РI продолжает разговор о разных моделях лево-консервативного и левно-националистического синтеза, начатый еще в 2016 году серией материалов о теоретиках социального государства в кайзеровской Германии, таких как Лоренц Штейн и Густав Шмоллер. Сегодня мы представляем очерк постоянного автора нашего издания, политолога Сергея Бирюкова, посвященный идеологии перонизма и ее основателю. Автор пытается очистить память аргентинского лидера от множества возведенных на него несправедливых обвинений.
В России, где в свете недавних конституционных новаций и социально-экономических инициатив активно обсуждаются шансы и перспективы «социального» и даже «левого» поворота в политике государства, равно как и возможные последствия «политического оживления» (в тесной связи с вопросом о возможности соединить модель «государства-менеджера» с подъемом и консолидацией массовых общественных движений), примечательным и полезным представляется политический опыт Аргентины после Второй Мировой войны, связанный с возникновением такого явления, как перонизм.
О необходимости активизации социальной политики государства и сосредоточения его усилий на решении «рабочего вопроса» говорили такие разные мыслители XIX века, как «либеральный консерватор» Лоренц фон Штейн (требовавший от государства решения «рабочего вопроса» во избежание революции) и социалист Фердинанд Лассаль (акцентировавший «надклассовую» природу современного ему германского государства и необходимость сотрудничать с ним для находившегося тогда на подъеме рабочего движения).
Не менее значимыми являются поднимаемые в рамках дискуссии о природе перонизма проблемы социально-экономической модернизации, суверенного развития, консолидации (интеграции) идеологического спектра в поляризованном обществе. Главный вопрос в этом контексте, интересующий россиян – как провести модернизацию в России без срыва в череду социальных потрясений и без «надлома» для самого общества.
1930-50-е годы в мировой истории – время, связанное со Второй Мировой войной, ее предпосылками и последствиями, с переделом сфер влияния, с кризисом традиционных идеологий и выходом на сцену новых политико-идеологических концепций и моделей политического порядка, альтернативных либеральной демократии и «левым» диктатурам. Среди последних выделялись не только предельно одиозные и преступные германский и итальянские режимы, но и такие ушедшие в историю формы политического порядка как построенное вокруг фигуры «каудильо» государство Франсиско Франко (созданный которым политический режим представлял собой «особый случай авторитаризма», согласно Хуану Линцу), а также проекты «нового государства», выдвинутые целым рядом тяготеющих к автократии лидеров – от Антонио ди Салазара в Португалии до Жетулиу Варгаса в Бразилии.
Хуан и Эва Перон
Особняком на фоне последних стоит упомянутый нами выше перонизм – ставший в итоге не просто разновидностью «персонифицированного» политического режима, но многогранным феноменом, определившим характер политического развития Аргентины в течение многих последующих десятилетий. Формально, перонизм (или Национальное хутсиалистское движение) – это массовое движение, сложившееся в Аргентине в середине 1940-х годов вокруг фигуры харизматичного полковника Хуана Доминго Перона (1895-1974). Само движение существует и действует до сих пор, пережив подъемы и спады, а также глубокие трансформации – и успешно распространив свое влияние не только на политику страны и ее институты, но и на политическое мировоззрение и ориентиры значительной части аргентинцев. При этом идентификация перонизма как разновидности «левого национал-социализма» или специфической модификации «франкистского синдикализма» представляется мне поверхностной, и я попытаюсь опровергнуть это представление в ходе последующих рассуждений.
В результате военного переворота 1943 года, явившегося следствием глубокого экономического кризиса и удручающих итогов «бесславного десятилетия» (1930-1943, исп. Década Infame), отмеченного борьбой «англофилов» и сторонников ориентации на державы «Оси» в аргентинской правящей элите, постоянными электоральными манипуляциями, коррупцией и балансированием между диктатурой и олигархическим правлением), к власти в Аргентине пришла военная хунта. Ее члены стремились остановить нарастание общего хаоса и возможный подъем «левых» сил в стране, одновременно создав условия для «индустриального прорыва». Накопившиеся проблемы социально-экономического развития действительно требовали неотложного решения. В 1930-х годах Аргентина пережила масштабный экономический упадок вследствие влияния Великой депрессии и заметного сокращения масштабов мировой торговли.
Экономика Аргентины, ранее преимущественно ориентированная на сельскохозяйственный экспорт, лишалась в этих условиях сколько-нибудь благоприятных долгосрочных перспектив развития. Миграция вчерашних крестьян-батраков в направлении крупнейших городов страны (главным образом Буэнос-Айреса, Росарио и Кордовы) создавала немалое социальное напряжение и формировало условия для складывания массового социального движения нового типа.
В результате упомянутого переворота 1943 года в Аргентине была установлена диктатура – однако не исключительно репрессивного, но также и «адаптивного» характера, когда военные власти пытались соединить «силовое» поддержание порядка с решением накопившихся социальных проблем (это отличало ее от многочисленных правых латиноамериканских диктатур, отметившихся «сворачиванием» социальной политики). Так, в уже конце 1943 года в ответ на массовые забастовки рабочих было создано министерство труда и социального обеспечения, которое возглавил малоизвестный ранее полковник Хуан Перон.
При этом политическая линия Перона достаточно скоро вышла за рамки умиротворяющего массы «полицейского социализма» и сделала ставку на массовое политическое участие. Полковник выступал за повышение роли профсоюзов, общался с рабочими и набирал популярность. Последовательно наращивая свой политический «вес», Перон занял в дальнейшем посты военного министра и вице-президента (1944–1945), заявив программу масштабных социальных реформ. Особую роль в повышении популярности политика сыграла его вторая жена, не слишком удачливая актриса, но весьма успешная радиоведущая Мария Эва Перон (Дуарте), прославившаяся ранее благодаря циклу радиопередач о великих женщинах в мировой истории. Практически сразу оценив политический талант и харизму Перона, она стала активно пропагандировать его идеи на радио в специально созданной программе. Однако на пути к будущим успехам Перона ожидало серьезное испытание: стремительно набиравший популярность вице-президент в октябре 1945 был смещён с занимаемых постов и заключён в тюрьму по решению других членов хунты. Однако благодаря массовым выступлениям рабочих в Буэнос-Айресе и по всей стране, организованных под руководством лидера Всеобщей конфедерации профсоюзов (ВКТ) Анхеля Борленги, Перон был освобожден из тюрьмы 17 октября 1945 года; триумфальное освобождение позволило ему возглавить мощное движение «поддержки» и открыло путь к власти.
Примечательно, что набравший популярность лидер не ограничился тогда ролью «официального» кандидата от вынужденно поддержавшей его в тогдашних условиях хунты; необходимо было принять во внимание весьма эклектичный характер аргентинской политической «сцены» и сформировать собственную платформу для объединения. В итоге, Перон был заявлен на выборы кандидатом от Рабочей партии, предложив в качестве вице-президента Гортензио Кихано из радикально-диссидентской Хунты Реновадора, что заметно расширило базу его поддержки. Постепенно вокруг Перона сформировалась «пестрая» многопартийная коалиция, включавшая профсоюзных деятелей из ВКТ и различные группы радикалов, упомянутую выше Хунту Реновадора, а также консерваторов из «глубинных» провинций. Основными темами кампании Перона стали национализм и социальная справедливость, что выражало социально-идеологический «запрос» широких слоев аргентинского общества.
Противостоявшие ему политики из «Демократического союза», объединившего в своих рядах представителей социально-либерального Гражданского радикального союза (UCR), социалистов и «прогрессивных» демократов, и пользовавшиеся поддержкой Коммунистической партии и консерваторов из провинции Буэнос-Айрес, выглядели разрозненными и не смогли заявить ясной альтернативы платформе перонистской коалиции. После впечатляющей победы на выборах (56 % голосов) Перон последовательно наращивал свою популярность и расширял базу формировавшегося тогда перонистского движения. Супруга последнего Эвита, поддерживавшая генерала во всех его начинаниях, уже вскоре становится «духовным лидером нации» (неофициальный титул) и «мостом любви между Пероном и народом» (по ее собственному определению). Впоследствии она возглавит женское «крыло» перонистского движения и специально созданную под нее Перонистскую женскую партию, благодаря чему Перон уже вскоре получит большое число дополнительных голосов (что определит повышение его электоральных результатов по итогам президентских выборов 1951 года).
Охватив своим влиянием профсоюзы (и «поглотив» упомянутую выше Рабочую партию), перонисты успешно распространили его и на молодежное (начиная с 1970-х годов) движение. Таким образом, можно выделить три основных «оси» перонистского движения – политическую, синдикалистскую, молодежную, одновременная опора на которые обеспечило новой власти необходимую устойчивость и возможность проводить последовательную политику.
Для формирования режима «персонифицированной» власти Перону предстояло политически и идеологически самоопределиться. Перон провозглашает новую доктрину – так называемый «перонизм» или же хустисиализм (от испанского «justicia» -справедливость) – доктрину создания справедливого государства, альтернативную капитализму и коммунизму, своего рода «третий путь».
Согласно широко распространенному ныне определению, перонизм (исп. Movimiento Nacional Justicialista, исп. Peronismo) — аргентинская политическая идеология, связанная с политикой и личностью президента Хуана Доминго Перона. В Аргентине перонизм рассматривался и рассматривается его многочисленными приверженцами как альтернатива неолиберализму и «левым» марксистским течениям.
Специфика и сила перонизма как идеологии – в его синкретичности, в соединении элементов таких различных политико-идеологических течений, как либерализм, социализм, анархизм, радикализм и христианская демократия – без растворения при этом своей самобытной сущности ни в одном из них.
Изначально сам Перон определял перонизм как «национальное движение», апеллирующее к «рабочему классу» (clase trabajadora) и стремящееся отстаивать его интересы – апеллируя при этом к понятиям «национальный» и «народный» вместо понятия «классовый» (что означало неприятие им концепции «классовой борьбы»).
Отрицая «капиталистический индивидуализм» и «коммунистический коллективизм», перонизм последовательно продвигал хустисиализм как «третью идеологическую позицию», способную «освободить нас от капитализма без попадания в ловушку коллективизма».
Аргентинской общественности были предложены 20 основополагающих принципов перонизма: включая «истинную демократию» (представительную), народность (с отрицанием любых форм «антинародной» политики), «централизованное правительство» и «свободный народ», идею гармонии между личностью и обществом, необходимость для каждого истинного хустисиалиста «служить движению» (а не течению, лицу или вождю), признание в качестве полноценного «класса» только рабочих, товарищество и неприемлемость «самомнения», следование принципу «каждый производит ровно столько, сколько потребляет», единство вместо борьбы и героизм вместо мученичества, христианский гуманизм, социально-ориентированную экономическую модель, социальную справедливость вкупе с социальной мобильностью, и др.
Благодаря особому подходу и пониманию природы политического, перонизм соединил под своей эгидой ранее противостоявшие друг другу и казавшиеся несовместимыми политические течения, подразделяясь внутри себя на ортодоксальный перонизм, неоперонизм (после 1955 года), революционный перонизм (la Tendencia), синдикалистский перонизм, мененизм (по имени экс-президента Карлоса Менема – течение, соединяющее умеренный консерватизм в политике и либерализм в экономике), киршенизм (по имени бывшего президента Нестора Киршнера – левоцентристская и социал-либеральная платформа), наконец, диссидентский перонизм (или федеральный перонизм).
При этом перонизм не растворял «левые» и «правые» течения внутри себя, но позволял им сохранить относительную автономию при условии лояльности общим задачам и политическому руководству – что, в конечном итоге, повышало его мобилизационные возможности.
С точки зрения своей политической миссии, перонизм – своеобразная «революция сверху», направленная на преодоление сопротивления консервативных слоев аргентинского общества и консервативной элиты (т.н. «политических династий»), стремящихся удержать свои статусные привилегии и опасавшиеся вовлечения масс в политику (землевладельцы, католическая церковь и часть армии), а также элитных групп, предполагавших получить односторонние выгоды за счет интеграции в мировую экономику (крупные промышленники и финансисты, ориентированные на иностранный капитал).
Социальная сущность перонизма – беспрецедентный по своему масштабу и глубине социально-экономический реформизм, нацеленный на преодоление преимущественно аграрного характера аргентинской экономики с одновременным решением социальных вопросов (не позволяя последним стать источником непреодолимого раскола и конфронтации). Экономическая программа Перона уделяла большее внимание аргентинской индустриализации и национально-государственному самоопределению, в связи с чем она и была одобрена как многими из числа консервативных националистов, так и значительной частью промышленных рабочих.
Позднее произойдет разделение перонистского движения на два крыла два условных крыла – ориентированный на национальные лозунги «ортодоксальный» перонизм и условный «левый» (социально ориентированный) перонизм, консолидированный вокруг Эвиты, символизировавший неустанное попечение о делах простых людей.
Масштаб экономических и социальных реформ, осуществленных перонистами, превзошел результаты деятельности всех предыдущих правительств. Реформы коснулись здравоохранения, образования и трудового права, обеспечив правительству устойчивую поддержку т.н. «народных классов». Укреплению экономического суверенитета были призваны способствовать национализация железных дорог, кредитно-банковской системы и внешней торговли). Помимо внедрения трудового законодательства, расширялись общегражданские права и права женщин. На фоне глубоких социально-экономических преобразований происходило становление режима личной власти Перона: в результате инициированных конституционных изменений последний в качестве президента Аргентины, в частности, приобрел право приостанавливать деятельность политических партий и публичных организаций, право переизбираться на свой пост неограниченное число раз, а также возможность оказывать влияние на работу судебной и законодательной ветвей власти.
И хотя при этом перонистский режим сохранял основные черты либеральной демократии (многопартийность, регулярно проводившиеся выборы), им целенаправленно ограничивалась деятельность оппозиционных партий, наиболее известные члены которых подвергались арестам различной продолжительности. В государственных университетах, обучение в которых стало бесплатным и число студентов значительно возросло, сформированная при участии властей Всеобщая Университетская Конфедерация стала основным официальным представителем студенчества в противоположность ранее влиятельной Университетской Федерации Аргентины (FUA). На сходных принципах строился и Союз старшеклассников (UES).
Переизбрание Перона в 1951 году (с результатом в 62 % голосов), в скором времени омраченное безвременной кончиной от онкологического заболевания его невероятно популярной в народе супруги Эвиты, произошло не в самой благоприятной для правительства социально-экономической ситуации. Несмотря на создание собственной версии «государства всеобщего благосостояния», активно проводимую политику в духе дирижизма и протекционизма, а также на внедрение корпоративистской системы, экономика Аргентины оказалась недостаточно устойчивой перед лицом внешнеэкономических вызовов.
Проявлениями углубляющегося экономического кризиса стали растущая безработица и заметно ускорившаяся инфляция. Властям Аргентины пришлось подавлять силой стихийно возникавшие забастовки, и, как следствие, начиналась вынужденная коррекция прежней политики «экономического протекционизма» путем привлечения в страну иностранного капитала – который, однако, не смог стать «мотором» в процессе ее дальнейшей индустриализации. Политическая инерция позволяла некоторое время сохранять статус-кво, однако очередной военный переворот, случившийся в 1955 году, поставил страну на грань гражданской войны. И хотя сторонники Перона были готовы «убивать и умирать за мечту, которая, как казалось, уже постучалась в их двери» – однако генерал решил не идти на эскалацию, признав итоги переворота и отбыл в эмиграцию в Испанию.
Свержение Перона армией в 1955 году, в отличие от многих подобных событий в Латинской Америке, было вызвано не столько социально-экономическими неурядицами (правительственная политика и популистские стратегии позволяли до известной степени смягчать реакцию на них аргентинского общества), но прежде всего масштабным «бунтом элит» против популярного общенационального лидера. Против Перона в ситуации углубляющегося кризиса объединились верхи армии, и прежде всего представители т.н. аристократических династий, тесно связанные с латифундистами и экспортёрами сельхозпродукции (следует напомнить, что Перон проводил индустриализацию за счёт перераспределения средств из сельского хозяйства в промышленность, снижая тем самым доходы «аграрных баронов», привыкших к роли своеобразных рантье), не принимающие «вождизм» Перона либеральные демократы из Гражданского радикального союза, представители «левых», недовольные половинчатостью перонистского «государственного социализма», а также католическая церковь, которую не устраивала чрезмерная «радикализация масс» вследствие осуществляемого Пероном вовлечения рабочих и других социальных категорий в политику – равно как и покушение на ее автономию в условиях продолжавшейся «корпоративизации» общественной жизни.
Ненависть к Перону со стороны установившегося режима была настолько велика, что в 1956 году специальным декретом власти запретили упоминать его имя. Однако устранение Перона не успокоило страну, но, напротив, разбудило «уличную стихию» – ибо примиряющая и уравновешивающая различные политические «полюса» фигура исчезла. В последующие десятилетия многочисленные перонистские, ультраправые и троцкистские, а позже – добавившиеся к ним геваристские группировки вели полноценную герилью друг против друга и против сил правопорядка, формировали неустойчивые и порой откровенно «экзотические» коалиции – благодаря чему держали страну в постоянном напряжении.
При этом продвигаемые «левыми» радикалами лозунги в духе «пролетарской диктатуры» и попытки все попытки развязать герилью в сельской местности (на основе теории «очага» Эрнесто Че Гевары) не вызвали должного резонанса – поскольку земельный вопрос в стране не имел столь острого характера, а рабочие до определенного момента сохраняли социальные завоевания времен Перона.
Складывающая ситуация, между тем, работала на перонистов. Сменявшие друг друга после переворота 1955 года военные и гражданские правительства в Аргентине лишь подтверждали своей безуспешной политикой итоговую бесперспективность анти-перонизма – чему способствовали такие непопулярные действия, как отмена конституции 1949 г., запрет перонистской партии, отмена социальных завоеваний и восстановление конституции 1853 г. «Правая модернизация» за счет интересов наемных работников также оказалась безуспешной и непопулярной. Апофеозом антиперонистского курса стала политика «аргентинской революции», объявленная правившей с 1966 по 1973 гг. хунтой, которая включала в себя демонтаж институтов представительной демократии и запрет деятельности политических партий; подобные меры вызвала массовые выступления против диктатуры и вылились в полномасштабное восстание в Кордове в мае 1969 г. («Кордобасо»). Оказавшись в политическом тупике, военные объявили о возвращении к конституционному режиму. Возвращение перонистов к власти стало вопросом времени.
Выход из кризиса обнаружился сам собой, когда прекратил свое действие 18-летний запрет на возвращение Перона к власти. В 1973 году не забытый аргентинцами политик в третий раз избирается президентом страны, приведя с собой во власть в качестве вице-президента свою третью жену Мария Эстела (Исабель) Перон. Однако скоропостижная кончина Перона в 1974 году привело к тому, что в должность вступила сама Исабель, ставшая первой женщиной-президентом в мире.
Однако войти дважды в одну и ту же реку реку оказалось невозможным – перонисты пришли к власти в ситуации, когда в формирующемся глобальном мире несколько снизилась ценность государственного суверенитета, а перонистские лозунги не казались столь однозначно привлекательными для аргентинского общества, и в том числе для увеличившего свою численность среднего класса.
К тому же занявшая президентский пост Исабель Перон, старательно стремившаяся копировать манеру и стиль Эвиты, не обладала харизмой последней, и не имела присущей ее покойному мужу политической интуиции. Поддержка президента Исабель и энтузиазм по поводу ее избрания ограничились несколькими месяцами. Главная ее ошибка заключалась в нарушении баланса между «правым» и «левым» течениями в структуре перонистского движения (что стало следствием влияния такого видного деятеля «правого» крыла перонистского движения, как Хосе Лопес Рега, ставшего «серым кардиналом» при Исабель). Так, по специальному указанию Исабель Перон были смещены чиновники, придерживавшиеся «левых» взглядов, ключевые посты стали занимать крайне правые политики. Убийства левых политиков и активистов вывали забастовки на крупнейших предприятиях. Особое недовольство новой властью проявляли представители левых партизан «Монтонерос» (Movimiento Peronista Montonero – движение партизан-перонистов), ставшие в итоге «привилегированным» объектом преследования со стороны право-перонистских властей. Пытаясь справиться с разбуженной ею стихией и стремясь усилить свои позиции, Исабель Перон сама продвинула к власти «могильщиков» ее режима – военных.
В 1975 году главнокомандующим аргентинской армией стал будущий диктатор генерал Хорхе Видела, имевший, как позднее обнаружилось, собственный подход к обеспечению политической стабильности в стране.
«Война всех против всех» в структуре политического класса спровоцировало военный переворот уже в следующем, 1976 году. Слабость власти Исабель Перон была настолько очевидной для многих, что переворота ждали многие представители аргентинского политического класса и представители «политизированной общественности».
Леопольдо Гальтиери
Приход к власти военной хунты (генералы Х. Видела, Р. Виола, Л. Гальтиери) был обусловлен отнюдь не столько экономическими, сколько политическими причинами – в ситуации «слабого президентства» ожесточённая борьба за влияние и власть велась не только между различными политико-идеологическими силами, но и между разными группами влияния в структуре вооруженных сил, ведущими политическими партиями и заинтересованными группами. Протекционистская политика перонистов не отвечала интересам «глобальных финансистов», стремившегося поставить под контроль экономики целых стран, ослабляя суверенитет последних. Аргентина с ее возможностями виделась тогда многим перспективным ресурсом, который следовало забрать из рук «неважных» управленцев и поставить под собственный контроль.
Хорхе Видела
Характерным было высказывание генерала Виделы, относящееся к тому времени и обозначившее цену за укрепление национальной безопасности: «Много людей должны умереть в Аргентине для того, чтобы страна снова была безопасна».
Среди первых шагов хунты были роспуск парламента и введение в Аргентине военного положения в рамках процесса «национальной реорганизации». Законодательная власть отныне становилась прерогативой девяти членов Военной комиссии. Следующим шагами хунты были роспуск гражданских судов и запрет политических партий, упразднение профсоюзов вкупе с запретом на забастовки. В публичный оборот был введен термин «враг государства», который распространялся на всех оппонентов новой власти.
Подавление недовольных осуществлялось в рамках стратегии «Грязной войны» (исп. Guerra Sucia en la Argentina) – специального понятия, обозначавшего совокупность мер государственного терроризма (массовые похищения, пытки, казни без суда, содержание в секретных тюрьмах), предпринятых аргентинской военной хунтой в 1976 – 1983 годах в рамках операции «Кондор», проводимой совместно с несколькими другими латиноамериканскими диктаторскими режимами того времени.
Масштабы террора в Аргентине превзошли аналогичные террористические «показатели» других латиноамериканских диктатур этого периода. За время правления хунты Виделы было физически уничтожено 10 тысяч человек, 30 тысяч человек пропали без вести, и ещё 60 тысяч по политическим мотивам были подвергнуты длительным срокам заключения и стали жертвами насилия. Целенаправленной и беспощадной «чистке» подверглись «левые» активисты, включая деятелей профсоюзного движения, студентов, журналистов, марксистов и перонистов. Особенно интенсивный террор был развернут хунтой против лево-перонистских вооруженных организаций «Монтонерос» и РНА, понесших масштабные потери. При этом экономический курс военного режима основывался на принципах открытости и на стратегии «макроэкономической стабилизации». Однако «экономического чуда» не произошло – в начале 1980-х гг. Аргентина оказалась ввергнутой в глубокий социально-экономический кризис.
Кульминацией борьбы против диктатуры явилась всеобщая забастовка в марте 1982 г., пошатнувшая позиции режима. Не помогла военному режиму и «маленькая победоносная война» – поражение в войне за Фолкленды привело к падению хунты Виделы и способствовало возвращению страны к демократическому правлению.
Благодаря очередному банкротству политических оппонентов, перонизм окончательно утвердил себя в общественной жизни Аргентины не только как наиболее влиятельное массовое движение, но и как укорененная политическая традиция. Между 1946 и 2015 годами, перонистским кандидатам удалось девять раз выиграть президентские выборы: сам Х. Перон (1946, 1951, 1973), Э. Кампора (1973, досрочно ушедший в отставку ради выдвижения Перона), К. Менем (1989, 1995), Нестор (2003) и Кристина (2007, 2011) Киршнеры. Благодаря прочности этой традиции, перонисты сравнительно спокойно пережили как электоральные неудачи (проигранные президентские выборы 1983, 1999 и 2015 гг.), военные перевороты (1955 и 1976), а также беспрецедентный запрет для самого Перона на возвращение к власти, действовавший до 1973 года.
Перонизм не нашел рецепта для последовательного решения многих наболевших аргентинских проблем – коррупции, высокой инфляции, масштабных размеров государственного долга (периодически приводившего страну к дефолтам), для решения которых не подошли ни неолиберальная экономическая программа «правого» перониста Карлоса Менема, ни социально-ориентированная и протекционистская стратегия Нестора и Кристины Киршнеров. Однако ни одна из существующих в Аргентине политических платформ, помимо перонизма, не смогла предложить обществу последовательной стратегии, соединяющей идеи национального суверенитета, социальной справедливости и развития.
Как и его предшествующие исторические формы, современный перонизм с трудом поддается точным идеологическим дефинициям из-за разнообразия и расхождений во взглядах участников этого движения. При этом основной мировоззренческим и идеологическим стержнем, объединяющим его участников началом остается популизм. За несколько десятилетий своего развития в качестве политической силы перонисты смогли охватить (особенно в 1970-х годах) весь основной политико-идеологический спектр страны, от крайне «левых» (те же партизаны из движения Монтонерос) до крайне «правых» (упомянутый выше учредитель «Антикоммунистического альянса» Хосе Лопес Рега и его сторонники, ответственные за кровавые столкновения с левыми перонистами в июне 1973 года в Эсейсе). Подобное мировоззренческое и идеологическое разнообразие сохраняется в рядах перонистов и поныне; мало что, например, сближает двух бывших президентов Карлоса Менема и Кристину Фернандес де Киршнер – которые, однако, неизменно подчеркивают свою принадлежность к партии хустисиалистов.
Чем же был уникален перонизм на фоне возникших после Второй мировой войны новых идеологических течений и режимов?
Последний позволил Аргентине в течение нескольких десятилетий избегать жесточайшей поляризации на ультраправых консерваторов и леворадикалов, и вытекающего из него гражданского противостояния, через которое прошли многие латиноамериканские государства во второй половине ХХ века.
Наряду с этим, перонизм выступил как стратегия индустриализации вкупе с решением «рабочего» вопроса – синтез, оказавшийся недоступным большинству латиноамериканских государств.
Перонизм позволил Аргентине осуществить разворот государства к активной социальной политике, создать полноценную социальную инфраструктуру и поддерживающие ее институты, избежав при этом масштабных политических потрясений и экономических проблем, с которыми сталкивались лево-ориентированные латиноамериканские режимы во второй половине ХХ века. Он позволил стране сохранить суверенное развитие в условиях жесткой поляризации и разделения мира на блоки в годы «Холодной войны». За счет следования принципам «внеблоковости» и «неприсоединения» Аргентине удалось избежать наиболее тяжелых последствий разделения мира на два «полюса» после Второй Мировой войны, сохранить благоприятные взаимоотношения с соседями по континенту и большинством членов мирового сообщества. Декларированная и реализованная Пероном «третья позиция» в международных отношениях — не примыкать ни к СССР, ни к США, а в ситуации мирового конфликта проявить солидарность с западными державами — позволила укрепить внешнеполитические позиции Аргентины, лавируя между двумя мировыми социально-политическими системами.
Наконец, перонистская «третья позиция» позволила Аргентине оставаться демократическим государством (со всеми поправками на специфику национального политикума) даже в ситуации «волны диктатур» 1970-х гг., и после семилетнего правления последней хунты сравнительно быстро и успешно вернуться к демократическому правлению.
На перспективу перонисты создали прецедент, когда государство возглавляет массовые социальные движения, направляя их в мирное русло. Для этого государство изменяется само, переставая быть «ночным сторожем» и агентом «корпоративных» интересов правящего класса, превращаясь в действительно «общенародное».
Следуя этой логике, перонизм следует рассматривать не просто как разновидность «плебесцитарной демократии» (по М. Веберу) и разновидность «каудильизма» – но как режим нового типа, опирающейся на массовое движение и канализирующего их в нужном для себя русле. Перонизм – феномен, реализующейся в противоположном «железному закону олигархии» направлении, институциализированный популизм, сохранивший механизм «обратной связи» с массами и не допустивший «корпортивизации» политики.
Суть перонизма – не в стремлении стать «по ту сторону правого и левого», но «интегрировать» правое и левое как части одного политического целого, не допуская их открытого противоборства с последующим политическим и идеологическим расколом общества.
Для расколотых в идеологическом и политическом отношении обществ и стран, ставящих перед собой задачи суверенного развития и дальнейшей модернизации, опыт Хуана Доминго Перона и созданного им политического движения, вместе со всеми его достижениями и неудачами, представляется важным и полезным.
Об авторе: Сергей Бирюков
Комментарии к архивным материалам закрыты. Однако Вы можете высказывать свое мнение в нашем Телеграм-канале, а также в сообществе Русская Истина в ВК. Добро пожаловать!
Также Вы можете присылать нам свое развернутое мнение в виде статьи или поста в блоге.
Чувствуете в себе силы, мысль бьет ключом? Становитесь нашим автором!
ЯВ говорит:
Юрий Белов говорит:
Лев гореликов говорит:
Лев гореликов говорит:
Лев гореликов говорит:
Лев гореликов говорит:
Роман Максишко говорит:
Роман Максишко говорит:
T55M говорит:
T55M говорит:
Роман Максишко говорит:
ПК говорит: