Недавно на сайте «Русская Истина» была опубликована статья публициста Дмитрия Юрьева «Лжехристы и антихристы: от кого нужно защищать традиционные ценности России». Она посвящена вопросу о соотношении христианских традиционных ценностей и «традиционализма Рене Генона», в частности, в версии Александра Дугина. Так сказано в редакционном предисловии к статье. Сам автор в тексте идет дальше и называет в качестве предмета своей критики «традиционализм» и одновременно – «дугинизм-генонизм». Таким образом, он отождествляет наследие Рене Генона (которого он называет теософом и масоном, хотя сам Генон подверг эти явления уничтожающей критике после краткого периода увлечения ими), так называемый «традиционализм» и идеологию Дугина (в которой Генон – лишь часть огромной и парадоксальной мозаики, где он соседствует, например, с Ги Дебором, Германом Виртом и даже Алистером Кроули ).
Вопрос о соотношении христианства и учения Рене Генона (хотя сам он никогда бы так не выразился, поскольку не считал себя создателем какой-либо доктрины!) очень сложен и неоднозначен. С одной стороны Рене Генон, крещеный в детстве и выросший в лоне католической церкви, в 1912 году принял ислам, а в 1930 уехал в Египет, где стал вести жизнь правоверного мусульманина. С другой стороны, и живя на Востоке, он печатался в католических журналах, дружил с западными богословами-католиками, а его книги подтолкнули к переходу в христианство (причем не только в католичество но и даже в православие!) многих интеллектуалов Запада. К православным французским генонистам относится Жан Бьес, а к католическим – Жан Борель. Признавался во влиянии на него книг Генона американский «столп» православия Серафим (Юджин) Роуз[1].
Безусловно, этот вопрос требует отдельного обстоятельного обсуждения. Было бы правильным посвятить ему особую статью. В этой же небольшой заметке я хотел бы поднять другой вопрос: верно ли приписывать Генону создание некоей идеологии «интегрального традиционализма» или просто «традиционализма» и имеет ли учение Генона какое-либо отношение к сегодняшней апологии милитаризма, империализма и ультрапатриотизма, которая льется из уст тех, кто называет себя «генонистами»?
***
Каирский суфий Абдуль Вахид Яхья, которого некогда, во время его жизни в Франции, звали Рене Генон, умер, когда до его относительно широкой популярности в России было еще полвека. Популярностью этой он обязан, как известно, Александру Дугину, который, правда, издал лишь одну раннюю книгу Генона – «Кризис современного мира» в переводе Н.В. Мелентьевой (большинство трудов Генона выходили в издательстве «Беловодье» в переводе доктора философских наук Т.Б. Любимовой[2], хотя Дугин в начале 1990-х уверял, что издательство «Арктогея» создано для напечатания всех сочинений мэтра). Зато Дугин издал немалое количество своих статьей и книг о Геноне и традиционализме и широкая интеллектуальная публика в нашей стране судила и судит о Геноне, как правило, через призму интерпретаций Дугина. Более того, Дугину почти удалось, так сказать, «монополизировать Генона. При упоминании имени французского метафизика у большинство «сведущих» россиян возникает стойкая ассоциация исключительно с А.Г. Дугиным, несмотря на то, что существовали и другие течения и мэтры российского генонизма. Достаточно указать на поэта, писателя, переводчика и философа Юрия Стефанова, чьим учеником был издатель уже, пожалуй, легендарной «Волшебной Горы» Артур Медведев.
Генона в некоторых кругах сравнивают с Марксом. Не знаю, насколько оправданы такие сравнения, но уверен, что в одном они были близки. Про Маркса говорят, что на склоне лет, прочитав брошюрку своих молодых последователей, которые именовали себя марксистами, он раздраженно воскликнул: «если эти граждане марксисты, то я не марксист!». И так же, как Маркс отказывался считать себя марксистом, сам Генон (а не его сконструированный в реторте дугинизма гомункул-двойник) никогда бы не причислил себя к традиционалистам и с ужасом отмежевался бы от «философии традиционализма» (именно такое название имеет одна из книг А.Г. Дугина). Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно просто прочитать книги Рене Генона (чего, боюсь, не делали большинство наших «генонистов»).
В одном из его главных трудов «Царстве количества и знамениях времени» (1945) имеется глава 31, которая так и называется «Традиция и традиционализм». В ней Генон прямо открещивается от критиков современной западной цивилизации, которые именуют себя «традиционалистами», проповедуют «традиционализм», критикуя прогресс и материализм, превозносят «традиционное общество», основанное на «религиозных ценностях» и метают о его воссоздании политическими средствами. С откровенным презрением Генон отзывается о тех, для кого важны национализм, патриотизм и вообще – всякая политика, и кто верит в существование «философских традиций» или «национальных традиций» и уж тем более готов их отстаивать и защищать. Процитирую Генона: «Если бы все то, что проистекает от чисто человеческого порядка, не квалифицировалось явным образом как традиционное, то в таком случае не было бы, например, «философской традиции» или «научной традиции» в современном и профанном смысле этого слова; и, разумеется, тем более не было бы «политической традиции», по крайней мере там, где отсутствует всякая традиционная социальная организация, как это и происходит в современном западном мире».
Заметим, что под «западным миром» здесь понимается не географический Запад, а все страны, где господствует профанная, материалистическая цивилизация, включая, конечно, и Россию (и современную Генону, и нынешнюю). Генон продолжает: «…доходит до того, что имя «традиции» применяется к вещам, которые по самой своей природе настолько явно антитрадиционны, насколько это возможно: говорят о … «национальной традиции», тогда как … установление «национальностей» было средством, используемым для разрушения социальной традиционной организации Средних Веков».
Сами термины «традиционализм» и «традиционалист» вызывали у Генона отторжение и уж, разумеется, он был бы, повторю, против того, чтобы его с ними ассоциировали. «Слово «традиционализм» в действительности означает лишь тенденцию, которая может быть более или менее неясной и плохо примененной, потому что она не предполагает никакого действительного знания традиционных истин…» – пишет он и дополняет: «Те, о которых мы только что говорили, могут быть названы «традиционалистами» в собственном смысле слова, то есть им присуще нечто вроде стремления или тенденции к традиции без всякого реального знания о ней; этим можно мерить все расстояние, отделяющее «традиционалистский» дух от истинного традиционного духа….».
Наконец, очень показательна такая цитата: «Всякое «традиционалистское» направление, естественно, должно себя объявлять «антисовременным», но несомненно, оно не в меньшей степени может быть заражено современными идеями в более или менее ослабленной форме».
Почему же Генон был так непримирим к тем, кого мы привыкли называть традиционалистами и консерваторами (каковых немало и в современной России, причем, многие из них, как видим, объявляют себя «последователями Генона»)? Все дело в том, что в слова «традиция», «традиционный» он вкладывал совершено особый смысл, не имеющий связи с тем, что понимается под ними в современном обществе. Российская философская энциклопедия формулирует общепринятое мнение так: «Традиция (от лат. traditio — передача, предание) — способ бытия и воспроизводства элементов социального и культурного наследия, фиксирующий устойчивость и преемственность опыта поколений, времен и эпох… аккумулирует … систему норм, обычаев и мировоззренческих установок, составляющих наиболее значимую часть “классического” наследия данного социума… в т. н. примитивных, архаичных обществах… регулирующая роль и мироустроительная функция традиции приобретают универсальный масштаб…»[3]. Рене Генон считал такое понимание традиции вульгарным: «Любое злоупотребление словом «традиция» может в той или иной степени служить этой цели, начиная с наиболее вульгарного, а именно с того, что является синонимом «обычая» или «привычки», производя тем самым смешение традиции с вещами самого низкого человеческого уровня…».
Далее, современные интеллектуалы, как правило, отождествляют традиционное общество с обществом, где господствующую роль играют религиозное мировоззрение и религиозные организации (вроде христианской церкви). Вместе с тем отношение Генона к религии в ее обычном, общепринятом понимании тоже было остаточно сложным. Татьяна Борисовна Любимова – российский философ и переводчик Генона, блестяще знающая его труды, пишет об этом в своей работе «Генон о Традиции»: «…Генон не называет восточные метафизические доктрины религиями в обыденном, привычном для нас смысле этого слова. Религии для него – это только иудаизм, христианство и ислам, поскольку в них речь идет о спасении индивидуального человеческого существа, причем это существо берется в его частных, обусловленных данным состоянием существования определениях… Речь никогда не идет в этом случае об избавлении его от частных индивидуальных ограничений… Религии относятся, в силу этого, к экзотерическому порядку, а не к эзотеризму, который один лишь интересует истинного метафизика».
По Генону, вполне может существовать общество, где сохранились религиозные институты и где даже они являются господствующими и значительно влияют на политику и экономику, но при этом оно не будет являться традиционным в том смысле слова, который использовал Генон. Таковым нетрадиционным «традиционным обществом», по Генону, являлось дореволюционное французское королевство с XVII века, ибо последней инициатической организацией Запада Генон считал братство «вольных каменщиков», которое, по его уверениям, еще в XVII веке утеряло связь с Традицией[4].
Что же это за смысл? Конечно, здесь не место для подробного изложения трудов Генона, но сказать об этом несколько слов необходимо.
По убеждению Генона, высшая Истина содержится в «метафизике» или примордиальной Традиции (не имеющей никакого отношения к метафизике в аристотелевском, схоластическом[5] или картезианском смысле). Это – особый род знания, гнозис, который можно передать только инициатическим путем, от учителя к ученику, в рамках эзотерических тайных обществ, каковые есть или некогда были в пространстве любой экзотерической религии (суфийские тарикаты, орден розенкрейцеров[6], православные исихасты, иудейские каббалисты). В максимально чистом виде «метафизика» по Генону содержится в учениях школ индуизма и прежде всего – веданте, большим знатоком которой был Рене Генон (по мнению его биографа Поля Шакорнака наставником молодого Генона в Париже был анонимный индус, принадлежавший к школе адвайта-веданты[7]).
В своих трудах Генон стремился показать тождество мистических учений Запада с ведантой (что явилось основной причиной разногласий Генона с католическими мыслителями – «традиционалистами» вроде Жака Маритена и обвинениями – думаю, справедливыми! – что он недооценивал значения мировоззренческой революции христианства [8]).
Этот гнозис у Генона носит символический характер и в логической, узко рациональной форме невыразим. Разумеется, для его понимания требуются определенные теоретические знания и философия в эпоху Пифагора, считал он, и была таким предуготовлением к инициации. Точно так же следует понимать, по Генону, слова Климента Александрийского о христианской философии как «педагоге, ведущем ко Христу»). Однако отделившись от мистических практик, философия, согласно Генону, превратилась в пустое занятие, не ведущее к Истине, ибо «ветхий человек», не прошедший инициатическое перерождение, основываясь на своем индивидуальном рассудке, Истину (то есть Традицию) постичь не способен.
Можно с этим соглашаться или не соглашаться, но очевидно, что человек, стоящий на такой точке зрения, не будет создавать свою философскую и идеологическую систему (вроде «традиционализма»). Ибо подобная система всегда несет в себе претензию на истину, которой может обладать индивидуальный человеческий разум, а, по Генону, это просто абсурд. Поэтому я ранее и заметил, что выражение «философия традиционализма», принадлежащее Александру Дугину, у самого Генона вызвало бы ужас. Единственное, что может сделать человек, желающий прикоснуться к Традиции – найти тайное общество, члены которого по его убеждению причастны к искомому эзотерическому метафизическому гнозису и пройти в нем инициацию. Что Генон и сделал в 1912 году, приняв посвящение в ордене Шазилийя через европейского суфия Абдуль Хади (принявшего ислам шведского художника Иоганна Агели, ученика шейха аль-Кебира).
Выбор ислама был у Генона связан с двумя обстоятельствами. Первое – он считал, что западное христианство лишь в средние века было связано с традиционным гнозисом, а теперь эта нить разорвана. И второе – индуизм (который Генон считал наиболее «чистой» метафизикой) европейцу принять нельзя, для этого нужно родиться в Индии. Отсюда уход в исламский эзотеризм – суфизм (Генон был уверен, что учение Ибн-Араби мало чем отличается от «метафизики веданты»).
Генон считал своей миссией приобщить людей Запада к «восточной метафизике», к Традиции, связь с которой они утеряли и пошли по пути создания антитрадиционного профанного материалистического общества. Более того, он мечтал о воссоздании традиционной элиты на Западе. Но это не имело никакого отношения к идеям Консервативной Революции, как их трактует Дугин. В «Кризисе современного мира» Генон прямо говорит о невозможности восстановить Традицию путем социальных и политических преобразований: «за счет …. второстепенности социальный уровень ни в коем случае не может стать той областью, с которой должно начаться исправление актуального положения дел в современном мире. Если бы все же это исправление началось именно с социальной сферы, с исправления следствий, а не причин, оно не имело бы никакого серьезного основания и, в конце концов, оказалось бы очередной иллюзией».
Речь у Генона идет исключительно о передаче католическим мыслителям и богословам «гносиса» от представителей исламского либо индийского, либо дальневосточного эзотеризма. Таким образом политикой Генон не интересовался, средневековое общество возрождать не призывал и, судя по его словам в «Царстве количества», не просто был убежден, что антитрадиционное вырождение Запада не остановить, но и считал, что материализм и сциентизм, при всей их вырожденности, по-своему необходимы, потому что к концу «исторического цикла» должны раскрыться все потенции. Генон неоднократно критиковал своего корреспондента и «ученика-еретика» Юлиуса Эволу за его увлечение политикой и фашистскими идеологиями. Биографы Генона утверждают даже, что французский мистик разорвал из-за этого отношения с Эволой. О презрительном отношении Генона к немецкому нацизму и его мистическим исканиям говорит следующая известная цитата из Генона: «Мы здесь никак не намекаем на совершенно искусственное использование свастики, в частности, некоторыми немецкими политическими группировками, которые совершенно произвольно превратили ее в знак антисемитизма — под тем предлогом, что данная эмблема присуща так называемой «арийской расе». Все это из области чистой фантазии».
О полной аполитичности Генона можно судить и по следующему факту: свою главную книгу – «Царство количества и знамения времени» он пишет в годы II мировой войны и выпускает в свет в 1945 году. Тем не менее вы не найдете в ней ни одного упоминания об этой войне, а также о Сталине и Гитлере, Германии и СССР, социализме и капитализме, коммунистах и фашистах. Генон рассуждает там о Традиции, инициациях и контринициациях, Брахме и Пуруше, символизме ремесел, прогрессе и промышленности. Сухой, спокойный, даже бесстрастный стиль… Такая книга вполне могла быть написана и в 1925 году, и в 1905 и в 1885… Поневоле вспоминаются слова Ницше о высоте «6000 футов над уровнем моря и гораздо выше всего человеческого».
***
Итак, можно не во всем соглашаться с Рене Геноном (хотя я полагаю, что и в этом случае чтение его трудов принесет несомненную пользу!), но очевидно одно: никаким традиционалистом, консервативным революционером, носителем право-консервативных политических взглядов Генон, конечно, не был. Современные российские ультраправые политики и публицисты, постоянно апеллирующие к Генону, при этом объявляют себя рьяными патриотами, упрекают своих оппонентов в недостаточном патриотизме и даже грозят им за это всевозможными карами. Такое ощущение, что они очень невнимательно читали мэтра. Патриотизм и национализм для Генона – порождения современного мира (как оно и есть на самом деле; впервые патриотами в современном смысле стали называть себя французские революционеры, которые боролись со сторонниками короля под лозунгом: «Да здравствует нация!»). Точно также трудно найти у Генона оправдание взгляда на военный конфликт как на борьбу начал добра и зла. Силы Традиции и контртрадиции, по Генону, борются друг с другом на совсем ином уровне бытия, не имеющем отношения к политическим и геополитическим столкновениям.
Как правильно отмечал исследователь традиционализма Марк Сэджвик, идеи политического традиционализма восходят, скорее, к Юлиусу Эволе, отношения с которым у Генона были очень сложными и в конце концов прервались. Но по ряду причин российские «политические генонисты» зваться «эволаистами» ни в коем случае не желают…
Конечно, каждый может зваться как угодно и вправе исповедовать любые взгляды, если они совсем уж не противоречат закону и нравственности. Единственное, к чему я хотел призвать наших оппонентов – оставить в покое имя парижского мистика и каирского суфия, которое они настойчиво пытаются привязать к громыхающей колеснице российского правобуржуазного лоялизма.
А что касается молодых людей, которые «традицию изучали не по Генону», то ради них следовало бы провести объяснительную работу, которую правильно назвать «дедугинизация генонизма».
[1]
Правда, в отличии от Бьеса и Бореля, обратившись в христианство, он перестал быть генонистом
[2]
Среди переводчиков Генона на русский язык отметим еще Ю. Стефанова и В. Быстрова.
[3]
Новая философская энциклопедия: В 4 томах. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.
[4]
В «Кризисе современного мира» Генон говорит даже о XIII или XIV вв., видимо, имея в виду уничтожение ордена тамплиеров.
[5]
Хотя язык Аристотеля и схоластов Генон использовал как более понятный для людей Запада.
[6]
Генон называл розенкрейцеров «европейскими суфиями» и считал их связующим звеном между Западом и Востоком (в виде исламских суфийских тарикатов).
[7]
Российский традиционалист Олег Фомин считал, что это был Ананда Кумарасвами (Олег Фомин «Очень простая жизнь Рене Генона. К генеалогии традиционализма»).
[8]
Следует сказать, что не все христианские интеллектуалы считают так, Мишель Вальсан доказывал, что христианский эзотеризм по сути своей не противоречит веданте.
