РI продолжает цикл статей, посвященных различным вариантам консервативной демократии в мире. Франкистская Испания являет нам пример перехода от авторитарного режима к демократии за счет использования политических институтов домодерной эпохи, а именно монархии. Однако, как отмечает автор данной статьи, историк и политолог Сергей Бирюков, подобного рода переход был бы невозможен без инициированного самим каудильо процесса национального примирения, выражением которого стал мемориальный комплекс жертвам гражданской войны в Долине Павших. Сегодня мы наблюдаем в Испании явное стремление левого сегмента общества подорвать консервативные основы демократии в стране, отказавшись от условий этого примирения. Тем самым утверждается только одна правда – проигравшей в ходе гражданской войны стороны, и совершенно игнорируется другая – правда консервативной части испанского общества, подвергнувшейся дискриминации в эпоху республики. Поэтому урок Испании столь важен для России, пережившей в XX веке свою гражданскую войну, в которой были другие победители и другие проигравшие, у которых также была своя правда, требующая уважения со стороны потомков.
***
Вместо предисловия
Сегодня Россия в очередной раз в своей истории находится в поиске политической стратегии и идеологии, которая могли бы вывести ее на путь долгосрочного эволюционного развития, одновременно позволив решить весь комплекс проблем общественно-политического и социально-экономического характера. В связи с этим представляется актуальным анализ опыта Испании – страны с долгое время расколотой политической традицией и разделенной (фрагментированной) политической культурой, совершившей в 1970-е годы консенсусный переход к демократии (на основе заключенного в 1977 году знаменитого «пакта Монклоа»).
Испания снова в кризисе – политическом, экономическом, идеологическом, социальном; пандемия короновируса, пришедшая на Пиренеи и унесшая тысячи жизней испанцев, лишь подчеркнула его глубину. В результате, вопрос о переоценке исторического опыта страны снова стоит на повестке дня.
При этом ревизия началась задолго до сегодняшних событий. В 2006 году Парламентская ассамблея Совета Европы строго осудила многочисленные и грубые нарушения прав человека, совершенные франкистским режимом в 1939—1975 годах, открыв путь не просто к «десакрализации» фигуры Франсиско Франко, но к всецелому отрицанию исторической значимости этого политика для испанской истории.
В 2007 году, когда у ИСРП было устойчивое большинство в парламенте, был принят закон «Об исторической памяти», в котором Долина Павших (место захоронения жертв Гражданской войны с обоих сторон – и франкистов, и республиканцев) определялась как памятник жертвам франкизма – что ставило под сомнение значимость этого мемориального комплекса как символа национального примирения. Реализация этого закона была отложена после утраты социалистами парламентского большинства.
Однако ситуация получила свое развитие. В 2013 году Испанская социалистическая рабочая партия выступила с предложением перенести могилы Франсиско Франко и Примо де Риверы из Долины Павших в другое место, превратив кладбище в место почитания памяти всех погибших в годы правления каудильо. При этом поддержка инициативы социалистов общественным мнением не была столь однозначной – в упомянутом 2013 году за перенос останков Франко высказывались чуть больше половины граждан страны, и разделение испанского общества по этому вопросу было налицо.
Сдвиг настроений испанского общества резко «влево» (после успеха на парламентских выборах 2015 года леворадикального движения «Подемос» и фактически начавшегося распада многолетней двухпартийной системы) стал последним решающим толчком к ревизии франкистского (и фактически – пост-франкистского) наследия. Утром 24 октября 2019 года останки многолетнего правителя страны были вынесены из базилики и доставлены на вертолёте на одно из муниципальных кладбищ на севере Мадрида, где они были перезахоронены рядом с могилой его жены с участим членов семьи Франко, священника и официальных лиц.
Ревизия исторического компромисса между испанскими «правыми» и «левыми», таким образом, началась – и возможные последствия подобной ревизии пока остаются туманными.
Исторический контекст
Чем же был и чем сегодня остается Франсиско Франко для Испании? Очевидно, что не «персоной компромисса» – ибо его фигура является очевидно неприемлемой для целого политического спектра страны и значительной части населения. Испания 1930-х – страна не только с расколотой политической культурой, но и с укорененными в сознании общества воспоминаниями о прежнем величии (вкупе с аристократическим наследием) – и одновременно с мощным «левым» движением и политической традицией, которые отрицают и это величие, и связанное с ним аристократическое наследие.
Либерализм, достаточно слабый на испанской «почве» в первой трети ХХ века, консолидирующей политической платформой для Испании тогда так и не стал.
«Консервативная консолидация», осуществленная Франко после насильственного вывода страны из состояния гражданской войны – явилась, как это ни парадоксально, фундаментом не только для консервативной модернизации, но и для будущей испанской демократии. Ключевая же проблема современной ситуации состоит в том, что радикальное отрицание франкистского наследия, инициированное левыми, может в итоге нарушить сами основания политического консенсуса, который дал Испании после смерти каудильо возможность постепенно перейти к демократии.
Демократические институты и механизмы – неотъемлемый атрибут политической системы современной Испании. Однако для того, чтобы встать на путь эволюционного и устойчивого развития, стране предстояло пережить несколько десятилетий режима Франко, реализовавшего программу «консервативной реставрации». Таким был своеобразный ответ Испании на вызов «европейской гражданской войны» (Эрнст Нольте) – масштабного противостояния «левых» и «правых» политико-идеологических сил в 1920-30-е годы, разделившего предвоенную Европу. Подобная реставрация, как это ни странно, создавала предпосылки для последующего политического компромисса и перехода к демократии.
Привлекает внимание сама личность «архитектора» подобной «консервативной трансформации» – Франсиско Франко, чья фигура вплоть до последнего времени прочно отождествлялась с фашизмом и диктатурой, и была одинаково неприемлемой для испанских либералов, социалистов, коммунистов и еще более для радикальных «левых», а также для сторонников самоопределения Каталонии и Страны Басков (также принадлежащих к разным идеологическим течениям). Возможно ли в принципе соединить в полноценное и жизнеспособное целое испанскую «политическую мозаику», и достигли ли этого в действительности режим Франко и сменившая его испанская конституционная демократия?
Так, в начале ХХ века некогда бывшая мировой державой Испания, вместо «капиталистической революции» Нового времени законсервировавшая традиционный экономический уклад, постепенно опустилась до уровня тогдашних стран Юго–Восточной Европы. В итоге, постепенно ставшая «хронической» социально-экономическая отсталость Испании дополнилась сосуществованием авторитарно-консервативных и радикально-республиканских тенденций в политике. Индустриализация Испании была ограниченной, коснувшись преимущественно Страны Басков и Каталонии, превратившихся в своеобразные «индустриальные анклавы» в преимущественно аграрной стране.
В ситуации, когда 70 % населения было занято в сельском хозяйстве (характеризующемся общей технологической отсталостью, распространенностью дворянских латифундий и крайней степенью дробности крестьянского землевладения), а 8 из 24 миллионов населения страны были неграмотными, – Испанию справедливо характеризовали тогда как общество с преобладающим традиционным укладом, который был дополнен отдельными центрами динамичного социально-экономического и весьма бурного политического развития (крупные города и отдельные области страны).
В соответствии с методикой социального прогнозирования известного американского социолога Баррингтона Мура, опубликовавшего в 1966 году в Вашингтоне свою знаменитую книгу о происхождении диктатуры и демократии (и соотношении последних с гражданским началом)[1], Испания с ее слабостью гражданских институтов, низкими темпами процессов индустриализации в промышленности и коммерциализации в сельском хозяйстве была обречена, согласно этой методике, на диктатуру право-радикального толка.
Правительство Испании в первые десятилетия ХХ века проводило при этом политику, ориентированную на интересы крупных землевладельцев дворянского и буржуазного происхождения, и не стремилось сформировать индустриальный фундамент для будущего развития. Монархия как институт все менее была способна объединить испанское общество, разделенное весьма прочными «кастовыми» перегородками и плохо примиряемыми социально-групповыми и социально-классовыми интересами. Последнее усугублялось противостоянием центрального правительства и правительств исторических регионов национальных меньшинств (Бискайи и Каталонии), острой поляризацией основных политических сил, отстававшей в своем развитии от запросов общества политической системой.
Однако главным все же был раскол в политической сфере, запустивший своеобразный «конфронтационный цикл»: неудача запоздалых и ограниченных по своему масштабу реформ «сверху» в период поздней монархии – и глубочайший политический кризис, в итоге, вылившийся в глубокое гражданское противостояние, в котором сошлись традиционалистски ориентированная и стремящаяся к глубоким преобразованиям части общества. При этом сторонники либеральных преобразований в Испании сталкивались, с одной стороны, с сопротивлением консервативных «умеренных» («moderatos»), довольствовавшихся существовавшей до 1931 года конституционной монархией (т.н. кристиносы, сторонники королевы Изабеллы II, получившей в 1830 трон вразрез с салическими нормами – условный аналог российских октябристов), а с другой – с жестким противодействием со стороны консервативных радикалов-карлистов (сторонники лишенного (в нарушении салических норм) престола в 1830 году дяди Изабеллы, Дона Карлоса Старшего – подобие российских радикальных консерваторов и монархистов начала ХХ века), выступавших за восстановление многовековых сословных привилегий и областных прав (включая институт инквизиции)).
В свое время в результате трех масштабных социальных конфликтов, именуемых в историографии «тремя испанскими революциями» (1834 – 1839, 1847 – 1849 и 1872 – 1876), карлисты уступили инициативу либералам и умеренным консерваторам – но не отказались от участия в политике и от борьбы за влияние и власть, образовав крайне «правый» фланг испанской политики (на котором первоначально выделялось созданная в начале ХХ века «Сообщество традиционалистов» («Сommunion Tradicionalista»). Несмотря на свои ограниченные политические возможности, эта партия создала собственные парамилитарные отряды («Requetes»), состоящие из настроенных в праворадикальном духе офицеров (ставших потом наиболее боеспособной частью армии Франко).
Идейно близка к «традиционалистам» была набравшая популярность в 1930-е годы Испанская конфедерации автономных правых (СЭДА) Хосе-Марии Хиль Роблеса; постоянно возникали и все новые объединения «правого» толка. «Консолидация «правых» в Испании, таким образом, оставалась только вопросом времени – при этом последних не смутило упразднение монархии (по итогам инициированного республиканцами референдума) в 1931 году.
В свою очередь, на «левом» фланге испанской политики на место первоначального «стихийного плюрализма» и конкуренции также приходила консолидация сил. Главный вызов «правым» в этих условиях бросили набравшие силу анархисты и анархо-синдикалисты, социальной базой которых были сельские батраки и беднейшая часть городских рабочих; основным проводником влияния анархо-синдикалистов тогда выступала основанная в 1910 году Национальная конфедерация труда (НКТ, «Confederation Nacional del Trabajo»).
Помимо анархистов, сильные позиции в «левой» части политического спектра имели стоящие на платформе «демократического социализма» испанские социалисты («Рartido Democratica Socialista») и ориентированные на проведение линии Коминтерна коммунисты (Коммунистическая партия Испании («Рartido Сomunista de Espana»). Последовавшее за тем объединение социалистов и коммунистов стало основанием для Народного фронта («республиканцы») и будущего объединенного правительства «левых» сил. Собрать под эгидой Народного фронта всех испанских «левых» долгое время не удавалось. Между тем, ситуация 1920-начала 1930-х годов объективно способствовала усилению позиций «левых». Развернувшееся забастовочное движение 1920-х годов прошлого века, дополненное выступлениями анархистов и подъемом баскского и каталонского движений за самоопределение, ввергло страну в ситуацию глубокого политического кризиса.
Предсказуемой реакцией на углубляющийся политический кризис стал переворот 13 сентября 1923 года, совершенный консервативным генералом Мигелем Примо де Ривера (отцом основателя «Испанской фаланги» Хосе Антонио Примо де Риверы, казненного в 1936 году республиканцами). Семь лет правления последнего, между тем, обнаружили ограниченность возможностей милитократии в тогдашней испанской ситуации. Отказ правительства от аграрной реформы и дальнейшей демократизации политической системы не позволили вернуть ситуацию в устойчивое русло – под давлением радикализирующегося общества, армии и разочарованного офицерского корпуса Примо де Ривера вынужден был уйти в отставку. Умеренно-правая «альтернатива» не состоялась, и столкновение двух радикальных «полюсов» испанской политики стало неизбежным.
И поскольку сословные и социально-классовые барьеры были весьма сильны, а «культура гражданского компромисса» в стране не сложилась, развитие событий по конфликтному и кризисному сценариям не имело альтернативы. Очевидно, что примирение между крайне «левыми» и крайне «правыми», в условиях отсутствия традиций компромисса и укоренившийся демократической культуры, было маловероятным. При этом консолидация сил на одном из двух (право-консервативном или лево-республиканском) «полюсов» испанской политики неизбежно приводила к консолидации сил на противоположном ему «полюсе» – что делало масштабное гражданское противостояние с использованием вооруженного насилия неизбежным.
Главным противником испанских консерваторов (к которым примкнули активизировавшихся тогда другие объединения «правого» толка) в условиях расколотого общества с поляризованной политической культурой были уже не либералы (так и не превратившиеся в полноценную общенациональную силу), а «левые» радикалы.
Так, неудачи «правых» в полной мере использованы «левыми», развернувшими наступление по всей стране и после долгих переговоров консолидировавшихся в единый «блок». Ими был заключен так называемый Сан – Себатьянский пакт от августа 1930 года, содействовавший сплочению социалистов, республиканцев и представителей «левой» части каталонского движения; последние создали Революционный комитет, готовивший военное свержение монархии (впоследствии провалившееся). Пережив эту неудачу, объединенные «левые» победили на муниципальных выборах в апреле 1931 года, спровоцировав отречение короля Альфонса XIII и его поспешный отъезд из страны. На этой волне был достигнут успех социалистов на выборах в июне 1931 года в общеиспанский парламент (Учредительные кортесы) – что позволило парламенту принять в декабре того же года новую конституцию страны, объявившей Испанию «интегральной республикой, совместимой с автономией муниципалитетов и регионов».
В свою очередь, реакцией на наступление «левых» и их политику стала консолидация «правых» партий, открыто симпатизировавших режиму Бенито Муссолини – «Испанской конфедерации независимых правых» (ИКНП, Confederation Espanola de Derechas) «Союза национально – синдикалистского наступления» (Juntas de Ofensiva Nacional Sindicalista), «Кастильских союзов испанского действия» (Juntas Castellanas de Actuation Hispanica), «Испанской Фаланги» (Falange Espagnola), объединившихся в феврале 1934 года в «Испанскую фалангу анархо–синдикалистского наступления» (Falange Espagnola de las Juntas de de Ofensiva Nacional Sindicalista). Соединив в своей программе установки «левых» (анархо-синдикалистов) и правых (монархистов и традиционалистов), «Фаланга» превратилась в наиболее организованную и влиятельную силу в стане испанских «правых».
Далее проявилась характерная для расколотых в политико-идеологическом смысле обществ инверсия, когда любая серьезная инициатива «левых» вызывала асимметричный ответ «правых». Так, сформированное по итогам выборов первое социалистическое правительство Мануэля Асанья инициировало масштабную аграрную реформу и начав наступление на позиции церкви – ответом на что стал провалившийся путч генерала–монархиста Хосе Санхурхо в августе 1932 г. Внутрииспанское противостояние достигло своего апогея.
Последовавший за этим (по законам политического «маятника») успех «правых» на выборах в ноябре 1933 года вызвал жесткую реакцию «левых» – забастовки и восстания по всей стране; коалиционное правительство в составе правых республиканцев и представителей СЭДА оказалось неустойчивым. В свою очередь, прогнозировавшийся триумф объединенных «левых» на парламентских выборах в феврале 1936 года в очередной раз привел в действие «спираль дестабилизации», то есть ко все новым политическим шокам и потрясениям.
«Левая демократия» постепенно превращалась в «демократию без берегов», вплоть до прямого отрицания политических прав ее оппонентов. Инициативы нового «левого» правительства в социально-экономической сфере, и прежде всего возмутившие многих испанцев репрессии против церкви («Попов к стенке!») стали прологом к гражданской войне.
Парламентская демократия в ее испанской «модификации» не могла найти действенного рецепта для решения накопившихся проблем страны. Накопившийся социальный негатив, выплеснувшись в пространство политического, поставил страну на грань необратимого распада и гражданской войны.
В итоге, все чаще взоры различных общественных страт (преимущественно консервативно настроенных) обращались к испанской армии – способной принудительно консолидировать общество, но не предназначенной примирять. Будучи привлеченной властями к подавлению регулярно вспыхивающих мятежей и восстаний, испанская армия вопреки своей воле все активнее втягивалась в политические процессы.
Реакцией на становящуюся все более очевидной слабость власти и углубляющийся общественный хаос стал путч 18 июля 1936 года, инициированный в Марокко начальником генерального штаба Франсиско Франко и далее распространившийся на всю Испанию. Успех последнего прекратил (хотя и весьма жестокой ценой) разрушительное противостояние «левых» и «правых», остановив зашедшую слишком далеко испанскую революцию посредством контрреволюции – и сделав тем самым возможным поиск «испанского пути» выхода из многолетнего кризиса (при всех хорошо известных издержках такого выбора).
Необходимо сделать определенное уточнение. Гражданская война в Испании в советской и российской историографии и по сию пору нередко оценивается с полярных политико-идеологических позиций. Однако мало кто из отечественных ученых пытается рассмотреть эту войну как колоссальную внутреннюю драму; в связи с этим имеет смысл обратиться к работам испанских исследователей, тем, кто пытается анализировать последствия противостояния 1936-1939 гг. с точки зрения общей логики испанского внутриполитического процесса.
Как справедливо полагает мадридский историк и писатель Сесар Видаль Мансанарес, гражданская война, шедшая в Испании с 18 июля 1936 по апрель 1939 года, стала трагедией для страны и ее народа, и обошлась в миллион жизней[2].
«К середине 1936 года в Испании сложилась критическая ситуация», – полагает исследователь. Ведущие ожесточенную борьбу вооруженные группировки стремились к установлению пролетарской диктатуры с одной, немедленной реставрации монархии – с другой стороны; третьи же желали «корпоративного государства» по образцу фашистской Италии. Теракты и боевые столкновения ежедневно приводили к гибели мирных граждан, увеличению числа разбоев и грабежей, поджогов церквей и монастырей. При этом правительство Народного фронта, занятое межпартийными спорами, практически не реагировало на ситуацию.
Что касается военных, «в большинстве своем не разделявших какой-либо идеологии», то в их глазах, по утверждению Видаля Мансанареса, постоянно нарастало ощущение неправомерности и катастрофичности всего происходящего. Легитимность армии как института в глазах испанцев оставалась при этом неизменной, и это было неслучайным: на рубеже XIX – XX веков военные не менее десяти раз брали на время власть в свои руки.
Особую озабоченность армейских «верхов» в 1936 году вызывали планы лидеров баскского и каталонского движения осуществить политическое самоопределение своих регионов, воспользовавшись нарастающим хаосом в стране. Решающим толчком к выступлению военных (и неизбежной в этом случае гражданской войны) стало убийство 13 июля вооруженными сторонниками Народного фронта известного оппозиционера Хосе Кальво Сотело (при этом за день до этого был убит лейтенант штурмовой гвардии (аналог внутренних войск), идейный противник «правых» Хосе дель Кастильо).
Гражданская война, вылившаяся в 165 сражений, обошлась Испании в 450 тысяч погибших (1,8 % довоенного населения). По приблизительным подсчётам, погибло 320 тысяч сторонников республики и 130 тысяч националистов. При этом каждый пятый погибший стал жертвой не собственно военных действий, а политических репрессий по обе стороны фронта.
Выступивший инициатором гражданской войны и предложивший и реализовавший затем весьма жесткий и «неконсенсусный» путь выхода из нее – Франко, тем не менее, не создал и не мог создать предпосылки для самой этой войны. Инициировав военный путч, он лишь подтолкнул «вниз» огромную лавину внутренних испанских противоречий, которые в итоге вылились в один интенсивный и насильственный конфликт. Франкистский террор (включая массовые расстрелы) долгое время дополнялся не менее активным террором со стороны радикальных сторонников Республики (который, как мы отметили выше, фактически начался еще до гражданской войны).
Накопившийся социальный негатив, выплеснувшийся в период гражданской войны, поставил страну на грань полного разрушения. И выходом из этой ситуации стало создание режима право-консервативного толка, архитектором которого как раз и выступил Франсиско Франко.
Чем была примечательна личность будущего каудильо? Представитель военной династии, самый молодой майор и (позднее) генерал испанской армии, воевавший в Африке, Франко стал членом неформального офицерского «кружка», в которой входили тогдашние видные испанские военачальники Хосе Санхурхо, Эмилио Мола, Мануэль Годед, Луис Оргас, Хуан Ягуэ, Хосе Энрике Варела, повлиявшие на итоговый разворот испанских вооруженных сил «вправо». Сам Франко долгое время сторонившийся политики и формально лояльный республике (генерал, в частности, предупреждал в письме главу «левого» правительства Нисето Алькала Самора-и-Торреса о возможном выступлении военных в ответ на беспорядки в стране). Однако в итоге именно Франко, выиграв выборы на пост лидера нового военно-политического движения 29 сентября 1936 года, возглавил процесс «восстановления порядка», во главе которого ожидали увидеть другие более предсказуемые и понятные испанским «правым» фигуры – того же генерала Х. Санхурхо, погибшего в авиакатастрофе незадолго до начала основных событий.
По своим изначальным убеждениям Франко не был ни фалангистом, не монархистом, ни даже «правым» республиканцем – но он использовал генерировавшиеся этими течениями политические идеи и поддержку для выстраивания и реализации собственного политического курса.
Возглавив настроенную против республиканцев часть вооруженных сил, Франко, после добытой невероятно дорогой ценой победы в гражданской войне, установил политический контроль над страной, сформировав «правый» авторитарный режим, известный как Франкистская Испания, с ограничением большого числа политических и некоторых экономических свобод (в частности, права на забастовки). Совмещая посты главы государства, правительства и верховного главнокомандующего, он носил титул Каудильо, означающий «вождь», или «предводитель». Социально-экономическая политика режима Франко, определенная самим каудильо как «интегральный национализм», базировалась на четырёх базовых элементах — частично огосударствленной экономике, автаркии, корпоративизме и социальной «гармонизации».
Чем же являлся в действительности авторитарный режим Франко для Испании? И решил ли он какие-либо проблемы Испании, создав какой-либо позитивный задел на будущее?
С точки зрения классика мировой политологии Хуана Линца (основоположника теории авторитаризма как «третьей режимной формы»), критериями авторитарного режима являются:
- Ограничение плюрализма политических актеров.
- Менталитет в отличие от идеологии.
- Практическое отсутствие стремления к мобилизации масс[3].
Обобщенно, авторитарный режим по Линцу – это система «не ответственного, политического плюрализма; у него нет никакой разработанной и ведущей идеологии, при наличии сформировавшегося менталитета; при котором не существует никакой экстенсивной или интенсивной политической мобилизации[4].
XX век явил миру невероятное многообразие типов авторитарных режимов, среди которых, если верить тому же Линцу, можно выделить:
- Военно-бюрократические режимы;
- Корпоративистские режимы, «органическое государство»;
- Султанические режимы;
- Традиционные режимы (династическое или клановое господство);
- Мобилизационные (фашистские) режимы;
- Пост-колониальные (мобилизационные) режимы, «диктатуры развития»;
- Теократические режимы;
- Расистские режимы, «этническая демократия»[5].
Режим Франко в Испании – «классический случай авторитаризма» по Линцу – возник в историческом контексте кризиса 2-й Испанской Республики и порожденной им гражданской войны. И продолжил свое существование и развитие в весьма непростом международном контексте, который сформировали такие масштабные события, как Вторая Мировая война, «Холодная война» и начавшийся процесс формирования «Объединенной Европы».
Следует признать, что Франсиско Франко удалось выстроить действительно оригинальный политический режим, который отличался рядом существенных черт от мобилизационных тоталитарных режимов его времени.
Режим Франко, в соответствии с более поздней классификацией и уточнениями самого Линца, может быть определен как режим «органического государства», который был ориентирован на корпоративистскую доктрину католической церкви (с заимствованием некоторых элементов у итальянского фашизма). Это отличает данный режим от фашистских, популистских, националистических и собственно тоталитарных режимов[6].
Этот режим не являлся собственно каудильистским (хотя сам Франко и носил титул «каудильо») и не имел в себе черт, присущих латиноамериканскому каудильизму, среди которых принято выделять:
1) Отношение между патроном и его клиентами, которые характеризуются милитаризованным и личным характером и воплощают их совместное желание достигнуть богатства посредством насилия;
2) Отсутствием институционализированных механизмов наследования властных должностей;
3) Использованием насилия в процессе политической конкуренции;
4) Повторяющимися безуспешными попытками действующего руководителя гарантировать свой властный статус[7].
В отличие от небольших по размеру территории и численности населения латиноамериканских государств, 30-миллионная Испания, имеющая более сложную социальную структуру, не могла обрести устойчивость с помощью простого «вождизма» – который в малых странах Южной Америки достаточно редко сталкивался с вызовом со стороны альтернативных элит и с ситуацией восстания на периферии[8].
Режим Франко очевидно не являлся и каусикистским. В отличие от каусикизма в странах испаноязычной Америки и коронелизма в Бразилии (и других подобных им разновидностей корпоративистского режима), представляющих собой модификации «олигархического режима, происходящего от рассеянной и гетерогенной элиты, назначенцы которых используют свою ограниченную власть для общенациональных целей»[9], режим Франко не был твердо и однозначно связан обязательствами перед определенным социальным классом или группой – но скорее лавировал между несколькими влиятельными социальными стратами и группами влияния, сохраняя для себя определенное пространство маневра в политике.
Будучи центральной фигурой этого режима, сам Франко вынужден был считаться с несколькими «ограниченно автономными» центрами влияния – военными, испанской католической церковью и единственной правящей партии (в качестве «фракций» которой выступали испанская фаланга, карлисты и Opus Dei)[10] – не создавая при этом формально установленного механизма разделения властей, но довольствуясь существованием полу-латентной системы «сдержек и противовесов».
Имея традиционалистскую основу, Франко в качестве главы этого режима понимал необходимость ограниченной и управляемой модернизации в целях собственного выживания и развития общества (что предполагало использование элементов современного управления, урбанизации и ограниченную модернизацию системы образования) – поскольку нерешенность социально-экономических проблем и общее отставание Испании в социально-экономическом развитии создавало сильное социальное напряжение, порождавшее политические конфликты.
Будучи сложноорганизованной системой, испанский авторитаризм несколько раз переживал глубокие системные трансформации, пройдя, согласно Линцу, через три основные стадии: мобилизационный режим (1936-1942), корпоративистский режим (1942-конец 1950-х), военно-бюрократический (с конца 1950-х – до смерти Франко в 1975 году). В то время как процесс становления и развития нацистского режима в Германии, по заключению германского историка Норберта Фрая, включал в себя стадии формирования (1933-1934), консолидации (1935-1938) и радикализации (1938-1945)[11].
Насколько же успешен и эффективен был режим Франко в решении задач «умиротворения» пережившей гражданскую войны страны? Последний активно использовал мобилизационные структуры и организации (квази)фашистского толка только на первой стадии существования своего режима, а позднее, на стадии консолидации (с фактическим отказом от массовой мобилизации в пользу начал лояльности и конформизма) – подчинил эти структуры и организации себе, соединив их в единую (и единственную) правящую партию.
Задача Франко, на взгляд автора, состояла в смягчении достигшего в 1930-е годы апогея противостояния «правых» и «левых» (консолидации предполагаемого «здорового большинства» испанского социума вокруг институтов государства и католической церкви – как единственной жизнеспособной тогда консервативной программы), в урегулировании конфликта между трудом и капиталом через особую испанскую разновидность «корпоративного государства» (модель фаланги), в избегании крайностей в виде «правого» и «левого» вариантов режима государственной идеократии.
Реализованная после победы в гражданской войне 1936-1939 гг. «альтернатива Франко» может рассматриваться в качестве «третьего пути» между двумя разновидностями тоталитарного режима. Подписав с Португалией т.н. «Иберийский пакт», Франко и его режим уклонились от прямого участия во Второй Мировой войне на стороне держав «оси»; предполагаемая и возможная «фашизация» Испании, таким образом, не состоялась.
В рамках подобной логики, следует оценивать режим Франко 1939 – 1975 гг. не как фашистский (ибо он не стремился создать модель нового общества и нового человека), а как «консервативно-охранительный». Консерватизм и традиционализм Франко оказались в той ситуации наиболее действенной альтернативой «футуристическим» и радикальным проектам различного толка, содействуя выведению Испании из жесткого политико-идеологического противостояния в направлении относительной деполитизации и формального нейтралитета (после периода жесточайшего антиреспубликанского террора). После этого стал возможен выход на траекторию постепенного примирения категорически непримиримых ранее «двух Испаний» (итог чему подвело символически значимое захоронение праха «победителей» и «побежденных» в знаменитой «Долине Павших»).
В политике курс на умиротворение выразился в постепенной «деидеологизации» (движении от «правого популизма» и «правого радикализма» к устойчивому мировоззренческому консерватизму) и в создании на базе «Фаланги» единственной легальной партии (Национального движения – Movimiento Nacional); после 1937 года, когда Франко включил в ее ряды ведущих военных и чиновников, эта партия стала инструментом консолидации социума вокруг платформы официального консерватизма, утратив немалую долю прежнего идеологического радикализма. Хомут со связанными свирелями, заимствованный из герба католических королей Испании, стал официальным символом франкистского режима, указывая на историческую преемственность и окончание «эпохи исторического самоотрицания».
Подчиненная лично генералиссимусу Франко армия также стала инструментом поддержания консенсуса. Восстановившая свои позиции после периода потрясений католическая церковь (особую роль при этом играла созданная впоследствии канонизированным Ватиканом римско-католическим священником Хосе Мариа Эскривой де Балагера организация «Opus Dei», члены которой входили в «ближний круг» самого Франко в качестве влиятельных министров и знаковых для господствующей идеологии фигур) также сыграла свою роль в консолидации «консервативного большинства» испанского общества.
Классический либеральный парламентаризм был заменен более сложной корпоративной системой рекрутирования и представительства, когда депутатов в кортесы выдвигали сам Франко, а также отдельные синдикаты, общины, торговые палаты и научные учреждения; роль правящей партии в Испании при этом была существенно ниже, чем в Италии и Германии в соответствующий период. Подтверждением тезиса о протекавшей «департизации» государственной власти в Испании может служить и тот факт, что в составе сменявших друг друга правительственных кабинетов министры с определенной «партийной» идентичностью постепенно уступали место технократам[12].
В конечном итоге, целью созданной Франко системы стали не тотальная идеологизация и политизация общественного сознания и всех публичных институтов – но, скорее, частичное возвращение последних к их традиционным функциям и задачам, которые они выполняли до начала «периода потрясений». Таким образом, Франко ставил перед собой не задачи «фундаментальной трансформации» в рамках нового проекта – но, напротив, стремился использовать различные формы представительства и согласования интересов с целью «успокоения» общества. Отсутствие у франкистского режима сколько-нибудь выраженной антисемитской «составляющей», отказ от идеи «геополитического реванша» и брутального национализма (что присутствовало изначально в партийной программе фалангистов) не просто отличали франкистский режим от режимов фашистской Италии и нацистской Германии, но и предопределили его ее совершенно иное политическое будущее.
Помимо этого, мимикрия под итальянский фашизм позволила Испании (в отличие от той же хортистской Венгрии) избежать прямого вмешательства в ее внутренние дела со стороны Третьего Рейха. «Платой лояльности» державам «оси» стали вступление страны в Антикоминтерновский пакт (советского влияния в тогдашнем Мадриде действительно опасались), посылка на восточный фронт так наз. «Синей дивизии» и поставки Германии промышленного сырья, которые позволили Испании сохранить суверенитет. С другой стороны, декрет о нейтралитете от 4 сентября 1939 позволил Испании не стать объектом неизбежного возмездия со стороны антигитлеровской коалиции, избежав очередной национальной драмы и сохранив тем самым возможность для дальнейшего эволюционного развития.
Не меньшее значение имела инициированная (и частично удавшаяся) Франко трансформация испанской политической культуры, глубоко фрагментированной и разделенной на некомплиментарные элементы в первой трети ХХ века. Его апелляция к традиционализму при этом имела вполне ценностно-рациональный (в веберовском смысле), – поскольку восстанавливать средневековые порядки каудильо, очевидно, не собирался.
В то же время, усиление традиционных элементов в политической культуре страны в период франкизма способствовало постепенному смягчению как «ультраправых» (тяготение к итальянскому фашизму), так и леворадикальных настроений (радикальный коммунизм и анархизм) – и другая программа консолидации испанского общества после пережитой им гражданской войны не просматривались. Вместо политической культуры, состоящей из противостоящих друг другу «полюсов», преобладающими в период франкизма стали подданический и патриархальный ее типы (что не исключало, как оказалось, складывание на этой основе гражданской политической культуры в будущем).
Более важной чертой созданного Франко порядка стало его принципиальная способность к эволюции в направлении складывания предпосылок для возникновения гражданского общества – вследствие управляемой экономической либерализации, осуществленной в период «позднего франкизма».
Однако сама по себе подобная ограниченная либерализация не имела смысла без поэтапного преодоления послевоенной изоляции Испании – поскольку после 1945 года Испания оценивалась и Востоком, и Западом как фашистское государство и подвергалась бойкоту (Вплоть до того, что 12 декабря 1946 года Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций потребовала от стран-участниц не признавать режим Франко и разорвать с ним дипломатические отношения). Однако в ситуации «холодной войны» США и их союзники склонились к смягчению прежних подходов к франкистскому режиму и признанию Испании в качестве части т.н. «свободного мира».
Важным дипломатическим успехом Мадрида стало заключение конкордата с Ватиканом в 1953 году, принятие в 1952 году в ЮНЕСКО, и вступление в ООН в 1955 году. Внешнеполитическая изоляция страны была таким образом преодолена.
Между тем, подобная вынужденная «полуизоляция» Испании пошла ей, любопытным образом, на пользу, – поскольку постепенная либерализация не нарушила процесс внутренней (консервативной) консолидации, но опиралась на его результаты.
Серьезные изменения происходили и в экономике. В 1957 г. Франко дал согласие на передачу контроля над экономикой технократам, продвигающим идею «консервативной модернизации» и желавшим отойти от заявленного ранее изоляционизма. Получив поддержку от международных финансовых институтов, Испания в 1959 приняла «План экономической стабилизации», уменьшивший масштабы администрирования в экономике и нацеленный на привлечение иностранных инвестиций, чему способствовал и переход к полноценной конвертируемости национальной валюты[13].
Несмотря на убийство в 1973 году террористами ЭТА премьера-реформатора Луиса Карреро Бланко, курс на ограниченные экономическую либерализацию и модернизацию остался неизменным. Экономические инновации позволили реализовать столь долго востребуемую индустриализацию страны, сформировав фундамент для «испанского экономического чуда» 1980-х годов. Произошло и оживление политической жизни страны – в том числе путем снятия запрета на деятельность политических партий (включая «левых»), а также профсоюзов, поддержанных в своей деятельности церковью и огражденных таким образом от возможных репрессий со стороны властей.
В начале 1960-х начался процесс амнистирования участников гражданской войны (с республиканской стороны), что создало предпосылки для будущего национального примирения. Одновременно складывались предпосылки для дальнейшей либерализации режима – но дискуссионным оставался вопрос о путях, методах и пределах такой либерализации, и прежде всего – вопрос о политический фигуре, способной стать гарантом предполагаемого «перехода» и продолжить линию на консолидацию уже в постфранкистский период. Ситуация разрешилась, когда Франко неожиданно для многих выступил с идеей реставрации монархии (на что были тогда согласны и представители консервативно-монархического лагеря, и умеренные либералы).
В Испанию был приглашен наследник Бурбонов, представитель которой покинул страну (без формального отречения) в 1931 году. Готовиться к трансферу власти Франко начал заранее. 26 июля 1947 он подписал «Закон о наследовании поста главы государства», фактически восстановив институт монархии в Испании. 23 июня 1969 Франко назначил (с подтверждением в кортесах) наследного принца Хуана Карлоса де Бурбон, внука Альфонса XIII, будущим королем Испании (который принял впоследствии имя Хуан Карлос I); последний, в свою очередь, присягнул тогда на верность франкистским законам, без чего формально не смог бы в будущем обрести полномочия. Таким образом был открыт путь к последующей демократизации страны (независимо от того, хотел ли этого сам Франко).
Именно Хуан Карлос де Бурбон, провозглашенный 20 ноября 1975 года королем Испании и верховным главнокомандующим, стал ключевым гарантом политического компромисса и действенности «пакта Монклоа», – а равно и посодействовал нейтрализации антиконституционного выступления «праворадикалов» в 1981 году.
Таким образом, в качестве совокупного результата политики Франко и последующих преобразований (для которых он создал определенный фундамент) Испания получила «в наследство» консолидированную политическую культуру с трендом в направлении демократии (пусть консервативной и ограниченной), достаточно неплохо развитые сегменты гражданского общества, динамично развивающуюся рыночную экономику и готовность страны открываться миру и дальше. Изначально расколотая и разрушенная гражданской войной Испания стала в итоге одной из наиболее развитых и стабильных стран Евросоюза, – что является поистине уникальным прецедентом в новейшей европейской истории, особенно на фоне непростых пути и судьбы бывших коммунистических стран, пошедших в свое время по пути управляемых реформ и ограниченной либерализации «сверху» (кадаровская Венгрия и титовская Югославия).
Вклад Франко в произошедшую трансформацию Испании оспорить сегодня едва ли возможно.
На взгляд автора, изучение опыта франкистского режима не только подтверждает правоту тезиса о возможном складывании предпосылок для демократии в недрах авторитарных режимов, пошедших по пути политической консолидации (с дальнейшим переходом к управляемой модернизации и частичной либерализации). Исследователи авторитарного феномена также получают таким образом возможность говорить о потенциале внутренней эволюции авторитарного режима с учетом «сложносоставного» характера соответствующей ему модели политической системы. «Испанский случай» также указывает на значимость консолидации политической культуры для последующих модернизации и демократизации страны.
Наконец, рассуждения о консерватизме как возможном фундаменте будущей демократии на примере франкистской эпохи получают серьезное подтверждение.
Представленная автором статья ни в коей мере не является апологией франкистского режима. Франсиско Франко, безусловно, не может рассматриваться сегодня в качестве фигуры политического консенсуса для современной Испании, – поскольку его персона категорически неприемлема для идейных и политических наследников испанских республиканцев, приверженцев коммунизма, социализма и анархизма, а также сторонников самоопределения Страны Басков и Каталонии. Франкизм как идеология и политическая практика сыграл свою историческую роль и в полной мере исчерпал себя. Между тем, проблема нахождения «точки сборки» для стран, переживших политическую и моральную катастрофу (которой является гражданская война), а также проблема перехода к эффективной демократии[14] после «авторитарной консолидации» сегодня являются актуальными для многих обществ и стран.
В то же время, современные кризисные явления в политической и социально-экономической жизни Испании, на взгляд автора, свидетельствуют о том, что вытекающий из знаменитого «пакта Монклоа» консенсус понимается сегодня основными политическими силами страны сугубо инструментально, исходя из конъюнктурных соображений и партийных интересов. Поэтому вопрос о поиске новых ценностных и идеологических оснований для консенсуса, способного вывести Испанию из современного кризиса, по-прежнему стоит на повестке дня.
[1] Barrington Moore Jr. Social Origins of Dictatorship and Democracy: Lord and Peasant in the Making of the Modern World. Boston, 1966. P. 518.
[2] Myths and Realities of the Spanish Civil War: From the International Brigades to the War Children // MSSU_calendar. Retrieved 2018-07-22.
[3] Linz J. Ein autoritäres Regime: Der Fall Spanien. – Potsdam: WeltTrends, Potsdam 2011. – S. 20-42.
[4] Linz J. Totalitaere und Autoritaere Regime. – Potsdam: WeltTrends, 2009. – С. 129.
[5] Там же. – S. 127-226.
[6] Там же. – S. 145.
[7] Wolf Eric R. and Edward C. Hanson, Caudillo Politics: A Structural Analysis // Comparative Studies in Society and History 9 (1966–67): Р. 169.
[8] Linz J. Totalitaere und Autoritaere Regime. – S. 124.
[9] Kern R., Dolkart R. The Caciques. University of New Mexico Press, 1973. Р. 1f.
[10] Linz J. Ein autoritäres Regime: Der Fall Spanien. – Potsdam: WeltTrends, Potsdam 2011. S. 71-81.
[11] Frei N. Der Führerstaat: Nationalsozialistische Herrschaft 1933 bis 1945. München: C. H. Beck, 2013. S.43-206.
[12] Linz J. Ein autoritäres Regime: Der Fall Spanien. S. 72-73.
[13] Пожарская С.П. Генералиссимус Франко и его время // Новая и новейшая история. 1990. -№ 6. – С. 164.
[14] Ворожейкина Т. Прощание с авторитаризмом: уроки испанского // Неприкосновенный запас. – 2016. – № 4(108).
______
Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)
Реквизиты банковской карты:
— счет 40817810540012455516
— БИК 044525225
Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com
Яндекс-кошелек — 410015350990956
