 19, S. 136–137]. Даже в случае реставрации капитализма в нэповской России, считал философ, весьма вероятно религиозное пробуждение русского крестьянства, которое может слиться с ростом воинствующего ислама и «вызвать величайший катаклизм, который единым махом в корне изменит картину Азии – а тем самым цели и ожидания дипломатии всего мира» [24, с. 141].

«Быть начеку – в этом сегодня всё», – такими словами мыслитель завершал «Воссоздание Германского рейха» [24, с. 142]. Спустя девять лет его книга «Годы решений», разошедшаяся тиражом 150 тыс. экземпляров и вызвавшая яростные нападки нацистской прессы, оканчивалась еще более суровыми словами: «Чей меч одержит теперь победу, тот и будет господином мира. Перед нами лежат кости для чудовищной игры. Кто же осмелится бросить их?» [21, с. 221].

«Годы решений» – труд, достаточно хорошо известный русскому читателю [21, с. 45–221; 25; 26]. Мы остановимся лишь на тех его моментах, в которых Шпенглер на закате своих дней возвращается к геополитическим вопросам. Книга начинается с традиционных обличений близорукости немецких, американских и любых других обывателей, не умеющих мыслить глобально и геостратегически. Как и прежде, упрек в «мелком мышлении» Шпенглер бросал не только левым и либеральным партиям Веймарской республики, не только наивным романтикам из фёлькише-движений, но и национал-социалистам. Он недвусмысленно предрекал крах политики Гитлера из-за непонимания им пути к планомерному и методичному возвышению Германии на международной арене. Примером для самого себя Шпенглер называл Фридриха Листа, совершившего самоубийство из-за того, что общество не понимало его грандиозного проекта превращения Германии в сильную промышленную державу.

Четвертая глава «Годов решений» посвящена рассмотрению дипломатии XIX века и неизбежному, по мнению автора, пути великих держав к Первой мировой войне [21, с. 66–73]. Среди ее итогов Шпенглер выделяет перенос геополитического центра тяжести в азиатскую Россию, Америку, Японию и колонии Британской империи. Собственно Европой в политическом смысле слова он отныне считал лишь Германию, Францию и Италию. В ряде последующих глав Шпенглер связывает геополитические изменения в мире с повышением значимости угля, стали, железных дорог, что изменило ход глобальной борьбы держав не меньше, чем переход от «старого режима» к плебейским национальным государствам. Переход власти в руки буржуазии мыслитель считал убийственным для воинственной ­политики большого стиля: «Мирабо, Талейран, Меттерних, Веллингтон ничего не понимали в экономике. Это было, конечно, плохо. Но было бы еще хуже, если бы на их месте какой-то хозяйственник попытался бы делать политику. Как только империализм попал в руки промышленных, материалистических дельцов, как только он перестал быть политическим <…> стали разлагаться национальные экономики и тянуть за собой в пропасть великие державы» [21, с. 82]. Весьма проницательными представляются замечания Шпенглера, что к 1930-м годам «Вторая мировая война» уже велась экономическими методами, за которыми неизбежно должны были последовать военные [21, с. 92].

Затем философ вновь обращается к Советской России. Она заметно изменилась за десятилетие с момента его речи о «Двойном лике России», но в 1933 году Шпенглер вновь выступает с «евразийских» позиций: «Правление большевиков не является государством в нашем смысле, каковым была петровская Россия. Оно состоит, как государство Золотой Орды во времена монголов, из господствующей орды – называемой коммунистической партией – с главарями и всесильным ханом <…> В любой момент может появиться новый Чингисхан и начнет накатываться на Азию и Европу» [21, с. 95; 27, S. 77]. Более того, мыслитель поддерживает теорию «Руси бродячей», согласно которой русские склонны бессмысленно переезжать с места на место: «Истинный русский в своем жизнеощущении остался кочевником, как северный китаец, маньчжур и туркмен. Родиной для него является не деревня, но бесконечная равнина Матушки-России» [21, с. 95; 27, S. 78]. Шпенглер настаивал, что коммунистический режим в России может смениться капиталистическим (в том числе в результате восстания крестьян), но это не изменит ничего в сущности азиатской эксплуатации, на которой она основана [21, с. 94–96, 136–137]. В разных главах «Годов решений» вновь и вновь повторяется вывод: «Границы Азии сегодня лежат у Карпат и у Вислы… Россия есть госпожа в Азии. Россия и есть Азия» [21, с. 207–208]. Безоговорочно относя русских к «цветным» народам в одном ряду с азиатами, индейцами Латинской Америки и неграми Африки, Шпенглер понимал возникновение тяжелой промышленности в СССР как симптом утраты Европой своей былой индустриальной гегемонии XIX века, неотъемлемой от монополии на уголь и железную руду [21, с. 205–209, 215].

Отсюда следовал важнейший вывод автора «Годов решений» о бессмысленности любого вторжения в СССР со стороны Европы, поскольку концентрация промышленности в районах к востоку от Москвы делает его неуязвимым [21, с. 95]. Эта мысль Шпенглера, которая напрочь отсутствовала в немецких, польских, скандинавских планах блицкрига против Советского Союза из-за игнорирования ими фактора индустриализации и планового управления экономикой [см., напр., 28], очень бы пригодилась германскому генштабу, который в таком случае не полагался бы самонадеянно на план «Барбаросса». Однако именно после «Годов решений» творчество Шпенглера было почти полностью запрещено в Третьем рейхе…

Гораздо больше сомнений Шпенглер испытывал по поводу перспектив японского империализма на Дальнем Востоке, в Китае и на Тихом океане вплоть до Австралии. Предрекая Англии и США сокрушительные последствия японских атак, он в то же время вполне оправданно сомневался во внутренней способности Японии выдержать длительную войну [21, с. 97–99].

Обращаясь к США, Шпенглер высказывал презрительное отношение к американскому мышлению и образу жизни, уравнивая его по всем параметрам с советским, большевистским. Он констатировал: «Здесь до сих пор нет ни настоящего народа, ни настоящего государства» [21, с. 99; 27, S. 85]. Однако наряду с этим Шпенглер довольно глубоко анализировал процессы миграции и смены этнического состава населения в Америке, рассуждая об опасностях вооруженной революции и действий подпольных банд в годы Великой депрессии. Традиционным морским противником США мыслитель называл ­Великобританию, однако отмечал, что после Первой мировой войны и особенно после Вестминстерского статута 1931 года приходится констатировать распад Британской империи и американизацию ее собственной элиты [21, с. 103–106]. Тем не менее, бросая несколько презрительных слов в адрес близорукого французского шовинизма, Шпенглер делал вывод, что мировая политика ближайших лет будет сводиться к потере Британией своих позиций: в Старом Свете – в пользу СССР, в Новом Свете – в пользу США.

В таких условиях Шпенглер отчаянно призывал немцев не идти за демагогическими звонкими обещаниями нацистов, а серьезно подумать о своем месте и стратегии в борьбе народов за выживание, отбросив мечты и фантазии: «Игра в кости за мировое господство только началась. Она будет доиграна до конца сильными людьми. Не должны ли между ними быть и немцы?» [21, с. 109]. Только в Германии с ее пока еще неизрасходованным демографическим потенциалом мыслитель, повторяя выводы своей заметки 1927 года о рождаемости [20, S. 135–137], видел теперь последний шанс сдержать процесс затопления «белого» мира «цветными» народами. Как известно, этот шанс был потрачен впустую именно из-за той некомпетентности германского руководства, которую Шпенглер обличал два десятка лет подряд.

Таким образом, в ряде своих работ 1922–1933 годов Освальд Шпенглер продемонстрировал вполне оформленную и достаточно самобытную геополитическую концепцию. Она исходила из призыва к Германии породить новую элиту, способную мыслить глобально, учитывая экономические и военные реалии современности, не поддаваясь эмоциям и лозунгам. Шпенглер последовательно констатировал непрочный характер французской гегемонии после Версальского договора и необратимый упадок Британской империи, центр тяжести которой уже ушел из Европы. Он высказывал мысль о том, что континентальная геополитика в XX веке становится важнее морской. При всем остром неприятии внутреннего строя и образа жизни США и СССР, именно их Шпенглер рассматривал в качестве грядущих сверхдержав в том случае, если Германии и Японии не удастся изменить этот расклад сил. Надежды мыслителя на то, что при Сталине или после него Россия избавится от власти коммунистов, проявив при этом свой отчетливо азиатский, «татаро-монгольский» характер, оказались несколько преждевременными, что не отменяет точности определения Шпенглером основных конфликтных регионов в борьбе между Россией и Европой (Прибалтика, Балканы, Ближний Восток). Наконец, во многом уже сбывшимся следует считать прогноз Шпенглера о переносе промышленного производства из Европы в Азию, Африку, Латинскую Америку и о замещении расового и этнического состава населения Западной Европы и США мигрантами. Тем самым можно сказать, что автор «Заката Европы» продемонстрировал свою способность к удачному прогнозированию, немалую прозорливость и умение «мыслить пространством», столь важное для любого геополитика.

Литература

1. Челлен Р. Государство как форма жизни. М.: РОССПЭН, 2008. 319 с.
2. Вандам А.Е. Геополитика и геостратегия (Наше положение. Величайшее из искусств). М.: Кучково поле, 2002. 269 с.
3. Дусинский И.И. Геополитика России. М.: Москва, 2003. 311 с.
4. Ухтомский Э.Э. К событиям в Китае: Об отношениях Запада и России к Востоку. М.: URSS, 2012. 96 с.
5. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. 461 с.
6. Савицкий П.Н. Избранное. М.: РОССПЭН, 2010. 776 с.
7. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Институт русской цивилизации; Благословение, 2011. 816 с.
8. Ламанский В.И. Геополитика панславизма. М.: Институт русской цивилизации, 2010. 928 с.
9. Васильченко А.В. Сумрачный гений III Рейха: Карл Хаусхофер. Человек, стоявший за Гитлером. М.: Вече, 2013. 311 с.
10. Хаусхофер К. О геополитике: Работы разных лет / пер. И.Г. Усачева. М.: Мысль, 2001. 426 с.
11. Шмитт К. Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum / пер. К.В. Лощевского и Ю.Ю. Коринца. СПб.: Владимир Даль, 2008. 670 с.
12. Шмитт К. Ускоритель вопреки воле, или Проблематика Западного полушария / пер. Ю.Ю. Коринца. 5 с. Архив автора.
13. Шмитт К. Море против земли / пер. Ю.Ю. Коринца. 4 с. Архив автора.
14. Шмитт К. Последняя глобальная линия / пер. Ю.Ю. Корин­ца. 7 с. Архив автора.
15. Лохаузен Г.Й. фон. Опасности географического положения [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://velesova-sloboda.info/geo/lohausen-opasnosti-geograficheskogo-polozheniya.html
16. Лохаузен Г.Й. фон. Вена и Белград как геополитические антиподы / пер. Ю.Ю. Коринца [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.geopolitica.ru/article/vena-i-belgrad-kak-geopoliticheskie-antipody
17. Афанасьев В.В. Освальд Шпенглер о между­народ­ной политике // Вестник Московского университета. Серия 18: Социология и политология. 2005. № 4. С. 126–138.
18. Терехов О.Э. Большевизм в культурно-исторической концепции Освальда Шпенглера // Вестник Томского государственного университета. 2017. № 417. С. 163–168.
19. Spengler O. Politische Schriften. München: C.H. Beck, 1933. 338 S.
20. Spengler O. Reden und Aufsätze. München: C.H. Beck, 1937. 295 S.
21. Шпенглер О. Политические произведения / пер. В.В. Афанасьева. М.: Канон +, 2009. 528 с.
22. Алленов С.Г. «”Да”, которое мы говорим России, означает “нет” Западу»: Истоки и метаморфозы «восточной ориентации» немецкого национализма 1910–1920-х годов // Полития. 2012. № 2 (65). С. 120–137.
23. Spengler O. Neubau des deutschen Reiches. München: C.H. Beck, 1924. 104 S.
24. Шпенглер О. Воссоздание Германского рейха / пер. А.В. Перцева, Ю.Ю. Коринца. СПб.: Владимир Даль, 2015. 223 с.
25. Шпенглер О. Годы решений: Германия и всемирно-историческое развитие / пер. С.Е. Вершинина. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 224 с.
26. Вершинин С.Е. Освальд Шпенглер как диагност XXI века (на примере работы «Годы решения») // Антиномии: научный ежегодник Института философии и права УрО РАН). 2004. Вып. 5. С. 116–127.
27. Spengler O. Jahre der Entscheidung. Deutschland und die weltgeschichliche Entwicklung. München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1961. 165 S.
28. Квислинг В. Россия и мы. М.: Тотенбург, 2019. 206 с.

 

_______________________

Наш проект можно поддержать.