Я хорошо помню обстоятельства, приведшие к созданию доклада «Контрреформация». Лично для меня эти обстоятельства наступили в 2002 году, когда я познакомился с Михаилом Ремизовым. Я тогда работал в аппарате Социал-демократической партии России.
***
В конце 1999 года, будучи крайне разочарованным в «старой» Социал-демократической партии, в которой я состоял почти с начала ее основания, я встретился с Михаилом Горбачевым и смог убедить его в необходимости создания новой социал-демократической партии. И с 2000 по 2003 годы я был членом этой «новой» партии и работал в ее аппарате, занимаясь идеологическими и политтехнологическими вопросами.
В то время мне довольно часто приходилось бывать в офисе Горбачев-Фонда на Аэропорте. И вот на обсуждении программы Сергея Глазьева на выборах в губернаторы Красноярского края я познакомился с Михаилом Ремизовым. Мы начали общаться и обнаружили, что наши взгляды во многом близки.
К тому времени я уже больше 10 лет занимался политикой. За эти годы у меня сформировались вполне определенные политические убеждения. Впрочем, они и сейчас не изменились. Я был крайне негативно настроен к ельцинскому режиму, к гайдаровским «реформам», чубайсовской приватизации и залоговым аукционам.
С 1990 по 1993 я в разных формах сотрудничал с Верховным Советом России. В частности, в 1993 году я участвовал в разработке пропагандистской кампании Верховного Совета к референдуму «о доверии». Я работал с Верховным Советом вплоть до сентябрьско-октябрьского госпереворота.
По своим политическим взглядам я уже тогда был твердым приверженцем социальной справедливости, что и приводило меня в социал-демократические партии. Одновременно с этим, я придерживался национал-патриотических и консервативных взглядов. В те времена такую идеологию было принято называть «социал-патриотической».
К тому времени у меня уже был довольно большой опыт участия в избирательных и других политтехнологических кампаниях. Также я много лет участвовал в разных политических и экспертных клубах, в том числе и качестве модератора.
Одним из моих важнейших интересов тогда, как, впрочем, и теперь, была критика «реформаторской деятельности» захватившей страну в 1991 году либеральной клики и разработка альтернативных путей реформирования российского общества.
Собственно, и экспертные семинары наши выросли в 1989 году из того, что мы с моими тогдашними друзьями и коллегами начали понимать, куда планируют вести нашу страну «демократы» и «либералы».
На государственный переворот 1991 года мы с друзьями отреагировали коллективным докладом «Реалистический манифест». В 1992 году мы написали еще несколько текстов, из которых самые важные – «Нужны ли нам реформы?», и «Как нам реорганизовать Госснаб?».
В 2000 – 2003 годах я вернулся к концептуально-идеологической работе, написав проект программы СДПР «Пора вернуть эту землю себе!».
В целом к моменту нашей встречи с Ремизовым я был уже вполне сформировавшимся «идеологическим работником», политтехнологом и публицистом.
Примерно через год после нашего знакомства Ремизов стал меня приглашать в Фонд эффективной политики, где он тогда работал заведующим отделом политики Русского журнала, на экспертный семинар. Поначалу семинар назывался «РЖ-сценарии». Там я познакомился с Егором Холмогоровым, Константином Крыловым и Владимиром Голышевым. Там же я встретил своего давнего знакомого, сына моего старшего товарища Вадима Межуева, Бориса Межуева. Кажется, там же был и мой бывший студент по МНЭПУ Павел Святенков. Постепенно мы все начали встречаться и подружились. Все это происходило в 2003 году.
В 2003 же году я принял участие в знаменитом докладе Совета по национальной стратегии «Государство и олигархия». Кроме того, помощники Сергея Глазьева пригласили меня принять участие в избирательной кампании в Госдуму блока, который должен был возглавить Глазьев. Впоследствии блок стал называться «Родина».
В августе в ходе избирательной кампании «Родины» я стал вести политический экспертный клуб «Товарищ». Одновременно мне поручили готовить аналитические и идеологические материалы для сайта «Товарищ». Я сразу пригласил своих новых друзей участвовать в клубе и писать материалы на сайт. В течение избирательной кампании сайт платил авторам гонорары.
За время избирательной кампании «Родины» я опубликовал на «Товарище» несколько важных для меня идеологических материалов: «Качество жизни как русская национальная идея»
, «Демократическое национальное государство и социально-рыночная экономика»
, «Что такое социальная справедливость»
, «Параметры социально-патриотического синтеза»
два текста под названием «Идеология блока Глазьева» (http://www.ctvr.ru/experts/2003/8/13/2868.html, http://www.ctvr.ru/experts/2003/9/8/3585.html).
Приблизительно в это же время Ремизов открыл на РЖ дискуссию о консерватизме. В ее рамках я написал текст «Консерватизм и социал-демократия – параметры альянса».
Называю здесь только тексты, которые, как и поименованные выше тексты 1991-1993 годов имеют некоторое отношение к тогда еще будущему докладу «Контрреформация».
Обнаружив в рамках дискуссии о консерватизме, что взгляды большинства участников «РЖ-сценариев» чрезвычайно близки, Ремизов организовал Консервативный пресс-клуб. Нам удалось провести на территории ФЭПа два заседания КПК. Но потом Глеб Олегович Павловский в своей характерной манере, то есть безо всяких объяснений, неожиданно уволил Ремизова. Поэтому третье и, к сожалению, последнее заседание КПК произошло уже весной 2004 года в гостинице Свято-Данилова монастыря. Его профинансировал Станислав Белковский.
Клуб же «Товарищ» продолжал свои заседания и после завершения осенью 2003 года избирательной кампании в Госдуму. Мне даже удалось восстановить заново и сайт «Товарищ». Правда, уже под другим адресом. Мы встречались довольно часто – то раз в неделю, то раз в две недели. Дискуссии записывались на диктофон. Потом Михаил Денисов расшифровывал их, и мы выкладывали их на сайте «Товарищ».
Весной 2004 года мы со Станиславом Белковским и Татьяной Шлихтер занялись организацией Института национальной стратегии. Нам удалось также убедить Станислава Александровича восстановить сайт АПН.ру, который Белковский решил закрыть. Я рекомендовал Белковскому взять на работу в ИНС и на АПН моих друзей и коллег по клубу «Товарищ» и по КПК – Ремизова, Межуева, Голышева, Святенкова, Крылова и Холмогорова.
Поначалу Белковский согласился только на Ремизова и Святенкова. Но в течение нескольких лет все перечисленные, кроме Холмогорова, стали у нас работать. Потихоньку на территорию ИНС перебрался и клуб «Товарищ». В нашем зале проводились и круглые столы ИНС, и круглые столы АПН, и заседания клуба «Товарищ». Мои коллеги по «Товарищу» и КПК постепенно стали постоянными авторами АПН.
В 2004 году примерно тем же коллективом, что впоследствии участвовал в создании доклада «Контрреформация», был подготовлен еще один очень, на мой взгляд, сильный манифест – доклад ИНС «Новейшее Средневековье».
***
А потом в Киеве произошел первый Майдан и оранжевая революция. Тут между нами появились первые серьезные разногласия. Наш соавтор по «Новейшему Средневековью» Станислав Белковский неожиданно для нас всех оказался энтузиастом Майдана и оранжевой революции. Но должен отдать Станиславу Александровичу должное. Белковский не препятствовал публикации на страницах АПН крайне антимайданных и антиоранжевых по духу текстов участников клуба «Товарищ» и КПК. Кстати, чуть не забыл. К тому времени мы уже больше года как стали называть себя «младоконсерваторами».
Помимо публикации статей на АПН мы несколько раз обсуждали украинские события на клубе «Товарищ». И договорились «учинить что-нибудь антиоранжевое». Этим «чем-то» и оказались уже в 2005 году Консервативное совещание и его доклад «Контрреформация».
Идейный смысл доклада и его политическая направленность мне и тогда и сейчас совершенно очевидны. Доклад «Контрреформация» – это манифест просвещенного консерватизма, национальной, демократической и социальной направленности.
В определенном смысле, доклад является политической и, пожалуй, даже партийной программой. Разумеется, это верно лишь отчасти. Доклад представляет собой, если выражаться в духе немецкой политической традиции, только программу принципов. Конкретной программы действий в нем, конечно же, нет.
И, тем не менее, это именно политическая программа, хотя и с философскими обертонами, а не программа чисто историософская или социально-философская. Высказанное в докладе негативное отношение к оранжевым революциям на постсоветском пространстве и к их опасности в России, равно как и негативное отношение к либеральной оппозиции и к основополагающей либеральной тенденции в постельцинской российской власти, являются чисто политическими тезисами.
Анализ четырехсотлетней истории российского «реформизма сверху» носит, конечно, историософский и методологический характер. Однако этот анализ «заточен» под политические цели. Аналогичное рассуждение верно и относительно представленной в докладе методологии «правильного» проведения реформ, того, что можно назвать в собственном смысле «политикой Контрреформации». Причем, эта методология, имея, так сказать, «социально-инженерный» характер, является, несмотря на всю свою философскую тонкость и глубину, еще более политической, чем анализ ситуации.
И уж несомненно политический характер имеет проведенный в конце доклада анализ понятия «национального государства» и целевой тезис о необходимости учреждения национального государства в России – и как того, что нужно нашей стране для ее полноценного существования, и как необходимого условия возможности проведения политики контрреформации.
Другой вопрос, на какие целевые аудитории был рассчитан этот манифест и каков успех его воздействия на эти аудитории.
Думаю, что не открою большого секрета, сказав, что я не принимал участия ни в одном из заседаний Консервативного совещания, включая те заседания, на которых обсуждался доклад «Контрреформация» и не написал в тексте доклада ни строчки. Так что все мое «авторство» заключается в том, что я, рассматривая доклад «Контрреформация» как коллективное политическое заявление, твердо высказал желание поддержать это заявление и присоединиться к нему.
Это мое желание было положительно воспринято частью авторов, участвовавших в Консервативном совещании, и поставивших свои подписи под докладом. Другая же часть авторов отнеслась к нему резко отрицательно. Можно сказать, что мое желание подписать доклад «Контрреформация», в некотором смысле, «внесло раскол» в состав участников Консервативного совещания. Впрочем, в том, что после публикации доклада Консервативное совещание более не собиралось, а «раскол» достиг масштаба начисто испорченных отношений между его былыми участниками, моей ответственности точно нет.
***
Вообще, история моего «неучастия» в Консервативном совещании и по сей день остается для меня достаточно загадочной. Я остановился в своем изложении обстоятельств, приведших к созданию доклада, на том, что мы с моими товарищами договорились в начале 2005 года «провести через месяц-другой что-нибудь антиоранжевое». И вот после одного из заседаний клуба «Товарищ» один из участников заседания сообщил мне, что Егор Холмогоров наконец-то начал давно обещанное «антиоранжевое обсуждение».
Когда я обрадовался и предложил моему товарищу поехать туда вместе, я неожиданно услышал, что «вообще-то они не хотят тебя там видеть». Я немного удивился. К описанному моменту у меня были самые дружеские отношения с Крыловым и Холмогоровым. Мы часто встречались, ходили к друг другу в гости, вместе отмечали праздники. Холмогоров был с супругой у меня в гостях буквально за месяц до того. А с Межуевым, Голышевым, Ремизовым и Святенковым мы не только дружили, но и работали вместе в одной и той же, причем, небольшой, организации.
Объяснений от Холмогорова я так и не дождался. Более того, когда мы с ним встретились, и я сказал ему: «Что тебе мешало позвонить мне и объяснить причины, чтобы не создавать повода для возможного конфликта?», он мне ответил: «А я и не собирался тебе звонить!». На мое предложение проводить заседание Консервативного совещания не на окраине, довольно далеко от метро, а в нашем офисе в центре города, мне было отвечено, что заседания специально проводятся в не очень удобном месте, чтобы участники «могли принести хоть какую-то жертву».
Впрочем, это не помешало авторам доклада провести его заключительное обсуждение именно в нашем офисе. Причем, мое неучастие было обеспечено тем, что мне сказали – все расходятся по домам. Причем после моего разговора с участниками совещания о том, что я крайне недоволен своим неучастием. Причем мне сообщили, что все в порядке, и я могу принять участие в КС в ближайшее же время. Правда, потом один из участников передал мне личную просьбу Егора «придти не сегодня, а в следующий раз». На том же заседании, на которое я по просьбе Холмогорова не пришел, было заявлено, что оно является заключительным, и больше заседаний КС не будет. А еще через неделю произошло то обсуждение доклада в офисе ИНС, о котором я говорил выше.
Затем была презентация доклада. Проведена она была на средства ИНС, выделенные по просьбе группы авторов. На этой презентации я заявил, что желаю поставить свою подпись под докладом. Но ответ Егора Холмогорова был таким: он рассматривает это как объявление войны с моей стороны. И это притом, что я получил согласие на участие в авторстве от Крылова, написавшего значительную часть текста и являвшегося автором всей «идеологической схемы» доклада. При этом собственно текст, насколько я вижу сейчас при перечитывании, писали Крылов и Холмогоров, при идейном участии Ремизова. Так что мое желание поставить под докладом свою подпись наряду с еще добрым десятком участников КС, принимавших участие в обсуждении, но в написании текста не участвовавших, было, на мой взгляд, достаточно естественным. С чем, собственно, и согласилась значительная часть участников КС.
Мое желание участвовать в авторстве доклада, в первую очередь, связано с тем, что и тогда, и сейчас, я полностью разделяю все основные положения доклада «Контрреформация». Более того. Текст доклада чрезвычайно сильно перекликается с моими упомянутыми выше текстами как 1991-1993 годов, так и 2003-2004 годов. И, разумеется, значительная часть будущего содержания доклада неоднократно обсуждалась на заседаниях клуба «Товарищ» при моем модераторстве.
Мое отношение к оранжевым революциям сформировалось на год раньше публикации доклада, после моего визита в революционный Киев. В докладе оно отображено совершенно адекватно, и я придерживаюсь этих взглядов с тех пор и по сей день.
Точно также я полностью разделяю содержащуюся в докладе критику идеологии и практики российского реформизма сверху. Я начал разрабатывать такую критику еще в 1991-1992 годах. Этот подход уже содержится в «Реалистическом манифесте», а наиболее подробно и системно он разработан в «Нужны ли нам реформы?». Подход, реализованный в докладе «Контрреформация» Крыловым, кажется мне, в целом, более удачным, чем мой. Особенно хорош сам термин «контрреформация». Но наши подходы не просто чрезвычайно близки, но совпадают в деталях, в чем можно убедиться при сопоставительном анализе наших текстов.
И также я полностью разделяю всю содержащуюся в докладе методологию «правильных» реформ, то, что можно назвать «политикой контрреформации». Этим вопросом я также занимаюсь с 1991-1992 годов. Он разобран мною в «Реалистическом манифесте», в «Нужны ли нам реформы?» и в «Как нам реорганизовать Госснаб?». Я там подробно разбираю и работу с «естественными» процессами, и технику малых шагов, и многое другое. Даже «альтернативная система социального обеспечения» описывается во всех этих трех текстах. Более того, я тогда писал это, пытаясь вооружить депутатов Верховного Совета РФ, придерживавшихся «стихийного градуализма», методологией «альтернативных реформ», которые можно было бы противопоставить гайдаровцам. Ну а в текстах 2003 года я конкретно утверждаю, что градуалистский и эволюционный подход к реформам является важнейшим параметром общности между консерваторами и социал-демократами.
Ну и, наконец, я занимался проблемой национального государства с конца 90-х. В 2003 я посвятил этой теме отдельную статью. Мы неоднократно обсуждали эту тему на клубе «Товарищ» и очень подробно обговаривали ее с Ремизовым при создании доклада «Новейшее Средневековье». Так что холмогоровско-ремизовские размышления о нации и национальном государстве в заключительной части доклада «Контрреформация» мне очень близки.
Помимо этого, мне чрезвычайно близки и многие отдельные идеи, рассыпанные по тексту. Я их сам неоднократно публично высказывал в течение предшествующих лет. Например, замечательная мысль Крылова о том, что «реформаторы» всегда жалуются на нехватку кадров для реформ, но никогда не подпускают к реформаторской деятельности подлинную элиту, принадлежит к числу одной из самых моих любимых мыслей-высказываний. Я уж не говорю о том, что идея «Искусственно организованной бедности» как одной из важнейших составляющих «политики реформ», является просто одним из моих «фирменных знаков».
Я надеюсь, мне удалось объяснить свои мотивы, по которым я заявил о своем желании войти в число авторов доклада.
***
Я полагаю, что доклад был рассчитан на несколько целевых аудиторий. А именно. На верхние эшелоны российской власти, на экспертное сообщество и на национал-патриотическую интеллигенцию в целом. Авторами делались определенные подходы к интеллектуальному окружению Кремля. В частности, насколько мне известно, один из участников КС Михаил Голованов организовал встречу участников Консервативного совещания с Никитой Ивановым, тогда возглавлявшим Лабораторию внешней политики, по слухам, близкую к руководству тогдашней администрации президента.
Сколько я знаю, эти контакты успехом не увенчались. Впрочем, и в экспертном сообществе, и среди националистической интеллигенции доклад особого резонанса не вызвал, несмотря на проделанную авторами работу по его продвижению в целевые аудитории.
Меня это, честно говоря, совсем не удивляет. Точно такая же ситуация была у меня и с «Реалистическим манифестом», и с «Пора вернуть эту землю себе», и с «Новейшим Средневековьем». Несмотря на то, что все эти тексты, на мой взгляд, являются, как и «Контрреформация», блестящими, яркими и содержательными манифестами, но как обществу, так и власти и вообще политическому классу они оказались совершенно не интересны.
Единственный из манифестов, в котором я участвовал, имел действительно большой и скандальный успех. Это – «Государство и олигархия». Но весь этот успех объясняется исключительно, мягко выражаясь, непрофессионализмом пресс-службы ЮКОСа, которая стала нас поливать грязью в интернете, в газетах и журналах и даже с экранов центрального телевидения. Чем, кстати, впоследствии чрезвычайно осложнила жизнь и себе, и всему ЮКОСу в целом.
Мнение о том, что между авторами доклада сразу после его написания произошел раскол на лоялистов и оппозиционеров, является совершенно ошибочным. Такой раскол произошел между авторами доклада «Государство и олигархия». Да и то не сразу, а приблизительно через год после его публикации. Впрочем, не знаю, можно ли считать расколом ситуацию, когда Белковский заявил о своей оппозиционности, подавляющее большинство авторов, прежде всего, Дискин, Хомяков, Марков и Жарихин объявили о своем лоялизме, а остальные авторы, включая меня, остались нейтральными.
Среди авторов «Контрреформации» оппозиционером заявил себя, вскорости после публикации доклада, только Голышев. А лоялистом не объявил себя практически никто, за исключением, разве что, имевших достаточно косвенное отношение к докладу, Аверьянова и Малера. Все основное ядро авторов, то есть Крылов, Холмогоров, Ремизов, Межуев, Святенков, да и я, если, конечно, меня можно считать автором, довольно много лет в вопросе о противостоянии власти и оппозиции сохраняли нейтралитет. Именно такой нейтралитет, какой и являлся, на мой взгляд, основным политическим посылом доклада.
Все остальное произошло гораздо позже. И эпизод 2012-2013 года, когда Крылов кричал на митингах «Путин – вон!», и поступление Ремизова и Межуева на работу в структуры, близкие к Кремлю. Непосредственно же после выхода доклада, когда Олег Кашин писал на авторов «Контрреформации», включая меня, публичные политические доносы с обвинением в «национал-оранжизме», это вызывало у нас только юмористические чувства. Подобные чувствам, испытанным в 2003 году, когда Чубайс обвинил «Родину» в «национал-социализме».
Разлад в отношениях между авторами доклада действительно наступил. Но он носил не идеологический, а чисто личный характер. Подобные проблемы довольно часто, к сожалению, сопровождают создание даже самых лучших политических манифестов. Так, часть авторов «Реалистического манифеста» использовала его текст для укрепления своего положения в «Гражданском союзе», РСПП и Верховном Совете РФ, для получения выгодных контрактов от директоров и губернаторов, оттеснив от всего этого других авторов.
А, например, после «Новейшего Средневековья», где, по моей оценке, лучшие куски были написаны Холмогоровым и мною, мы с ним были отстранены от участия в других докладах ИНС, которые Белковский и Ремизов заказывали авторам уже без нас.
Совершенно аналогичные проблемы возникли и при написании «Контрреформации». Например, помимо уже описанных выше проблем между мною и Холмогоровым, были еще проблемы между Головановым, Холмогоровым и Крыловым. Голованов, не написавший в тексте ни строчки, требовал, чтобы доклад презентовали не Крылов с Холмогоровым, а он, Голованов. Используя при этом крайне смехотворные и оскорбительные аргументы в адрес Крылова.
Понятно, что подобные истории дружбу в коллективе не укрепляют. И поэтому мне представляется весьма странным мнение некоторых моих товарищей, которые считают, что если бы авторы доклада пренебрегли конфликтами и сохранили исходную общность «младоконсерваторов», то влияние доклада и младоконсервативного круга как такового было бы гораздо больше.
Завершая. Версия о том, что за прошедшее десятилетие действующая российская власть осуществила ту контрреформацию, к которой призывали авторы доклада, представляется мне совершенно не состоятельной. Когда авторы «Контрреформации» заявляли о себе как о «третьей силе», одинаково противостоящей как либеральной власти, так и либеральной оппозиции, они были совершенно правы. И эта правота, со временем, на мой взгляд, не изменилась.
Другое дело, что эта третья сила как была, так и осталась чрезвычайно маловлиятельной. При том, что значительная часть нашего народа разделяет основные тезисы доклада «Контрреформация», как и остальных перечисленных мною докладов, но об этом наш народ не знает. И продолжает голосовать за Путина и «Единую Россию».
При этом, насколько я понимаю, наш Президент и руководство «Единой России» не только не знакомы со всеми перечисленными манифестами, но и не солидарны со многим из того, что в них написано. Правда, в некоторых очень важных вопросах наша точка зрения вполне совпадает с позицией нашей власти. В области внешней политики Путин всегда высказывался в таком направлении, которое мы не могли не поддержать. А уж его сегодняшнее развитие того, что было изначально сформулировано в Мюнхенской речи, я полагаю, у всех нас вызывает восторг.
То же самое, разумеется, относится и к воссоединению Крыма с Россией. Хотя это воссоединение отчасти напоминает описанный в докладе «эффект Победы», когда серьезные военные успехи возвращают доверие народа власти, до того полностью скомпрометированной «политикой реформ», в данном случае эта аналогия не совсем уместна.
Мирное, без единого выстрела воссоединение Крыма и всероссийские шествия «Бессмертного полка», действительно, создали очень серьезное единение между нашей властью и нашим народом. И эффект этого единения совсем иной, чем описанный в докладе «эффект Победы». Это уже близко к тому, что в докладе описывается как формирование политической нации.
Однако в своей экономической и социальной политике наша власть продолжает оставаться совершенно либеральной, ничем в этом не отличаясь от либеральной оппозиции. Другое дело, что эффект второго Майдана в Киеве полностью убедил большинство нашего народа в том, что оранжевые революции и майданы разрушительны и контрпродуктивны.
Поэтому сегодня путинское большинство, с одной стороны, является полностью «крымнашистским», а, с другой стороны, продолжает ждать от власти «правильных», антилиберальных, социально и национально-ориентированных реформ. В общем-то именно тех, которые описаны в «Контрреформации» и в других названных мною манифестах. И в случае, если эти народные чаяния так и не будут удовлетворены, возможно возникновение очень серьезных проблем во взаимоотношениях общества и власти.
Доклад «Контрреформация» – чрезвычайно важное звено в цепи социал-консервативных и социал-патриотических манифестов. В нем точно и тонко прочувствованы настроения нашего народа, сформулированы проблемы, стоящие перед нашей страной, и намечены пути к их разрешению. И мне очень жалко, что все это пока не привело к достойным результатам.
