Сопоставление евразийства и сталинизма
В основу статьи лег одноименный доклад автора на конференции «Политическая теология: die Morgenlandfahrt» в Московской высшей школе социальных и экономических наук («Шанинке») 11 апреля 20125 г.
Вступление
Сталинизм – идеология «центристской группировки» в руководстве ВКП (б), возглавляемой И.В. Сталиным и победившей после смерти В.И. Ленина все остальные группировки (правую и левую оппозиции). Идеология сталинизма определяла и оправдывала внешнюю и внутреннюю политику руководства СССР в 1930-1950-е гг., претендуя на развитие ленинистского марксизма (хотя на деле, некоторые его положения молчаливо подвергнув ревизии, что и сделало сталинизм специфичной, непохожей на свою предшественницу идеологией).
Евразийство – идеология эмигрантского евразийского движения, опиравшаяся на философско-научные концепции евразийства (мы различаем идеологию и философию евразийства, как и идеологию и философию марксизма). Идеология евразийства также предлагала пути развития советского государства, экономическую, политическую, социальные программы пост-большевистской России. Идеология евразийства опиралась на иные философские основания (на православный персонализм, а не на диалектический материализм), подвергала критике идеологию и практику сталинизма (в этом смысле показательны статьи П.Н. Савицкого 1930-х гг.).
Тем не менее евразийцы 1930-х годов кое в чем поддерживали сталинскую группировку (прежде всего, в ее борьбе с левой, «космополитической» оппозицией Троцкого и Зиновьева). Критики евразийства вроде Зинаиды Гиппиус или Ивана Ильина даже преувеличивали сходство евразийства и сталинизма, обвиняли евразийцев в тайном коммунизме, в том, что они, придя к власти, создадут такой же тоталитарный, репрессивный режим, только прикрытый словами о православной симфонии и евразийском патриотизме.
Научное сопоставление идеологий евразийства и сталинизма до сих пор еще не произведено. Между тем, оно необходимо, потому что позволяет понять суть происходивших в то время (имеются ввиду преимущественно 1920-1930-е гг., так как в 1940-е евразийство уже исчезло) социальных процессов, как в мире в целом, так и в постреволюционной России-СССР. Идеология всегда отражает определенные процессы в обществе и вместе с тем, по закону диалектики, направляет и коррелирует их.
На наш взгляд, между евразийством и сталинизмом существует, если говорить о содержании этих идеологий, как минимум, два принципиальных сходства. Они связаны с двумя знаковыми и масштабными феноменами периода между революцией в России и второй мировой войной. Первый феномен – это постепенное разрушение системы империализма и переход к «многополярному миру». Второй – ситуация термидора в развитии российской революции. Рассмотрим евразийство и сталинизм в свете этих феноменов.
Евразийство и сталинизм как идеологии многополярности
К началу ХХ века сформировалась система западного империализма. Суть ее состояла в том, что вся планета была поделена между несколькими европейскими империями и США как заокеанским форпостом европейской цивилизации. Ленин в «Империализме как высшей стадии капитализма» приводил данные географа А. Супана, согласно которым между европейскими колониальными державами и США к 1900 году были поделены 90, 4% территорий Африки, 98, 9% территории Полинезии, 56, 6% территории Азии, 100% Австралии и 27, 2% Америки (имеется в виду, конечно, Южная Америка). Ленин замечает по этому поводу: «так как в Азии и в Америке незанятых земель, т. е. не принадлежащих никакому государству, нет, то вывод Супана приходится расширить и сказать, что характеристичной чертой рассматриваемого периода является окончательный раздел земли… колониальная политика капиталистических стран закончила захват незанятых земель на нашей планете. Мир впервые оказался уже поделённым… Мы переживаем, следовательно, своеобразную эпоху всемирной колониальной политики…»
Итак, если другими словами выразить мысль Ленина, к началу ХХ века сформировалась глобальная суперимперия Запада. Несколько европейских государств и США контролировали практически всю территорию планеты. При этом в самих державах мировой метрополии господствовало убеждение, что прогресс в области нравственности и политики достиг таких высот, что войны между «цивилизованными странами» (т.е. государствами Запада) немыслимы. Войны – способ, при помощи которого решали политические разногласия в далеком прошлом. Более того, возникает идея Соединенных Штатов Европы и один из ее основателей – французский писатель Виктор Гюго писал, что Соединенные Штаты Европы должны протянуть дружескую руку другим Соединенным Штатам, по ту сторону Атлантики. По сути, речь шла о создании глобального супергосударства или союза государств (таковы, например, были прогнозы Карла Каутского, писавшего о наступлении эры суперимпериализма).
Метаидеологией этого капиталистического глобализма начала ХХ века был евроцентризм, так глубоко описанный Николаем Сергеевичем Трубецким в книге «Европа и человечество» (София, 1920). Эта метаидеология имела множество разновидностей в разных странах «европейского мира». Поскольку к такому относила себя и Российская империя, имелся и русский вариант. Это либерал-империализм (или либеральный консерватизм) Петра Струве. Учеником Струве был будущий основатель и идеолог евразийства Петр Николаевич Савицкий. Собственно, идеология евразийства и родилась из критического переосмысления либерального империализма Струве и раннего Савицкого[1], хотя сами евразийцы затем называли среди своих предшественников и славянофилов (что было явным преувеличением), и Николая Данилевского (в чем была доля истины).
Савицкий – струвист изложил доктрину либерального империализма в своей программной статье «Борьба за империю» (1916). Согласно его тогдашней концепции, империя – это европейское национальное государство, которое присоединило к себе другие, неевропейские, менее развитые народы с их территориями. Превосходство имперской нации не должно сводиться лишь к военному могуществу (Савицкий, еще до своего превращения в евразийца признает, что татаро-монгольское завоевание способствовало возникновению русского централизованного государства, но отказывается считать Монгольскую державу полноценной империей). Имперская нация должна быть более развитой в политическом, экономическом и культурном отношениях. Отсюда Струве и Савицкий выводили своеобразное оправдание империализма: якобы он обеспечивал культурный рост и просвещение колонизированных народов. Таким образом, либеральный империализм Струве и раннего Савицкого был одной из идеологий, оправдывающих существование системы западного суперимпериализма или западного глобализма начала ХХ века.
После знакомства с работой Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» (София,1920) Савицкий меняет свое мнение. Н.С. Трубецкой в этой работе доказывал, что нет логических аргументов, которые доказывают превосходство европейской культуры над другими культурами мира. Прогресс культуры, на вершине которого стоят современные европейцы, – эгоистическая выдумка самих европейцев. Таким образом, не существует и никаких оснований для европейских наций удерживать в рамках своих колониальных империей неевропейские народы. Однако, это не распространяется на Россию. Если до своего обращения в евразийство, произошедшего в 1921 году (когда им был написан первый евразийский текст «Европа и Евразия») Савицкий считал Россию типичной европейской колониальной империей с европейским ядром и азиатскими провинциями, то теперь он отказывается считать Россию частью Европы, а русских европейцами. Россия – это Евразия, срединный «скрытый континент» между зарубежной Европой и зарубежной Азией, особый «культурно-географический мир». Такого рода миры покрывают всю планету (Савицкий называет еще европейский, средиземноморский, северо-американский, дальневосточный и другие миры). Единой, общечеловеческой культуры и цивилизации нет и быть не может (за нее лишь выдается вестернизация всех стран мира). Россия-Евразия, таким образом, не должна воевать за европейские интересы (как она это делала в войне 1914-1918 гг., сражаясь вместе с державами Антанты против Германии и Австро-Венгрии). Каждое государство, занимающее свой географический мир, должно стремиться к автаркии и развитию своей цивилизации.
Автаркия – один из главных лозунгов евразийской идеологии, если говорить о ее предложениях относительно курса России.
Любопытно заметить, что хотя Савицкий отталкивался от аргументов Трубецкого и переосмысления струвистской концепции империи, делал он это на фоне начала распада системы глобального западного империализма. После окончания первой мировой войны, западный империализм зашатался. Из этой системы выпала большевистская Россия, в 1922 году создавшая Советский Союз (это отключение Росси-СССР от мирового капиталистического рынка Самир Амин потом назовет «delink»). В 1920-х годы начнутся восстания в британской Индии, революция в Китае. Итак, евразийство стало идеологией многополярного мира (разделенного на самодостаточные и самозамкнутые месторазвития), отражающей реальное постепенное крушение глобальной западной колониалистской суперцивилизации.
Обратимся теперь к сталинизму. Если евразийство родилось из идеологии капиталистического глобализма – струвизма, то сталинизм – из идеологии красного, коммунистического глобализма. Эта идеология вдохновляла большевиков в 1917-1920-е гг. Если мы почитаем статьи В.И. Ленина того периода, то мы встретим там постоянные заверения о скорых революциях в странах Восточной и Западной Европы и о возникновении всемирной республики Советов со столицей в Париже, Лондоне или Нью-Йорке. В работе об империализме Ленин признавал, что революция начнется на периферии, а не в странах Запада и в этом он оказался прав. Но он не сомневался при этом, что очень скоро, в течении нескольких лет, она перекинется в метрополию, и вскоре на месте системы суперимпериализма возникнет мировая федерация социалистических республик, всемирный Советский Союз или конгломерат Советских Союзов. При этом в «Детской болезни левизны в коммунизме» Ленин признается, что в этом случае Россия снова станет отсталой страной, нуждающейся в помощи передовых западных социалистических стран.
Однако уже в 1921 г. Ленин вынужден был признать, что мировой революции не случилось и что России придется некоторое время самостоятельной строить базис для социализма. Впрочем, подробно разобраться с этим вопросом ему не позволила болезнь и скорая смерть. Эту проблему вынуждены были решать его наследники. Как известно, они раскололись на три фракции: левую (троцкисты), правую (бухаринцы) и центристскую (сталинцы). Троцкисты считали, что СССР должен бросить все свои силы на подготовку революции в странах Запада, так как построить социализм во враждебном капиталистическом окружении невозможно. Бухаринцы и сталинцы выступили с тезисом о построении социализма в отдельно взятой стране, но по-разному представляли себе пути этого построения. Бухарин был за долгий НЭП и кооперацию, а Сталин – за ускоренную индустриализацию и коллективизацию. Для нас сейчас важно то, что сталинизм рождается как антитезис красному глобализму Троцкого (и Ленина периода гражданской войны), как идеология построения социализма в одной стране или, говоря точнее, как идеология автаркии. Это не противоречит тому, что при Сталине, в годы первых пятилеток, активно привлекали иностранных рабочих, инженеров, специалистов для строительства городов, предприятий, ведь целью было создать такое хозяйство, которое бы уже не нуждалось во внешней помощи и не зависело бы от мирового капиталистического рынка.
Разумеется, сталинизм никогда не заходил так далеко как евразийство, отрицавшее саму общечеловеческую цивилизацию, но в стремлении к автаркии обе идеологии сходятся. Впрочем, в 1940-1950-е гг. Сталин шагнул от концепции социализма в отдельно взятой стране к идее коммунизма в отдельно взятой стране (а именно – в СССР), при этом с сохранением при коммунизме некоторых структур государства. В докладе на XVIII съезде партии Сталин прямо говорит: «Мы идем дальше, вперед, к коммунизму. Сохранится ли у нас государство также и в период коммунизма? Да, сохранится, если не будет ликвидировано капиталистическое окружение…»[2]. Ряд историков считают, что в этом плане Сталин вообще вышел за рамки марксистской теории…
Итак, и евразийство, и сталинизм рождаются из глобалистских концепций и являют собой два проекта российский автаркии, предопределённые изменением ситуации в тогдашнем мире, а именно распадом суперимпериализма.
Советский термидор
Обратимся от международных дел к ситуации внутри России-СССР в 1920-1930-е годы. Ситуацию это можно охарактеризовать как термидор большевистской революции. Великий знаток путей революции, «русский Жозеф де Местр» Николай Устрялов, говорил, что суть термидора в том, что «революция перерождается, оставаясь сама собой». Термидор знаменует собой окончание первого, радикального этапа революции, который решал задачу разрушения старого государства, и начало нового, конструктивного, созидательного этапа, перед которым стоит задача построения нового государства. На место апологетам террора и революционного героизма приходят совсем другие политические типажи – не герои и фанатики, а практики, некоторые из которых выглядят не столь романтично и даже вряд ли могут вызвать восхищение своими моральными качествами, но именно они призваны «духом революции», чтоб созданное им государство не захлебнулось в крови. Термидорианцы начинают с того же, чем занимались и их предшественники якобинцы, они тоже уничтожают, но – самих якобинцев и чтобы … сохранить их завоевания. Ибо термидор если и может быть назван контрреволюцией, то внутренней, а не внешней. Термидор укрепляет революционный режим, а не разрушает его.
Социальный смысл термидора в том, что берут верх те слои общества, которые уже удовлетворены результатами революции, они не хотят еще большего и опасаются, что углубление революции лишит их достигнутого.
Русский термидор начался еще в 1920-1921 гг. В эмиграции термидорианцами называли участников Кронштадтского мятежа, и, между прочим, Ленин был согласен с этим. По свидетельству Троцкого, Ленин также называл восставших кронштадтцев, требовавших «Советов без коммунистов» и «свободы торговли», термидорианцами. Вождь большевиков при этом определял термидор русской революции как «переход политической власти от большевиков к какому-то неопределенному конгломерату или союзу разношерстных элементов, как будто бы даже немножко только правее большевиков, а, может быть, и левее большевиков». Эта на первый взгляд странная характеристика весьма точна: термидорианство 1920-1921 гг. было представлено анархистами и правыми эсерами; за теми и другими стояли крестьянство и мелкая буржуазия. Если оставить в стороне риторику анархистов и взглянуть на суть дела, то и те, и другие выступали за «спуск революции на ступеньку вниз», как выразился Троцкий. То есть они воспринимали большевиков так же, как настоящие термидорианцы XVIII века воспринимали Робеспьера и якобинцев.
Русская революция, начавшаяся в 1917 году, имела две движущие силы. Первая – радикальная интеллигенция, объединившаяся в партию большевиков и опирающаяся на часть городских рабочих. Вторая – многомиллионное крестьянство и городская мелкая буржуазия. Цели у этих сил были разные: у городских рабочих и большевиков – построение социализма на манер большой фабрики[3] (этот идеал отчасти был воплощен в городах в эпоху «военного коммунизма»), а у крестьянства – отторжение помещичьих, монастырских, церковных земель и передача их крестьянским общинам, а также свободная торговля общин с городами. Как только исчезла угроза возврата земель помещикам, чем занимались «белые», мотивируя это тем, что земельный вопрос будет решать лишь Учредительное собрание, крестьянство, поддержанное частью рабочих, красноармейцев и краснофлотцев, восстали против большевиков («антоновщина», Кронштадтский мятеж и т.д.). Ленин понимал, что противостоять воле 100 миллионов крестьян невозможно, и предложил самотермидоризацию большевизма – компромисс с крестьянами и городской буржуазией в виде новой экономической политики. В разговоре с французским коммунистом Жоржем Садулем Ленин сказал: «Рабочие-якобинцы более проницательны, более тверды, чем буржуазные якобинцы, и имели мужество и мудрость сами себя термидоризировать»
Наследниками самотермидорианства позднего Ленина стали Бухарин и возглавляемая правая фракция в ВКП (б). Несмотря на сопротивление левых радикалов (троцкистов), они стремились проводить в жизнь идеи «медленной индустриализации», «долгого НЭПа», поддержки крестьянства, в том числе и зажиточной части, получившей название «кулаков» (хотя по закону они назвались «индивидуальными землепользователями»[4]).
Евразийство 1920-х как термидорианская идеология
Но «бухаринцы» были внутренними и левыми термидорианцами. Однако существовали и термидорианцы внешние и правые. В 1920-е годы «железного занавеса» между Советским Союзом и русским зарубежьем еще не было. Советские граждане более или менее свободно могли выезжать за границу и встречались там и общались со своими бывшими соотечественниками. Эмигранты из патриотических побуждений и из-за тягот жизни на чужбине массово возвращались на Родину. В СССР можно было подписаться на эмигрантскую прессу и не только на просоветские издания вроде сменовеховского «Накануне», но на меньшевистский, берлинский «Социалистический вестник». Была обширная переписка между СССР и зарубежьем, некоторые эмигрантские политические организации имели тайные представительства и уж как минимум симпатизантов внутри СССР.
Существовали эмигрантские политики, которые, живя за рубежом, активно участвовали во внутрисоветской жизни, печатались в советской прессе, оказывали своими выступлениями влияние на руководство парти и государство. Яркий пример – Н.В. Устрялов, который жил в Харбине, работал на КВЖД, но печатался в советском журнале «Новая Россия» и на его статьи откликались такие высокопоставленные советские вожди на В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, И.В. Сталин и др. Устрялов был одним из лидеров сменовеховства, которые в советской печати того времени так и называли – «правым термидорианством». Конечно, сменовеховцами это правое эмигрантское термидорианство не исчерпывалось. В частности, евразийство 1920-х годов было таким правым термидорианством.
Евразийцы 1920-х годов в противостоянии сторонников и противников революции 1917 г. все-таки были не на стороне однозначных и бескомпромиссных противников (несмотря на то, что многие из евразийцев во время гражданской войны сами были «белыми»). Евразийцы отбросили распространенный в эмиграции взгляд на Октябрьский переворот как на некую историческую случайность, результат действия внешних сил – иностранных разведок, либо тайных организаций. В манифесте 1926 г. евразийцы писали: «Закончившая императорский период революция отнюдь не дикий и бессмысленный бунт… который будто бы прервал мирное, идиллическими красками изображаемое развитие России. Еще менее русская революция является организованным группой злоумышленников, да еще прибывших в запломбированных вагонах, переворотом. Она – глубокий и существенный процесс, который дает последнее и последовательное выражение отрицательным тенденциям, исказившим великое дело Петра, но вместе с тем открывает дорогу и здоровой государственной стихии»[5].
В манифесте «Евразийство (формулировка 1927 г.)» провозглашалось: «наряду с отрицательными сторонами революции … евразийцы видят положительную сторону в открываемых ею возможностях освобождения Росси-Евразии из-под гнета европейской культуры. .. Положение это имеет существеннейшее значение в определении направления, в котором следует развивать и преобразовывать нынешний строй СССР»[6].
Основоположник евразийства П.Н. Савицкий писал в 1929 г. в статье «Задание евразийства»: «Основное историческое задание евразийства – это включение произошедшего в революции в рамки русской и евразийской исторической традиции»[7].
Итак, согласно евразийцам, в русской революции и в советском государстве, которое она породила, есть своя историческая правда. Конечно, первоначальные, «правые» евразийцы (Савицкий, Трубецкой, Флоровский, Алексеев и др.) были крайне враждебно настроены к идеологии коммунизма и марксизма, которые они считали безбожными и даже сатанинскими «дарами» «загнивающего Запада». Конечно, они осуждали гонения на церковь, на религию, утверждение вульгарного атеизма, преследования инакомыслия в СССР. Но они видели в СССР и «здоровые тенденции» – в возникновении советских органов власти, в федерализме, в партийном отборе и идеократии, в приходе в правящий класс, особенно – в армию и на госслужбу «новой, свежей крови» – людей из народа, наконец, в антиколониальной, провосточной и антизападной внешней политике советского государства. Евразийцы верили, что вслед за большевистской придет новая, евразийская, их собственная фаза русской революции. Собственно, это новая фаза, «последняя, третья революция», призванная свергнуть большевистских якобинцев, и был искомый термидор (каковой в определенном аспекте осуществил Сталин). И, как и полагается, термидорианцам, они, скорее, были сторонниками советского режима, чем его противниками и ни в коем случае не мечтали о возвращении прежних, дооктябрьских порядков (ни февралистских, ни царистских).
Недаром евразийство причисляют к пореволюционным течениям в русской эмигрантской мысли. Это признавал сам П.Н. Савицкий, писавший, что евразийство – «хронологически первое из русских «пореволюционных» течений. Другие русские группировки этого рода, возникшие в последние годы (напр., так называемые «национал-максималисты», группа «Третья Россия», «Нового града» и т.д.) свой идейный багаж в значительной мере заимствовали именно у евразийцев». Николай Сетницкий в статье со значимым названием «Евразийство и пореволюционники» назвал главной особенностью пореволюционных идеологий в эмиграции «признание того факта, что революция положила какие-то новые основоположные грани нашей истории» и «искание дела и устремление к активности» и возводил их к идеям Н.В. Устрялова, который убедительно и талантливо «показал, что старое кончилось, что необходимо жить в новом и по-новому»[8].
Итак, не подлежит сомнению, что евразийцы считали себя не столько «осколками старой России» (как они воспринимались в СССР и как их воспринимают современные антисоветски настроенные исследователи), сколько своеобразной, временно оказавшейся в отдалении, в зарубежье, но частью России пореволюционной и даже советской. Разумеется, в широком смысле этого слова, включающем не только большевиков, но и другие пореволюционные идейно-политические течения. Полагаю, что своеобразным символом этого был переход евразийцев на новую орфографию.
Если первые сборники евразийцев (вплоть до четвертой книги «Евразийского временника») печатались по старой дореволюционной орфографии, как и вся печатная продукция русского послеоктябрьского зарубежья (кроме просоветской прессы), то с 1927 года евразийские издания (начиная с пятой книги «Евразийского временника») печатаются по новой орфографии, в соответствии с реформой 1918 года, как и вся печатная продукция, выходившая в СССР. Для эмиграции это было однозначным свидетельством просоветской ориентации евразийцев, перехода их на советские позиции.
В это же время достигла кульминации игра советской разведки с евразийцами, известная как «Операция «Трест». Независимо от того, понимали ли евразийцы, что имеют дело с провокаторами, они безусловно, считали, что евразийство теперь – движение, которое принадлежит к двум мирам – миру русского зарубежья и миру внутрисоветскому. И, действительно, в СССР были, хоть и «под колпаком» разведки, небольшие евразийские кружки и отдельные личности, искренне сочувствующие евразийству. Евразийцы ввели в состав руководящего органа движения представителя «советских евразийцев» (правда, им оказался агент ГПУ Ланговой) и, по некоторым сведениям, распространяли слух, что манифест «Евразийство (формулировка 1927 года)» был написан в Москве. Интересно, что он был тоже напечатан по новой орфографии и содержал в себе обращения «к личному составу РККА, к деятелям советского и профессионального аппарата, выдвинувшимся из широких рабоче-крестьянских масс».
Иначе говоря, евразийцы, даже правые, еще до «Кламарского раскола», воспринимали себя как субъектов политики внутри советской России, как одно из внутрисоветских (только имеющих руководящий орган в эмиграции) идеологически-политических течений. Более того, они обозначали даже свое место в спектре внутрисоветских группировок, имели четкое представление о том, чьими союзниками и чьими противниками они могут быть в СССР. Историкам русской эмиграции известно, что в 1927 году, в промежуток между 17 и 30 ноября, состоялась тайная встреча парижских евразийцев (Карсавина и Сувчинского) и торгпреда СССР во Франции Георгия Пятакова. Несмотря на то, что встречались с ним левые евразийцы, беседа была санкционирована лидерами движения (П.Н. Савицким и Н.С. Трубецким), которые видели в «левых» инструмент для связи с советским руководством.
Перед встречей Пятакову было послано письмо, написанное Л.П. Карсавиным, где содержалось предложение обсудить «с деятелями нашей общей СССР… евразийскую идеологию и современное положение». Публикатор этого письма М.А. Колеров отмечал: «Евразийцы заявляли, что они пошли на подобный шаг, «стремясь включиться в российский исторический процесс и отделяя себя от эмиграции», но в то же время намерены «не менять своей идеологии, не устраивать новой смены вех». Кроме того, во время этой встречи Петр Сувчинский предложил превратить газету «Евразия» в орган правой, бухаринской оппозиции в ВКП (б). М.А. Колеров пишет: «Сувчинский вынашивал планы превращения евразийства в орган той или иной оппозиционной группы в СССР (например, правой оппозиции), создания из евразийства «лаборатории мысли» для советских оппозиционеров». Дело в том, что евразийцы еще с первых своих сборников горячо поддерживали НЭП и соответственно, в борьбе левой (троцкистской) и правой (бухаринской) оппозиций в ВКП (б) им, конечно, был ближе Н.И. Бухарин. Заметим, что И.В. Сталин тогда был на стороне Бухарина в борьбе со своим врагом Троцким.
Итак, евразийцы ощущали себя в 1920-е годы пореволюционным и просоветским (хоть и некоммунистическим) движением, которое имеет отношение не только к эмигрантскому, но и к российскому, внутрисоветскому миру и которое участвует во внутрисоветской общественной жизни и политической борьбе и имеет даже шансы на победу, если вступить в союз с другими группировками. Они выступали за сохранение таких завоеваний революции как ликвидация помещичьего землевладения, государственно-частный характер экономики (НЭП), федеративное устройство страны, система Советов, идеократия, однопартийный режим. Возражали они против притеснений церкви и вообще – религии, против насаждения идеологии марксизма и материализма и предполагали заменить Коммунистическую партию Евразийской партией.
Евразийцы однозначно были против радикального большевизма (троцкизма), ставки на «мировую революцию» и нигилистического отношения к русской культуре, характерного для левых радикалов. Можно предполагать, что евразийство отражал настроения старорежимной, сменовеховски настроенной интеллигенции с одной стороны, и нэповского крестьянства и части постреволюционной молодежи – с другой. Стремление к союзу с бухаринцами вовсе не говорило о тождественности программ Бухарина и евразийцев, евразийцы были много правее.
Сталинизм как эклектичное внутрипартийное термидорианство
Сталинизм как политическая идеология возникает во второй половине 1920-х. Первоначально Сталин и его группировка в партии («сталинисты») выступал как союзник Бухарина и «правой оппозиции» в борьбе с Троцким и его сподвижниками (Л. Каменевым и Г. Зиновьевым). Троцкий и левая оппозиция были настроены на превращение СССР в «плацдарм мировой революции», для чего они настаивали на развитии тяжелой промышленности, чья продукция необходима для армии и флота. Как известно, в сентябре 1923 года Троцкий предлагал открытое вторжение в Германию, где вызревала революция, но не получил поддержки от других лидеров партии. При этом троцкисты предполагали обложить советскую деревню тяжелой податью, выкачивая из нее средства при помощи «ножниц цен» между сельскохозяйственной и промышленной продукцией (троцкист Евгений Преображенский даже называл это социалистическим накоплением за счет «внутренней колонизации»). К развитию промышленности троцкисты планировали активно привлекать западный капитал, заключая с ним концессии. Троцкий считал западный капитализм гораздо более развитым, чем отечественный и поэтому возлагал на него надежды в плане модернизации России. Итак, троцкизм был продолжением линии большевистского якобинства эпохи гражданской войны, ориентированного на углубление революции, переход ее на международный уровень.
Сталинисты, как и бухаринцы, выступили против «экспорта революций» и ограбления деревни, выдвинув лозунг «долгого НЭПа» и медленного пути к социализму через развитие легкой промышленности (Бухарин утверждал, что построение социализма в СССР займет не мене 40 лет). Они одержали победу в 1924 г., когда Троцкий был лишен всех государственных должностей. Впоследствии Троцкий утверждал, что советский термидор начался именно тогда. Он писал в работе «Рабочее государство, термидор и бонапартизм»: «Переворот 9-го термидора не ликвидировал основных завоеваний буржуазной революции; но он передал власть в руки более умеренных и консервативных якобинцев… и в советской революции давно уже произошел сдвиг власти вправо, вполне аналогичный термидору … Разгром левой оппозиции … означал переход власти из рук революционного авангарда в руки более консервативных элементов бюрократии и верхов рабочего класса. 1924 год — это и есть начало советского Термидора».
На самом деле это неверно; мы уже показали, что советский термидор начался в 1921 г. – с введением НЭПа и у истоков его стоял не кто иной как сам Ленин. Но термидор в России, в отличие от Франции, растянулся на долгие годы и имел несколько этапов. С 1921-1923 гг. длился ленинский, ранний термидор, когда большевики пошли на уступку крестьянам, но разгромили их политических лидеров – эсеров и анархистов. С 1924 по 1927 г. продолжается бухаринский термидор, когда Сталин выступал лишь как союзник Бухарина и никаких оригинальных программных идей не выдвигал. В этот период была обезглавлена и деморализована левая оппозиция.
А вот с 1927 по 1939 г. длился, собственно, сталинский термидор (который закончился лишь с окончанием Большого террора). Главными его задачами были следующие. Первое – полное уничтожение как «якобинской», левой оппозиции, так и альтернативного варианта термидора – оппозиции бухаринской, правой. Второе – фактический отказ от системы демократии и власти Советов (им была оставлена лишь декоративная роль) и переход к диктатуре партийной номенклатуры. Третье – переход от государственно-частной экономики к централизованной и плановой экономике, ускоренная индустриализация. Четвертое – уничтожение общинного земледелия, создание колхозно-совхозной системы, механизация сельского хозяйства. Пятое – культурная революция. В области культуры и идеологии был осуществлен поворот к классической культуре российской цивилизации.
Начало Большого террора (1937), когда навсегда было покончено с какими бы то ни было оппозициями в партии и в обществе, совпало с Пушкинскими торжествами в СССР, символизировавшими поворот к темам классики, патриотизма, народности, умеренного консерватизма. В конце террора – в 1939 г. – сформировался устойчивый термидорианский режим, который многими внешними чертами уже напоминал не столько экспериментальную республику Советов 1920-х гг., сколько дореволюционную империю. Тем не менее этот термидорианский режим был плоть от плоти порождением революции и через преодоление ее крайностей, он утверждал ее достижения.
Легко заметить, что сталинизм как термидорианская идеология носил не творческий, а вполне эклектичный характер. Он заимствовал многие идеи у других термидорианских проектов, как внутрисоветских, так и зарубежных и даже у троцкистов. Так, разрешение колхозникам иметь приусадебные личные участки и право торговать продукцией с этих участков в городе – своего рода «атавизм» бухаринского «долгого НЭПа». «Совхозы-фабрики зерна» – троцкистская идея. Русофильский поворот, скорее всего – заимствование у правых сменовехвцев, труды которых Сталин внимательно читал.
Схожее мнение высказывал и лидер евразийцев П.Н. Савицкий, который в 1937 году, в своей статье «Россия и эмиграция» в журнале «Новый град» характеризовал сталинизм как сочетание догматизированного марксизма с дореволюционным русским национализмом: «Для сталинцев остается один выход: пробавляться механической смесью не переработанных марксистских и не преображенных национально-патриотических начал. Чуть ли не все продукты сталинского режима 1936 и 1937 гг. носят на себе именно эту мерку».
Итак, Бухарин, Сталин и евразийцы предлагали три версии термидора. Бухарин – левую, предполагающую сохранение власти партии и интернационалистский характер ее идеологии, но с отказом от форсирования мировой революции (догматически следуя в этом Ленину эпохи начла НЭПа). Сталин – центристскую, с тем же отказом от курса на мировую революцию, но еще и с русофильским, патриотическим поворотом внутри коммунистической идеологии и колхозами в экономике. Евразийцы – правую – с Евразийской партией, религией в идеологии.
Термидорианскими все три проекта следует считать, потому что ни один из них не предполагал возвращения к помещичьей собственности на землю, то есть к дореволюционному статусу кво, а также – возвращения привилегий дворянства и к монархии. В этом смысле они закрепляли основные экономические и некоторые политические завоевания революции. Земля оставалась государственной, как и требует госсоциализм, для народа были выстроены «социальные лифты».
Консервативными в этих проектах были верхушечные, политические установки, например, теория социализма в отдельно взятой стане у Бухарина, элементы идеологии русского имперского национализма у сталинцев и неославянофильский и религиозный пафос теорий евразийцев.
Заключение
Конечно, сопоставление евразийства и сталинизма этим не исчерпывается. Например, интересно сравнение концепта «единого советского народа», появившегося еще в 1930-е и занявшего прочное место в пропаганде в 1940-е, с концептом многонародной евразийской нации, предложенного евразийцем Н.С. Трубецким. Однако это потребовало бы отдельного большого исследования, а мы в этой статье лишь преследовали цель постановки проблемы.
[1] См. об этом нашу статью «П.Н. Савицкий: от национал-либеральной к евразийской теории империи»
[2] Степанян Ц.А. И.В. Сталин о строительстве коммунизма в СССР. 1951
[3] См. статьи Ленина 1918 г.
[4] Считать их сельской буржуазией, как требовала сталинская пропаганда, не представляется возможной, т.к. они не были собственниками земли, по советским законам земля принадлежала государству
[5] Евразийство: опыт систематического изложения (Прага, 1926).
[6] Евразийская хроника. Париж, 1927 г. Выпуск IX. С. 3.
[7] Евразийский сборник. Прага, 1929. С. 4
[8] Сетницкий Н.А. Евразийство и пореволюционники // Н. Ф. Федоров: pro et contra: В 2 кн. Книга вторая. СПб.: РХГА, 2008.
Редакционный комментарий
Наш постоянный автор, уфимский историк и философ Рустем Вахитов в феврале 2025 года стал лауреатом престижной Евразийской философской премии за вышедшее в 2023 году, в петербургском издательстве «Владимир Даль» монографическое исследование «Евразийство: Логос. Эйдос. Символ. Миф». Мы сердечно поздравляем ученого с этой заслуженной наградой. Рустем продолжает свои исследования истории евразийства. В прошлом году под его редакцией и его предисловием вышла антология текстов евразийцев 1920-1930-х годов («Евразия и человечество: антология произведений евразийцев 1920–1930-х годов / сост., коммент., предисл. Р.Р. Вахитова. Издательство БФУ им. И. Канта). В ближайшее время мы хотим представить это издание нашим читателям. А теперь мы публикуем новую статью ученого, посвященную сравнению идеологических постулатов евразийства и сталинизма — что сближало, а что разделяло господствующую в СССР доктрину марксизма и одно из наиболее популярных течений в русской эмиграции, обретшее вторую жизнь в постсоветской России.
Обсуждение
Пишите нам свое мнение о прочитанном материале. Во избежание конфликтов offtopic все сообщения от читателей проходят обязательную премодерацию. Наиболее интересные и продвигающие комментарии будут опубликованы здесь. Приветствуется аргументированная критика. Сообщения: «Дурак!» – «Сам дурак!» к публикации не допускаются.
Без модерации вы можете комментировать в нашем Телеграм-канале, а также в сообществе Русская Истина в ВК. Добро пожаловать!
Также Вы можете присылать нам свое развернутое мнение в виде статьи или поста в блоге.
Чувствуете в себе силы, мысль бьет ключом? Становитесь нашим автором!