Автор Опубликовано: 01.12.2020Просмотры: 112
Автор Опубликовано: 01.12.2020Просмотры: 112

РI возвращается к недавней острой дискуссии о моральных основаниях внешней политики России, поднятой статьей нашего постоянного автора, этнолога и философа Светланы Лурье «О русских, армянах, милосердии и обмане». Текст был адресован в том числе тем русским националистам, кто позволяют себе в сети публично оскорблять армян, насмехаясь над чувствами после поражения в войне Карабаха с Азербайджаном. Статья наделала много шума в сетевом пространстве, и сама Светлана, и весь наш проект в целом были обвинены в русофобии. Имперское кредо Светланы Лурье поддержал на нашем ресурсе философ Аркадий Малер. Со своей стороны Светлана Владимировна попыталась в новом тексте для «Русской  идеи» разъяснить свою позицию и ответить на многочисленные нападки своих оппонентов.

Аркадий Малер очень верно написал об отличиях имперцев от националистов в мировоззренческом плане, задав их идеальные типы. Но как имперскость и национализм проявляются в наших обстоятельствах, когда нет ни империи, ни национального государства, а есть что-то половинчато-неопределенное?

Половинчато-неопределенны и сами консерваторы. Все: белые, красные, православные, атеисты, язычники, сталинисты и те, кто считает Сталина самым великим кровопийцей, монархисты и демократы, те, кто видит идеал в Российской империи, и те – кто в СССР, те, кто грезит русским национальным государством в тех или иных границах. Все против общего врага – либерального Запада и либералов местного разлива за самобытность России. Все – все за самобытность. Все порой вынужденные союзники, но на самом деле – антагонисты по большинству тех проблем, которые встают сейчас перед страной.

И наш антагонизм настала пора определить.

Государство наше тоже как будто с интенцией к самобытности. Но поскольку наше государство половинчато (и на том стоит!), нет возможности ни для имперского строительства, ни для построения национального государства. Мы все в практическом деле не задействованы, а проявляем себя скорее в стиле мышления, поведения, ориентации на те или иные культурные ценности и образцы, особенностях коммуникации и т.п. Имперцы хотят видеть Россию как можно более близкой империи и хотят подтолкнуть ее к имперскому стилю во внутренней и внешней политике. Националисты насаждают свой, по сути своей, конфронтационный стиль. В нем ли консерватизм?

Вот я, собственно, и хочу порассуждать о стилях. Прежде всего попытаюсь объяснить, как видит мир православный имперец. (Аркадий Малер верно определил связь между Православием и имперством, подчеркнув, что может быть и неправославное имперство, но мы в нашем контексте говорим именно о православном, ибо именно оно становится сегодня субъектом общественных противоречий.)

Имперец в возрождение империи не верит. Тут он берется за совершенно безнадежное дело. Но руки он не складывает, и к тому есть причина, ибо он не столько верит, сколько надеется, что Россия может сыграть роль Удерживающего, являющегося препятствием для общемировой апостасии и, как следствие, скорого прихода Антихриста. Тут потребны прежде всего молитва, но необходимо и чтобы каждый на своем месте делал свое дело. Каждый стремится увидеть, что можно сделать, чтобы противостоять греху, который покрывает мир, хорошо сознавая, что грех в современном мире – это социальная норма.

Более того, грех – это всегда именно норма по преимуществу, поскольку мир всегда идет широким просторным путем, а верный Христу – путем узким и очень неудобным, часто под улюлюканье толпы. Каждый православный имперец понимает, что жить и действовать ему предстоит в условиях все большего противодействия, все большего непонимания и со все большим противодействием общего мнения. И если взять православного человека как человека политического, то есть как имперца (а подавляющее число православных более или менее явно являются имперцами, они почти никогда не аполитичны полностью), то он будет стремиться проводить в своей жизни какие-то имперские идеалы и именно эти идеалы мыслить как противостояние апостасии в политическом плане. Именно, подчеркну, как противостояние апостасии, а не как реальную надежду на возвращение к империи. Он действует в контексте последних времен.

Имперский стиль порой такой, словно бы идеальная империя реально существует. Главное тут служение идеалу. И это отличает его от национализма, например, который идеала не знает! Ниже я это объясню.

Для начала посмотрим на идеал в секулярном разрезе. Суть его в том, что есть нечто высшее, что стоит над человеком, над народом, над человечеством – тут я имею ввиду любое высшее, что почитается идеалом. В советское время такой идеал видели в коммунизме. Те, кто верил в коммунизм, понимали свою идею как стоящую выше их личного благополучия и жизни, выше жизни их близких. Тут нам важна идея сама по себе, хотя она и была ложной. Тем более Истина, которой служит человек.

Православные, а большинство имперцев, повторим, православные, во всех своих делах, хотят служить Богу. Бог есть мерило всего. Он выше всего, что есть в этой жизни.

Тут я вспомню такой эпизод. Он касается Мераба Мамардашвили, которого часто ругают, и заслужено, но тут он, на мой взгляд проявил себя как гений. Шел съезд Народного фронта Грузии, 1989 год. Я была там гостем. Зал дышал национализмом и ненавистью, ожидая прихода Звиада Гамсахурдиа, который закапризничал и всё не шел. Тем временем ведущий раз за разом сгонял с трибуны рвущегося туда Мамардашвили. Националисты в зале уже ревели. И вот Мамардашвили удалось схватить микрофон. Зал зашелся от негодующего визга. Мамардашвили напрягся, чуть запнулся и сказал, сказал беснующейся толпе националистов: «Истина выше родины. А истина – в вере христианской». Зал замер, наступила звенящая тишина. Мамардашвили тоже помолчал и начал говорить. Говорил он полчаса в полной тишине… На тот момент Грузия поняла, что мерило всего, даже патриотизма – Истина. К сожалению, уже на следующий день она об этом забыла.

И вот, независимо от того, служит ли его народ Истине или нет, православный человек, который стихийно всегда имперец, живет так, словно бы нормой является именно служение Истине, а все прочее – беззаконие. И в эпоху апостасии это тем более так!

Прежде всего это означает, что мировые события оцениваются с точки зрения противодействия апостасии, противодействия всеобъемлющей власти греха. Я когда-то высказала крамольную мысль, что даже если Дональд Трамп будет враждебно относиться к России, он будет предпочтительнее своих конкурентов, которые будут нам навязывать однополые браки и прочие грехи. Ибо «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь того, кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Не стоит радоваться, например, тому, что и Польшу накрыла цветная революция в лице противников закона об отмене абортов. В нашем падшем мире те, кто защищает в определенных случаях добро, оказываются нашими врагами в других случаях. Но это не отменяет их правоту, когда они правы.

И надо поддерживать каждый шаг даже враждующих против нас, если он направлен в сторону от апостасии, ибо слишком страшно то зло, которое надвигается на нас, – этот культ греха.

С другой стороны, на нас надвигается воинствующий ислам, и каждому случаю агрессии исламских сил против христиан необходимо противостоять. Тут я могу только повторить аргументы Аркадия Малера о том, что Турция движется именно в стан врагов христианства, превращая святую Софию (над которой должен быть водружен крест!) в мечеть, и она не вникает в вероучительные тонкости: когда она поддерживает агрессию против армян-христиан, она атакует христианство как таковое. Поддерживая идеи великого Турана, она поддерживает мусульманскую экспансию на нашей или культурно близкой нам территории, чего не хотят замечать евразийцы.

Более того, эта туранская идея – идея конкурирующего имперского исламского проекта, как, кстати, Польша вынашивает конкурирующий проект католического имперства (что не умаляет правильности ее борьбы с абортами). То, что Турция зачастую в противостоянии с Америкой выступает вместе с нами как наш тактический союзник не должно мешать осознанию того, что стратегически она – наш геополитический противник.

Геополитика, кстати, – это не только лимитрофы и тому подобное, это вовсе не борьба суши и моря. Это борьба идеологически-ценностных проектов. И Россия на своем месте противостоит либерализму, как проекту осознанного и принципиального насаждения по миру греха, и – пантюркизму, как проекту насаждения ислама на территориях, где возможно православное влияние.

Наше государство противостоит этим проектам половинчато. Оно не может противостоять иначе, ибо у него нет (и не может быть, ибо оно секулярное) идеологии, которая позволила бы ей осознать себя носительницей своего собственного геополитического проекта. Отсюда многие наши беды, в частности, то, что мы одну за одной теряем территории потенциально нашего влияния, отсюда – отсутствие или явная недостаточность мягкой силы, с помощью которой мы могли бы их удерживать в нашем кругу.

Современный имперский стиль – это как раз мягкая сила. Имперцы признают силу и не мягкую, когда есть нужда бороться за свои идеалы, за защиту Православия. Более того, имперцы в принципе признают возможность, оправданность, а в ряде случаев, необходимость экспансии. Поэтому для имперцев не представляют проблему определенные силовые действия России за пределами коренной территории. А именно – действия, которые можно рассматривать как действия в рамках нашего православного геополитического проекта (которого как целого, к сожалению, вовсе нет). Геополитический проект – это, повторю, категория прежде всего ценностная, и если в рамках него происходит самоутверждения державы, то – как сущности ценностной, распространяющей свои идеалы в мире.

Очевидно, что националисты не могут поддерживать имперские действия на мировой арене, ибо в рамках их понимания сама по себе возможность погибнуть за идею, если это не непосредственно идея защиты русского народа, его непосредственных интересов, ничем не оправдана, а задачу распространения русских ценностных доминант они не считают необходимым делом.

Тут, правда, есть развилка.

Часть националистов привлекает идея величия России, и они допускают, что некоторые имперские действия могут быть оправданы ради этого величия, которое в глазах некоторых, немногих из них, может быть как-то связано и с православными идеалами. У них другая точка преткновения, о ней речь пойдет ниже.

Другая часть националистов (недавние дискуссии показали, что несравненно большая в численном отношении), в принципе, не хочет никаких идей, кроме идей благополучия и сытой жизни для русских. С их точки зрения, русские ничего не должны не то, что никому, но и ничему и ни Кому. Это естественно для атеистов и язычников. (Вспомним, у Клайва Льюиса гномов, которые были за гномов так, что более ничего не хотели видеть и слышать: они не увидели и Аслана и остались сидеть тесным кружком, когда другие двинулись в райские сады.) Зацикливаясь на земном, настаивая на своей приверженности земному (а народ в феноменологически-биологическом смысле – именно земное), они не хотят, а возможно, уже и не могут подняться выше.

Более всего меня удивили в недавней сетевой дискуссии русские националисты, которые настаивают на своем праве оставаться серым бюргерством с пивом и колбасой (и, желательно, BMW в гараже). Я не понимаю, как они попали в разряд консерваторов и какие ценности они собираются консервировать. Ту ли ценность, которая звучит как: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить», – эту ценность?!

Но вернемся к мягкой силе. Казалось бы, ее все на словах должны поддерживать. Если понимать ее как пропаганду. Но пропаганду ныне никто не слушает, ибо на одну пропаганду есть другая, подкрепленная печеньками, а своих националистов, которым «миру провалиться, а мне чтобы чай всегда пить», в каждом народе по нынешним последним временам навалом. Но у наших националистов против этого один прием – лом, якобы, «против лома нет приема», но… как быть «супротив другой лома»? Все было бы плевать, если бы мы не несли перед Богом ответа за нашу имперскую миссию, то есть за дело распространения наших идеалов, которые милостью Божией являются идеалами защиты в мире Православия и противодействия апостасии. И тут вопрос о мягкой силе становится не таким однозначным, поскольку к разным народам надо искать свои подходы.

Вообще-то тут загвоздка опять-таки в том, что мы хотим? Пива или Правды? Если пива, то народам, которые входили в наш круг общения, а значит, в нашу зону ответственности, надо прекратить предъявлять требования, а нет, так отправлять куда подальше. (Карать-то у нас возможностей нет.) А если Правды, то приходится порой и нянькаться с этими народами: и, порой, уму-разуму поучить, и порой «носы утереть». Это я утрирую, но приходится приспосабливаться к соседям, ибо нам надо удержать эти народы рядом с собой, в этом и наша ответственность.

А есть среди них и народы, которые – «наполовину дьяволы, наполовину дети». Опять утрирую, ибо было время – советское, – когда и мы порой несли народам несчастье. Ведь все зависит от той идеи, которую мы как имперский народ несем, и было время порочной идеи. Короче, если мы несем Правду, то должны думать, как ее донести.

Выскажусь на такую спорную тему, как «дружба народов». Я проводила однажды большое исследование, где вопросы о «дружбе народов» были немногими среди многих прочих. Но в ответах неожиданно они вышли на первый план и в первую очередь – у русских, и в самой положительной коннотации. И вот я с удивлением обнаружила, что это была сложнейшая система отношений, которая стихийно сложилась в стране в самые тяжелые ее годы, скорее – система межличностных отношений между представителями разных народов, и отношения эти практически не имели связи с тем, что пропагандировали власти в качестве «дружбы народов».

Помню такое замечательное выражение, которое использовал один мой нерусский респондент, отвечая на вопросы моего интервью: «народы русского круга». Цитирую: «от русских вообще ничего не требовалось, точнее требовалось оставаться самими собою. … Образ русских в глазах народов-друзей — образ лидера чисто харизматического. … В кругу российских народов “нация” — это стереотип бытования в поле зрения русского народа. Под его взглядом. Межнациональные отношения складываются так, а не иначе, с учетом наличия “всевидящего ока” русского народа. Не путать с “оком власти”. Народ, культура, язык служат образцом, в рамки которого хочет укладываться национальное поведение, форма, которую принимают даже межэтнические конфликты. Каждая из сторон любого конфликта хочет “прозвучать” на русском языке — хорошо ли, плохо ли — но не остаться забытой русским мнением».

Русские не всегда сознавали свою истинно имперскую роль, истинно имперский характер сценария «дружба народов», а их потомкам этот сценарий не просто кажется навязанным, национально неспецифическим, а как будто низводящих русских к служебной роли. Да, в каком-то смысле роль была служебной, в смысле службы своему призванию. И они, не привыкшие думать о себе в национальных категориях, свою именно национальную роль в этом сценарии не очень понимали: «Поведенческий стереотип, своеобразие этой многонациональной страны, заданный именно русскими, не воспринимался ими как принадлежащий своему родному этносу в первую очередь. Хотя поведение СССР снаружи воспринималось именно как русское. Русские сами себя слабо ощущали как нацию, не воспринимали свое поведение как национально-своеобразное. Меж тем для “остальных” они были очень своеобразным, “особенным” народом, дававшим, к тому же, замечательные образцы как для личного подражания в любой области, так и для общей симпатии как к народу. Вряд ли узбек мог перечислить десяток уважаемых им казахов. Зато сколько он знал замечательных русских!»

Вот еще один образ: «Это роль сказочного Деда Мороза, перед которым пляшут и поют, а он улыбается, гладит по голове и раздает подарки. Принцип тот, что другие народы делают для русских, а от русских получают похвалы и подарки. Если они (русские) таки берутся за дело, то им необходимо помочь. Русских просто любили как национальность». Именно так и функционировала великая держава.

Русские, вопреки навязываемым лозунгам, сумели создать очень творческую, очень тонкую модель взаимоотношений, которая реально удерживала народы в советском поле не за страх, а за совесть. Думаю, подобные модели могли бы функционировать и на основе Истины ничуть не хуже, чем на основе ложной идеи коммунизма. Другое дело, что тогда была открытость к имперскому творчеству. И как это наше народное достижение, наше творчество, нашу особую имперскую талантливость можно сравнить с идеей «попить пива у гаража с BMW» и подумать на досуге, что «мы никому ничего не должны»!? Как, обретя однажды такое богатство, можно ради «пива с колбасой» – чечевичной похлебки – от него отречься? Кто так голову нашим националистам задурил?

Были действительно удивительные, часто совместно пережитой бедой скрепленные отношения, которые породил русский народ. И было в них, я бы сказала, больше сердца. Было милосердие и была жертвенность. Это – неприемлемые, если не ненавистные, слова для всех сегодняшних националистов, уже и для тех, кто хочет великой страны. Для православного человека-имперца главное дело не просто в великой стране, а в стране православной, где культивируется православное понимание жизни. Вы не знаете, что, отдавая, человек становится богаче и сильнее?

Я слышала такое возражение: «помогать Евангелие велит ближним, но ближнее – это понятие географическое. Поэтому помогать нужно русским людям, ведь они мои соседи по дому, по двору». Простите, а что делать, если у меня полподъезда таджики? Тут вопрос вообще в другой плоскости. Да, надо помогать таджикам. Помогать таджикам спасаться, и почему нет – к Православию прийти. Помогать таджикам, с точки зрения русского имперства, можно, если удерживать страну в российском поле влияния, строя там православные храмы, привлекая в них местное население. Пусть таких будет десяток-второй, но это будут реальные спасенные души, ради них стоит трудиться.

Тех таджиков, которые осели в России максимально ассимилировать и стараться «переварить», опять же в надежде обратить ко Христу, и во всяком случае – удержать от исламского радикализма. Для этого нужно творчество и определенная самоотдача, то есть планомерные усилия, участие сердца и души. Хиджабы в наших городах – это не помощь, а уступка чуждому геополитическому проекту, который в числе прочего губит души его носителей.

Теперь понятно, что я имею ввиду под мягкой силой? У нее должно быть «три кита» – Православие, Милосердие и Творчество. Творчество нужно, чтобы найти ключ к народам, которые попали теми или иными путями в нашу зону ответственности, чтобы включить их в русский православный проект.

Это, конечно, уже недостижимый идеал. Поэтому важно делать то, что тут можно сделать. Доступно тут, как правило, не имперское действие, а имперский стиль, и часто, скорее, – на личностном уровне. В частности, не выставлять русский народ хамом и эгоистом, что прежде всего вопиющая неправда, но что делает горстка так называемых националистов, которых активных, я думаю, на весь русский народ 200-300 человек. Тех, кто судит о богатых культурой народах по не слишком воспитанным соседям по двору или по вовсе нечастым даже упоминаниям той или иной национальности в уголовной хронике и требует всенародного покаяния за преступления единиц.

Мы сами не можем покаяться в грехе цареубийства, должны же понять, что трудно дорасти народам до сознания общей ответственности, как нам ее требовать? Вот тут, в том, что касается мягкой силы между имперцами и националистами – пропасть.

Националисты не желают о народах ничего знать, ибо они надеются, что Россия может просуществовать без интересов за ареалом проживания русских. Им понятие экспансии – ругательство, ибо требует усилий, да еще усилий моральных. Они не понимают, что мы, собственно, даже не народам другим должны, мы должны Богу, Который дал нам эти народы. И Который ждет от нас выполнения нашего «геополитического проекта». Хотя бы попытки его выполнить, хотя бы даже просто интенции. Господь уже и намерения целует. И если создание или воссоздание Православной империи не в наших силах, то имперский стиль может сохранять каждый, хотя бы просто милосердствуя тем, кто в беде и не забывая молитвы о страждущих.

Помнить о своем призвании сохранять Православие и противостоять апостасии. Вообще помнить, что каждый человек – он не только для себя, а в первую очередь для Бога, который дает нам – народу – миссию, которую мы должны нести в этом мире. Просто помнить и делать то немногое, что мы можем и обязаны делать каждый на своем месте в эти наши последние времена.

А националистический стиль? «За последние годы отечественные интернет-пользователи вполне овладели навыком массового возмущения в соцсетях в ответ на оскорбление (или то, что воспринимается как таковое)». Вот и все. Да, еще – об упреке в моральном шантаже… Да Бог с вами, оставайтесь при своем. Вы просто с другой планеты, нерусской планеты, хотя за защитников русского народа себя выдаете.

Русские – это категория моральная!

Да, русские – категория моральная и культурная. А националисты в меньшинстве.  Согласно опросу, который я проводила этой осенью среди студентов РГПУ им. Герцена (18-23 года), 74% полагают, что русскими делает людей не этническое происхождение, а русская культура, а еще 12% – указывают на то, что русскими их делает служение на благо России. Итого – 86%. Этнический фактор в качестве ведущего указывают 8% опрошенных, и 6% тех, кто считает национальность неважной. Так что уже цифры говорят за то, что националисты могут проявлять себя не в реальном действии, а только в некоем стилевом плане.

И вот тут в ракурсе стилей поведения – имперского и националистического – встают вопросы о применимости моральных категорий к русским и о национальном эгоизме. Человек не может жить без смысла, и только очень нехороший, неприятный человек живет со смыслом, направленном лишь на себя самого.

Так и народ: народ должен нести какой-то смысл, без смысла народ погибает, поскольку народ – это далеко не только биологическая или органическая категория. Сконцентрировавшись на себе самом, мало того, провозглашая эгоизм добродетелью, народ губит себя. Без призвания, которое выше биологического существования, народ задыхается, он захиревает уже и как биологический организм. Бывает ложное понимание своего призвания, и за свои ошибки народ платит, но без призвания – что за народ?

Это имперцы, а вовсе не националисты понимают, что такое народ, и верят в русский народ, ибо видят его имеющим свою миссию в Божьем мире. Именно приняв свою миссию, может возродиться народ, стать сильным и крепким, ибо укрепит его Господь в служении Истине. А то, что эгоизм становится мерилом, добродетелью, что о своем эгоизме оказалось теперь нестыдно говорить – это и есть одно из проявлений апостасии. Апостасии, которая неизбежна в конце последних времен, что хорошо осознают имперцы.

Православные имперцы останутся верными миссии русского народа и не отступят от своей позиции под улюлюканье толпы. Вот что я называю русским консерватизмом.

А что толпа? Она толпа и есть…

_______________________

Наш проект можно поддержать.

Об авторе: Светлана Лурье

Кандидат исторических наук, доктор культурологии. Ведущий научный сотрудник Социологического института РАН – филиал ФНИСЦ

Комментарии к архивным материалам закрыты. Однако Вы можете высказывать свое мнение в нашем Телеграм-канале, а также в сообществе Русская Истина в ВК. Добро пожаловать!

Также Вы можете присылать нам свое развернутое мнение в виде статьи или поста в блоге.

Чувствуете в себе силы, мысль бьет ключом? Становитесь нашим автором!