Рубрики
Размышления Статьи

Лорд Галифакс как зеркало британского консерватизма

«…Жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное  уменьшалось донельзя, все же  негодное  и безобразное, напротив, выступало  еще ярче, казалось еще хуже…» В этих строчках все без труда узнают начало сказки Г-Х. Андерсена о «cнежной королеве», а в названии статьи, конечно же, увидят параллель с работой В.И. Ленина о «зеркале русской революции». Однако зеркала бывают разными, о чем и говорится в предисловии. Именно тем зеркалом, созданном троллем или дьяволом, был Эдвард Фредерик Линдли Вуд, барон Ирвин (с 1926 г.), лорд Галифакс (с 1934 г.), граф Галифакс (с 1944 г.). Личность до той же степени одиозная, сколь теперь забытая или рассматриваемая в учебниках истории крайне однобоко.

Карьера Эдварда Вуда была практически образцом начала карьеры большинства консерваторов, да и политических деятелей других партий. Изучив в Оксфорде (колледж All Souls) новую историю, написав монографию о Джоне Кибле и так называемом Оксфордском движении[1], мистер Вуд совершил турне по колониальным владениям Империи, и в 29 лет стал депутатом Палаты Общин. Его ранняя парламентская деятельность, впрочем, не была отмечена какими-то значительными  эпизодами, а с началом мировой войны Вуд, как военнообязанный, отправился на фронт, где честно служил вдалеке от боевых действий, позднее при любом удобном случае напоминая об этом своим избирателям.

Вернувшись в 1917 г. на государственную службу, мистер Вуд стал настаивать на «карательном мире» для Германии, а также увлекся философией устройства Империи, выпустив книгу «Великая возможность», где призывал сосредоточиться «на благосостоянии общества более чем на индивидуальной выгоде»[2]. В этот период его выделяет выходивший тогда на позиции лидера тори Стэнли Болдуин. Он был очарован Вудом вплоть до того, что однажды заметил: «Если когда-нибудь наступит такое время, что партия, лидером которой я являюсь, перестанет привлекать к себе людей типа Эдварда Вуда, то я порву связи с такой партией!»[3] – не предполагая, что спустя несколько лет стараниями этого образцового джентльмена будет очень близок к тому, чтобы, действительно, порвать с партией и лишиться лидерства.

Одной из отличительных черт британского консерватизма являлось то, что большинство тори в принятии даже самых важных решений руководствовались, как бы смешно это ни звучало, интуицией[4]. Мистер Вуд и в этом шагал впереди своей партии, затейливо преломляя отражение того, что обычно называют «политическим чутьем». Будучи ревностным англо-католиком, он отличался и склонностью к мистицизму, до той степени, что когда ему предложили стать вице-Королем Индии, он согласился лишь после того, как нашел в бумагах своего деда следующее письмо, датированное 1868-м годом: «Между прочим, один индуистский астролог говорил мне, что кто-то из членов Вашей семьи, – он намекал на внука, еще нерожденного, – однажды отправится в Индию в качестве Генерал-губернатора»[5]. Впрочем, можно ли было ожидать другого от того, кому вместо сказок отец читал на ночь свою «Книгу приведений», воспевая «чувство восхитительного ужаса»[6].

Как уже упоминалось в прошлом материале, британская консервативная мысль базировалась, в основном, на позициях колониального империализма. Индия всегда была достаточно проблемным владением Британской империи, и к 1925 г. эта тенденция лишь усилилась. Получив титул барона Ирвина и должность вице-Короля, мистер Вуд и в этом вопросе стал своеобразным отражением консерватизма.

Период правления «воплощения христианской добродетели и смирения» был отмечен самыми кровавыми репрессиями за всю историю британской колониальной политики в Индии. Махатма Ганди оказался в заключении, тюрьмы были переполнены его сторонниками, многих из которых, считавшихся террористами, безжалостно казнили по прямым приказам Ирвина. Отстранив от Болдуина людей, которые могли оказать на него влияние по колониальным вопросам, таких, как Остин Чемберлен («который мыслит всегда как бревно»[7]) или Джон Саймон, чья миссия была провалена стараниями вице-Короля и вылилась в новые акты гражданского неповиновения, барон Ирвин делал все, чтобы обещанного пактом Монтегю-Челмсфорда статуса доминиона Индия не получила.

Подобная политика привела не только к колониальному кризису, но и к кризису партийному, ввиду которого Болдуину с трудом удалось сохранить лидерство, однако, Всеобщие выборы консерваторы проиграли. Власть перешла лейбористам, а один из немногих влиятельных политиков по индийской проблематике – лорд Биркенхед – внезапно скончался от пневмонии. Тем не менее, именно с лейбористами и их лидером Рэмзи МакДональдом Ирвин нашел общий язык, но, к великому сожалению всех заинтересованных сторон, срок правления вице-Короля истек в мае 1931 г.

В Кабинет барон Ирвин, впрочем, скоро вернулся, став министром просвещения после неожиданной смерти Дональда Маклина. Несколько лет он менял министерские портфели, пока не наступил звездный час тогда уже лорда Галифакса, которому премьер-министр Чемберлен предложил должность министра иностранных дел, подписав отставку молодого и строптивого Энтони Идена.

В роли главы Форин Оффиса Галифакс и известен подавляющему большинству, которое расценивает его как послушную и недалекую марионетку демонизированного (особенно в советской историографии) Чемберлена. Но это мнение, особенно о «послушании», более чем ошибочно. Политика «умиротворения», которую начал проводить Болдуин, а продолжил Чемберлен, также отразилась в лорде Галифаксе, как в дьявольском зеркале.

Еще будучи лордом-хранителем Печати, за несколько месяцев до своего назначения министром иностранных дел, Галифакс по просьбе Чемберлена прибыл в Германию на охотничью выставку прозондировать обстановку для возможных будущих соглашений. Встречался он и с фюрером, которого, впрочем, принял изначально за лакея, не преминув об этом уведомить самого Гитлера, весело и дружелюбно хохоча. Но шуткой получше стало то, что «ориентировочная база» будущих переговоров по возвращении Галифакса попала в прессу, что вызвало однозначную негативную реакцию германской стороны.

От «Мюнхена» министр иностранных дел благоразумно самоустранился, заявив в приватной беседе в Парламенте: «Мое дело – сторона»[8]. Однако в октябре 1938 г., после речи Адольфа Гитлера о том, что «стоит только прийти к власти мистеру Даффу Куперу, мистеру Идену или мистеру Черчиллю вместо Чемберлена, и мы отлично знаем, что первой целью этих людей будет развязывание новой мировой войны»[9], лорд Галифакс, будто в ответ германскому канцлеру, начинает лоббировать возвращение в Кабинет именно мистера Идена, а еще чуть позже и мистера Черчилля. Но это лишь бледный штрих к портрету «князя умиротворителей», который в марте следующего, 1939, года начинает игру, окончившуюся страшной катастрофой для всего человечества. 

Речь, конечно же, идет о гарантиях Польше, «любимом детище»[10] лорда Галифакса. Но еще до того, как полковник Бек, «не успев дважды стряхнуть пепел с сигареты», примет этот дар, ставший отправной точкой Второй Мировой войны[11], министр иностранных дел переложит «решающую ответственность за все то, что происходит и еще произойдет»[12] на премьера.

Сделано это было в изящной письменной манере. 10-го марта лорд Галифакс, как обычно, с утра отсутствовал в своем ведомстве, предоставив премьер-министру давать комментарии прессе. Чемберлен заверил общественность, что мировая ситуация стабильна и курс «умиротворения» продолжается. Услышав об этом после, Галифакс внезапно рассвирепел, как дракон, которому прищемили хвост дверью. Вероятно, он обладал какими-то иными данными, которые не потрудился предоставить премьеру, так или иначе, все это стало последней каплей для «спокойного и отчужденного» министра. Он написал разгромное письмо человеку, который считал его своим другом и соратником в деле сохранения мира. Но, даже получив в ответ письмо с извинениями и уверениями в том, что премьер-министр не станет более действовать, не посовещавшись с главой ФО[13], лорд Галифакс не успокоился.

Стремительное предоставление гарантий Польше даже мистер Черчилль, который никогда не был стеснен какой-либо моралью и страстно жаждал войны[14], называл: «примером того, как сторонники правого дела сознательно и со всей утонченностью извращенного искусства были вовлечены в смертельную борьбу». Провальные англо-итальянские переговоры в апреле, последующий срыв англо-франко-советских переговоров, на которые Галифакс отказался поехать лично (хотя не способствовали его визиту в СССР и регулярные рассказы полпреда И.М. Майского о том, как такими лордами в Советской России художественно украшают фонари[15]), весь этот полугодовой клубок умышленных недоразумений во внешней политики Британской империи, привел к тому, что 3-го сентября Чемберлен вынужден был объявить войну Германии.

Политика «умиротворения» лежала в руинах, где вскоре оказался и премьер-министр. Несмотря на то, что Галифакс фактически предал своего друга на тех знаменитых майских заседаниях Кабинета, Чемберлен все же хотел передать свою власть ему, опасаясь воинственности Черчилля. В научных кругах сослагательное наклонение недолюбливают, поэтому не станем теоретизировать, сколько бы дней продержалась Британская империя (да и вся планета) с подобным лидером. К тому же лорд Галифакс превзошел сам себя в скромности и отказался стать премьером.

Еще одна характерная черта британского консерватизма в том, что тори практически не существуют без прецедентов. Если бы лорд Керзон преодолел сопротивление и стал в 1923 г. лидером партии, возможно, лорд Галифакс и не нашел бы, чем оправдать свой отказ поцеловать руку Его Величества и возглавить Кабинет в 1940 г. Но Керзон, усилиями Стэнли Болдуина и «старой шайки», был выведен из тогдашней игры, о чем и упомянул Галифакс, милостиво передавая власть Уинстону Черчиллю, который навсегда остался его должником. 

После очередной внезапной смерти, на этот раз лорда Лотиана, а также после смерти экс-премьера Чемберлена, которого он видел последним, Галифакс, уставший от бомбежек и ужасов военного Лондона, отправился в Соединенные Штаты в качестве посла. Эта должность на тот момент была едва ли ни важнее должности министра иностранных дел, чей портфель вновь получил Энтони Иден. И в этой должности лорд Галифакс вновь причудливо отразил лучшие стороны британской дипломатии. Так он нанес очень серьезную обиду американской общественности, выбросив символ Америки хот-дог на бейсбольном матче[16]. А в октябре 1941-го, когда германские войска подступали к Москве, в своем выступлении по радио Галифакс заявил о том, что союзники не планируют вторжение на континент, т.е. открытие второго фронта, ввиду недостатка тоннажа и вооружений. Робкие попытки обвинений в государственной измене прозвучали в Палате Общин, но далее одиночного голоса Эньюрина Бивена дело не дошло.

Зеркало британского консерватизма продолжало сиять всеми гранями, получив после графский титул, ученые степени более чем от дюжины британских, канадских и американских университетов, должность Верховного Управляющего Вестминстерским Аббатством, множество орденов и наград. На фоне этого блистательного аристократа и друга принца Уэльского Стэнли Болдуин выглядит мелким лавочником, к тому же замахнувшимся на сам институт монархии. Невилл Чемберлен и вовсе кажется тряпкой и трусом, унижающимся перед Гитлером, по сравнению с  достойно отвергнувшим предложения о мире в июле 1940 г. министром иностранных дел. А Уинстон Черчилль смотрится кровожадным негодяем рядом с тем, кто, говоря о норвежской кампании, произнес: «Если на кону стоят тысячи жизней мирных граждан, я – против высадки». Репутация лорда Галифакса практически никогда не подвергалась сомнению. Если остальные государственные деятели критиковались, то Эдвард Фредерик Линдли Вуд и по сей день облаченный в белый мрамор стоит в Нью-Дели памятником британскому консерватизму.

Лишь Алан Тейлор, задумываясь об этом феномене, писал: «Невозможно объяснить, как это могло произойти»[17]. Подавляющее большинство ученых сходится во мнении, что лорд Галифакс был прост, как шиллинг, и довольно недалек. Но судить столь плоско о том, кто так или иначе стоял практически за всеми (кроме разве что отречения Эдуарда VIII) значимыми событиями первой половины XX-го века в Британской империи (а иногда и в мире), – невозможно. «Утонченность отвратительного лицемерия» или истинно христианская непосредственность? Беспринципность или близорукость? «Глупость или измена»? Вряд ли кто-нибудь когда-либо сможет ответить на эти вопросы однозначно. Из мемуаров самого лорда Галифакса становится понятно только одно, он обладал очень своеобразным чувством юмора и мистической способностью ускользать от ответственности за свои анекдоты.


[1] E. Wood. “Leaders of the Church 1800-1900: John Keble”. London. 1909

[2] G. Lloyd, E. Wood. “The great opportunity”. London. 1919

[3] J. Ramsden. “The age of Balfour and Baldwin, 1902-1940” V. 2. NY. 1978, – p. 305

[4] D. Dutton. “Austen Chamberlain, gentelman in politics”. NY. 1987

[5] The Earl of Halifax. “Fulness of Days”. London. 1957, – p. 109

[6] Ч. Линдли. “Книга приведений лорда Галифакса”. М. 2010, – стр. 5

[7] The Earl of Birkenhead. “Halifax: the life of Lord Halifax”. London. 1965, – p. 288

[8] The Earl of Birkenhead. “Halifax: the life of Lord Halifax”. London. 1965, – p. 464

[9] P. Schmidt. “Hitler’s Interpreter”. London. 1951

[10] Ed. by R. James. “Chips: the diaries of Sir Henry Channon”. London. 1967, – p. 209

[11] C. Quigley. “The Anglo-American establishment”. NY. 1981; D. Hoggan. “The Forced War”. NY. 1989

[12] K. Feiling. “Life of Neville Chamberlain”. London. 1970, – p. 397

[13] The Earl of Halifax. “Fulness of Days”. London. 1957, – p. 232

[14] М. Девлин. “Ангелы из Англии”. М. 2014, – стр. 21-22

[15] I. Maisky. “The Diary of the Diplomat”, London 1934-1939″. V. 1. Moscow. 2006

[16] D. Dutton. “Wood, Edward Frederick Lindley”. Oxford. 2004

[17] A.J.P. Taylor. “The Origins of the Second World War”. London. 2011, – p. 212

Автор: Моргана Девлин

Историк, публицист