Отвечая в конце 1944 г. на вопросы следствия, Морис Пюжо – ближайший соратник и «подельник» Морраса – призвал не смешивать с расизмом «наш антисемитизм, антисемитизм государства» и пояснил, что последний «требует мер порядка для особой ситуации»[i]. Это ключ к позиции «Action française», но для ее понимания надо вспомнить ситуацию.
К 1940 г. во Франции находилось порядка 300 тысяч евреев[ii] при населении около 40,7 млн. человек. 90 тысяч – потомки нескольких поколений, живших в стране и ассимилировавшихся в культурном отношении, – считались французами иудейского исповедания. Ещё 60 тысяч, в основном выходцы из Центральной и Восточной Европы, представители низших социальных слоёв, получили гражданство в межвоенный период. Остальные 150 тысяч не имели французского подданства. «Среди них было много элементов, которые вишистские власти с полным основанием могли рассматривать как подрывные. Это были бойцы интернациональных бригад из Испании, коммунисты и леваки из захваченных нацистами стран. При всей разношёрстности всех этих людей объединяла ненависть к нацистской Германии; они поддержали губительную для национального единства и обороны страны политику Народного фронта, раздували в предвоенной Франции пламя классовой борьбы, одобрили решение французского правительства начать войну с Германией. <…> С точки зрения французского правительства, эти люди представляли опасность, так как могли спровоцировать немцев на репрессии против французов, а главное – против “своих” коренных евреев. Точно так же, как и режим Виши, довоенные правительства Э. Даладье и П. Рейно опасались этих людей и приняли против них первые меры, облечённые в форму законов: были усилены наблюдавшие за иностранцами подразделения полиции и созданы лагеря для интернированных иностранцев, первыми заключёнными в которых стали бойцы интернациональных бригад и испанские республиканцы; префекты получили право интернировать “любое лицо, представляющее опасность для национальной обороны и общественной безопасности”. Уже к моменту заключения перемирия было интернировано 8 тысяч немецких и австрийских граждан, по большей части антифашистов, из них 5 тысяч были евреи»[iii]. Многие французы, включая евреев, видели в иммигрантах из Германии всего лишь «бошей».
Однородной массой эти люди казались только расистам. Большинство французов считало ассимилированных евреев согражданами. Моррас называл их «хорошо рожденными евреямя» (Juifs bien nés), пояснив: «Это евреи, которые, от рождения чувствуя несравненное благо гостеприимства Франции, старались воздать ей служением, достойным их присутствия» (RGJ, 169). «Не существует “старых евреев”, – возражал ему фанатичный антисемит Люсьен Ребате, – которых можно предпочесть недавно прибывшим под предлогом того, что они два, три века или более того живут на нашей земле»[iv]. Евреи-иммигранты, недавно получившие подданство, но не адаптированные к местным реалиям, традициям и ценностям, оставались чужаками даже для французских евреев. Задолго до войны «Action française» осуждало политику властей, облегчивших процесс натурализации, и требовало пересмотра решений об этом. Большинство евреев без французского гражданства считалось нежелательными иностранцами, как и все иностранцы с аналогичным прошлым. Это определило различное отношение к ним со стороны режима Виши.
Разным было и положение евреев в зависимости от того, где они находились. Самая тяжелая участь ждала их в оккупированной зоне: нацисты начали преследовать евреев, что вызывало протесты Виши, когда это касалось французских граждан. До полной оккупации Франции в ноябре 1942 г. немцы почти не вмешивались в действия властей в свободной зоне, а давление на правительство было связано с действиями его чиновников в оккупированной зоне. Режим Виши проводил политику дискриминации евреев. Однако «обвиняющие Петэна в антисемитизме не могут ответить на главный вопрос, который ставят перед ними оппоненты: как так получилось, что режим во главе с “антисемитом” сумел сохранить жизнь более чем 90% своих соотечественников-евреев и 75% всех евреев, находившихся на территории Франции в годы войны, в то время как в большинстве западноевропейских стран погибло от 100% до 50% от общей численности еврейской диаспоры»[v].
Рассмотрение трагической истории французских евреев в «темные годы» не входит в нашу задачу: на эту тему существует колоссальная литература. Наша задача – рассмотреть отношение «Action française» и Морраса к евреям во Франции (риторику о «еврейском» характере большевизма, мировой плутократии и беллицизма мы оставим без внимания) и к политике режима Виши по отношению к ним.
Отвечая в декабре 1944 г. следствию на обвинения в антисемитизме, с помощью которых его пытались представить пособником нацистов, Моррас изложил свою позицию в меморандуме (RGJ, 156-173). Резюмируем ее.
Тезис первый: «колоссальная еврейско-немецкая сила» укрепляла Германию, одновременно ослабляя соседние страны с помощью революционных идей и движений.
Тезис второй: германский антисемитизм есть порождение германской же идеи «чистой расы».
Тезис третий: «Французский антисемитизм не содержит ничего расистского и отвергает все основания, взятые из биологии».
Тезис четвертый: «Евреи – не такой народ, как другие, потому что у них нет собственной территории. Они живут в чужих странах».
Тезис пятый: во Франции «актив исторического служения евреев мал, чтобы не сказать ничтожен».
Тезис шестой: евреи во Франции – «нация внутри нации, государство внутри государства, сообщество внутри сообщества». Такого положения они достигли благодаря эмансипации во время революции, централизации торговли и банковского дела. Сосредоточив в своих руках деньги, евреи с их помощью проникли в политическую и интеллектуальную сферы, захватывая их благодаря своей сплоченности.
Тезис седьмой: «Еврей, который становится французом, не перестает быть евреем. <…> Еврею нельзя помешать быть евреем. Тогда помешайте ему называться французом. Покончим с юридической фикцией, которая позволяет ему называться французом. Верните ему природную национальность».
Тезис восьмой: «Евреи считают, что французская земля принадлежит их сородичам по божественному праву». Они «имеют моральные и гражданские блага, которые не должны им принадлежать. Любое оспаривание этого присвоения кажется им злодейским и незаконным, восстанием против всех божественных и человеческих законов».
Тезис девятый: получившие гражданство евреи из других стран опасны для Франции, поскольку остаются иностранцами, «соотечественниками всех врагов, которых нам может принести будущее», т.е. прежде всего немцев. «Новоприбывшие евреи вмешиваются в наши ссоры, чтобы ожесточить их, когда не могут обратить их в свою пользу». Моррас напомнил об их роли в антиклерикальных кампаниях и в принятии антицерковных законов, а также о своем осуждении трибуналом под председательством одного из них в 1913 г.
Тезис десятый: политика режима Виши в отношении евреев отвечала национальным интересам. «Антисемитизм государства отобрал у евреев кое-то, что им не принадлежало, что Франция им доверила и чем они злоупотребили». Моррас добавил, что «к несчастью, присутствие оккупантов насильно ввело в статут евреев во Франции слишком много элементов германского антисемитизма».
Моррас не сообщил суду ничего нового и не скрыл ничего из сказанного ранее. Каким бы предосудительным ни считалось сегодня такое отношение к евреям, оно вытекало из его позиции, националистической и ксенофобской в целом, но сугубо политической, ориентированной на сохранение национального единства, чуждой расизма, предполагавшей дискриминиацию и лишение определенных прав, но не призывавшей к насилию. Для Морраса «еврейский вопрос» был лишь одним из порождений политики Французской революции и последующих режимов.
В целях «окончательного решения еврейского вопроса» нацисты хотели распространить действующие в Рейхе законы на все оккупированные, а в будущем и на подконтрольные территории. Вопрос был поднят в самом начале переговоров Отто Абеца с Пьером Лавалем летом 1940 г. Нацистский посол не был фанатиком антисемитизма, но нуждался в быстром и эффектном личном успехе, зная, чтó может понравиться Гитлеру. Французский вице-премьер не был антисемитом (его внешность наводила некоторых на мысль о еврейских или цыганских корнях), но нуждался в согласии немцев на реализацию своих далеко идущих планов и ради этого готов был сделать им «подарок». Абец дал понять, что «подарком» стал бы закон о запрете доступа евреев на службу, причем сделал это по своей инициативе. Лаваль понял намек, считая такой вариант наименьшей из жертв (OAF, 197-201). Дискриминационные законы против детей не-французов и против масонов, которые правительство приняло без всяких подсказок, нацистов не интересовали. Они хотели мер расового характера именно против евреев (чего идеология режима Виши не предусматривала), причем предпочитая делать грязную работу чужими руками. Принятие таких законов распространяло их действие на всю Францию, которое в оккупированной зоне всегда могло быть «усилено».
27 сентября немцы ввели комплекс дискриминационных мер против евреев в оккупированной зоне, несмотря на протест правительства. Подписавший его глава МИД Поль Бодуэн 30 сентября зафиксировал итог обсуждения кабинетом «Закона о статусе евреев», который представил министр юстиции Рафаэль Алибер: «Единственный способ остановить принятие немцами в оккупированной зоне самых жестких антисемитских мер (из Парижа нам сообщили, что это неизбежно) – это объявить ряд ограничений, которые, будучи более умеренными и составленными в ином духе, будут применяться во всей Франции. Составленный Алибером закон слишком суров. Я сказал, что еврейский вопрос должен решаться как любой другой, связанный с иностранцами. Во Франции есть процветающие итальянская и польская колонии, которые не жалуются на свое положение. Пусть будет и еврейская колония. Я предложил считать натурализовавшимися всех евреев, живущих во Франции с определенной даты (я посоветовал 1900 г.), плюс участников войн 1914-1918 и 1939-1940 гг., если они не хотят сохранить еврейскую национальность. Мое предложение не приняли, но я считаю его справедливым»[vi].
Алибер был антисемитом, но маршал поручил ему написать закон не как антисемиту, а как министру юстиции, да и на этот пост назначил не за отношение к евреям. Лично не подверженный антисемитизму Петэн «был слишком человечен, чтобы не мучиться от решений, которые он принимал лишь в силу долга, стремясь оградить нацию от иностранных влияний», а к таковым он и в 1944 г. относил законы в отношении евреев[vii]. «Маршал неохотно подписал их и вскоре пожалел об этом», – утверждал шеф его секретариата Анри дю Мулен де Лабартет[viii]. Почему же подписал? Потому что исходил из национальных интересов, как он их понимал. Этим объясняется запись Бодуэна о том, что при обсуждении «статута» 1 октября «маршал был особенно строг и настаивал, чтобы в министерствах юстиции и просвещения не было ни одного еврея»[ix].
Петэн и министры 3 октября подписали «Закон о статусе евреев» («Первый статут евреев»). Статья 1 определяла «еврея» как «всякое лицо, происходящее от трех дедушек или бабушек еврейской расы или двух бабушек и дедушек той же расы, если его супруг также является евреем». Термина «раса» во французском законодательстве не было, поэтому он мог применяться свободно. Статья 2 перечисляла должности, которые запрещались евреям на государственной службе, в армии (офицеры), в судебной системе и в образовании. Статья 3 делала исключение для ветеранов Первой мировой войны, участников кампании 1939/40 г., отмеченных в приказе, кавалеров Ордена почетного легиона за военные заслуги и Военной медали. Статья 4 предполагала введение процентной нормы для евреев в свободных профессиях и на службе, но не определяла ее. Статья 5 запрещала евреям руководство информационными агентствами и периодическими изданиями («кроме публикаций строго научного характера»), театрами и кинотеатрами, киностудиями, радиостанциями. Статья 6 запрещала их участие в контрольных и дисциплинарных комиссиях организаций, перечисленных в статьях 4 и 5. Статья 7 постановляла уволить в двухмесячный срок всех подпадающих под статьи 2 и 3 с причитающейся пенсией или выходным пособием. Статья 8 допускала личное исключение за особые заслуги в сфере науки, литературы и художеств. Статья 9 распространяла закон на Алжир, колонии, протектораты и подмандатные территории. Текст закона был сообщен в Ватикан и не вызвал возражений. 18 октября он был опубликован в «Journal officiel» вместе с подписанным 4 октября «Законом об иностранных гражданах еврейской расы», позволявшим префектам интернировать их или определять им место жительства.
Дискриминационные законы, суровость положений которых смягчалась необязательностью их исполнения в свободной зоне, защищали евреев от худшей участи. «Евреи не будут ни преследуемы, ни подвергнуты возмутительным притеснениям, – гласило официозное разъяснение. – Им будут предоставлены полная свобода и средства к существованию. <…> Речь о том, чтобы ограничить вторгающееся влияние этого чуждого меньшинства, чтобы ради их собственного блага предотвратить их их вторжение во французскую политику и мысль»[x]. 27 августа был отменен принятый 21 апреля 1939 г. по представлению министра внутренних дел Поля Маршандо закон об уголовном преследовании за «подстрекательство к возбуждению ненависти и раздора между французами по расовым или религиозным мотивам» и объявлена амнистия всем подпавшим под его действие. По этому закону преследованию подлежали «клевета и оскорбления в отношении группы лиц, которые по происхождению принадлежат к одной определенной расе или одной определенной религии, совершенные с целью возбуждения ненависти между гражданами или жителями»[xi].
«Французское государство <…> не покушается ни на религиозную веру евреев, ни на их кровь, ни на их имущество, – писал Моррас. – Оно хочет уберечь дух и благо страны. <…> Мы становимся хозяевами в доме, построенном нашими отцами, которые пролили за него пот и кровь. У нас есть абсолютное право выставить условия кочевникам, которых мы принимаем под наши крыши. Также у нас есть право определить степень гостеприимства, которое мы можем и не предоставлять. <…> Речь не о преследовании, но об установлении равновесия между кочевником и гражданином, французом и иностранцем»[xii].
Следующим шагом стало создание Генерального комиссариата по еврейским вопросам, что однозначно трактуется как антиеврейская акция. Инициатива исходила от зондерфюрера СС Теодора Даннекера, представителя Главного управления имперской безопасности в Париже по «еврейским делам»: 21 января 1941 г. он подал предложение о создании «Центрального еврейского управления» во Франции. Абец лишь 28 февраля провел с ним совещание, в ходе которого стороны договорились о сотрудничестве… против военных властей, не горевших юдофобским энтузиазмом. Посол набросал список французских сотрудников: Марсель Бюкар, Луи Даркье де Пельпуа, Серпей де Гобино (внук автора трактата «О неравенстве рас»), Луи-Фердинанд Селин, – «отмороженные» антисемиты, лично известные Абецу, но обладавшие нулевым политическим и, кроме Селина, интеллектуальным весом. Коллеги скептически оценили Гобино и Селина и предложили добавить – как более респектабельных – обличителей масонства Бернара Фая и Леона де Понсена и антрополога-расиста Жоржа Монтандона (OAF, 314-315).
5 марта Абец сообщил проект вице-премьеру Франсуа Дарлану. Верный своей обычной тактике Дарлан на словах одобрил его, но не спешил выполнять. 20 марта Даннекер пожаловался послу, что «дело не двигается». 29 марта правительство объявило о создании Генерального комиссариата по еврейским вопросам во главе с «правым» депутатом Ксавье Валла, который по требованию нацистов был снят с поста генерального секретаря по делам ветеранов. Репутация антисемита делала его приемлемым для оккупантов, ставленников которых к комиссариату не подпустили. Репутация человека с принципами, верного чести и слову, верующего католика позволяла лидерам еврейской общины надеяться на диалог с Валла; некоторые позже дали показания в его защиту. Моррас приветствовал назначение Валла, «внушающего доверие французским патриотам» (L’AF, 2 апреля 1941; MGA, 247). Новая структура позволяла не только проводить централизованную политику, но и «осуществлять контроль, пусть ограниченный, над антиеврейскими мерами немцев» (OAF, 316-317). Ее дальнейшей централизации служило создание Генерального союза французских иудеев (закон от 29 ноября 1941 г.).
Разработанный Валла «Второй статут евреев» (2 июня 1941) распространялся на бóльшее число людей, чем первый: «еврей» определялся не только по юридически неясному критерию «расы», но и по принадлежности к иудаизму (не-принадлежность доказывалась документом о принадлежности к другой конфессии). Дополнительные декреты ввели ограничение в 2% для евреев в таких профессиях, как юристы, фармацевты, архитекторы, зубные врачи, в 3% для поступающих в лицеи и университеты. Принцип процентной нормы был дискриминационным, однако евреи составляли 0,8 % фактического населения Франции и 0,4 % имевших гражданство. «Еврейское влияние» вытеснялось из экономической жизни путем «арианизации» (фактически конфискации) бизнеса. Последнее вызвало одобрение Морраса: «По счастью, к списку профессий, запрещенных евреям, добавлены банкиры, менялы, коммивояжеры, биржевые маклеры, рекламные агенты, торговцы недвижимостью, организаторы азартных игр и т.д. Нас спросят, что же им остается. Возможность приносить пользу, все профессии реального производства и только они: обрабатывать землю, ловить рыбу, делать, творить, создавать из ничего новые вещи» (L’AF, 17 июня 1941; MGA, 247).
Моррас призвал «правильно поставить еврейский вопрос»: «Речь не о том, чтобы бесчестить расу. Тем более речь не о том, чтобы преследовать или позорить религию. Речь о том, чтобы защитить народ, французский народ, от соседства с народом, который живет среди него как чужеродное тело, поскольку в евреях еврейский характер всегда сильнее французского. Думаю, что знаю исключения. <…> Еврейская кровь? Нет. Это не что-то физическое. Это историческое состояние члена еврейского народа, факт рождения и жизни в этой общине, порой процветающей, порой приниженной, всегда полной жизни. <…> Мы (в оригинале безличное «on» – В.М.) никого не преследуем и не унижаем, когда говорим иностранцу, более или менее ассимилированному или считающему себя таковым: “Вы не француз. Вы принадлежите своему народу. Мы не желаем вам никакого зла. Мы уважаем вашу национальность. Она вам дана. Это благо, скажите, вы этим гордитесь? Так вот что вас утешает. А мы, мы избавляем себя”. Конечно, остается сказать об исключениях. Новый режим их предвидел. Закон относится к этим иностранцам немного по-особому, как и к другим, и в определенных случаях дает им возможность натурализации. Где же ущерб? Где хоть тень зла или несправедливости? Что означают эти крики и слезы?» (L’AF, 30 сентября 1941)[xiii].
После всего, что мы знаем теперь, последние фразы звучат ужасно. Но следует помнить, когда и при каких обстоятельствах они написаны. Моррас одобрял репрессивные меры, которые считал необходимыми для внутренней безопасности страны. Однако он «никогда не призывал к погрому или к депортации евреев», – подчеркнул его биограф Ив Широн[xiv].
Список сокращений
L’AF – газета “L’Action française”
MGA – Michel Grunewald. De la “France d’abord” à la “France seule”. L’Action française face au national-socialisme et au Troisème Reich. Paris, 2019
OAF – Barbara Lambauer. Otto Abetz et les Français, ou l’envers de la Collaboration. Paris, 2001
RGJ – Pour réveiller le Grand Juge. Seconde requête en révision d’un arrét de Cour de Justice par Messieurs Charles Maurras et Maurice Pujo. <Paris>, 1951
[i] Maurice Pujo. “L’Action française” contre l’Allemagne. Mémoire au juge d’instruction. N.p., 1946. Р. 11.
[ii] При отсутствии четкой статистики, которая объединяла бы евреев граждан и не-граждан по этническому и/или конфессиональному признаку, эти данные приблизительны; имеющиеся оценки колеблются между 290 и 330 тысячами человек.
[iii] Бурлаков А.Н. Режим Виши во Франции (1940–1944) и «еврейский вопрос». Часть вторая. Французское государство vs Третий рейх: борьба за спасение французских евреев // CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов. Выпуск XII. M., 2021 (в печати).
[iv] L’intelligence française doit prendre position sur le problème de la race (19 мая 1941) // Lucien Rebatet. Fidelité au national-socialisme. N.p., 2002. P. 136-139.
[v] Бурлаков А.Н. Режим Виши во Франции (1940–1944) и «еврейский вопрос». Часть первая. Маршал Петэн и антисемитизм // CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов. Выпуск XI. М., 2020. С. 110.
[vi] The Private Diaries (March 1940 to January 1941) of Paul Baudouin. London, 1948. Р. 254.
[vii] Amiral Auphan. Histoire élémentaire de Vichy. Paris, 1971. Р. 150-151.
[viii] H. du Moulin de Labarthètr. Le temps des illusions. Souvenirs (Juillet 1940 – April 1942). Genève, 1946. Р. 280
[ix] The Private Diaries of Paul Baudouin. Р. 255.
[x] Agenda de la France Nouvelle. <Toulouse, 1940>. Р. 32.
[xi] Olivier Wormser. Les origines doctrinales de la “Révolution nationale”. Vichy: 10 Juillet 1940 – 31 Mars 1941. Paris, 1971. Р. 109
[xii] Charles Maurras. La seule France. Chronique des jours d’épreuve. <Lyon>, 1941. P. 194, 197, 201.
[xiii] Цит. по: Yves Chiron. La vie de Maurras. Paris, 1999.
[xiv] Там же.
_______________________
Наш проект можно поддержать.
