Рубрики
Размышления

Когда консерватор становится революционером

В этом году мы отметили 100-летие начала Первой мировой войны. Через два месяца — 110 лет первой русской революции, а через три года снова юбилей, на этот раз уже Великой русской революции 1917 года, где и свержение царизма в феврале, когда власть перешла к Временному правительству  и установление Советской России в октябре. Но если для нас революции — история, далекое прошлое, то для других — перспектива ближайшего будущего, а то и уже реальность. 

Безотносительно юбилейных дат мы можем отметить, что революция — в ежедневной политической повестке. На Валдайском форуме прошлого года, проходившем в Петербурге, во время дискуссии, отвечая на вопросы участников, В.В. Путин коснулся этой темы следующим образом: «У нас уже много было разрушителей. Одна война за другой, одна революция за другой. Нам нужны созидатели. Мне бы очень хотелось, чтобы в числе тех людей, которые активно вовлекаются в политику, /…/ чтобы там все больше и больше было созидателей, больше и больше появлялось профессионалов». Но и в 2014 году революция вновь стала объектом рассуждения на этом собрании российских и международных экспертов.

Первая революция началась в столице с расстрела войсками мирной демонстрации рабочих во главе с «попом Гапоном» в январе 1905 («Кровавое воскресенье»), что подтолкнуло народ к массовым выступлениям под политическими лозунгами. Всеобщее возбуждение и ожидание скорых и радикальных перемен захлестнуло и рабочих, и интеллигенцию. Среди последних, например, оказался С.Н. Булгаков, ординарный профессор Киевского политехнического института, который 18 октября вышел со студентами «праздновать торжество свободы, имея в петлице красную тряпицу, как и многие», а из его позднейших признаний мы узнаем, что в ранней молодости он даже мечтал о цареубийстве!

Если до царя тогда руки революционеров не дотянулись (хотя и были желающие повторить «подвиг» «Народной воли», при помощи террористического акта устранившей в 1881 году Александра II), то систематически «ликвидировались» другие фигуры: в течение года погибали генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники, советники губернских правлений, полицеймейстеры, уездные начальники и исправники, жандармские офицеры, генералы, офицеры, приставы и их помощники, околоточные надзиратели. Главной задачей революционеров был слом государственной машины, уничтожение самодержавия, а кто считал иначе, объявлялся врагом. Тот же Булгаков испытывал «омерзение» к Мережковскому, рассуждавшему о «мистическом характере самодержавия», осудил о. Иоанна Кронштадтского, который «суконным языком» обличая «мятежников», защищал самодержавие. Что касается позиции самого Булгакова, то в статье «Церковь и государство» он дал собственное обоснование «права на революцию»: «Государственный переворот становится обязателен постольку, поскольку он совершается не во имя отрицания права и законной «власти», но именно ради ее утверждения, ради борьбы с узурпаторами власти за истинную власть».

В общественном сознании поддерживается убеждение, что революции происходят тогда, когда народу плохо, и это состояние можно проверить по объективным, а не субъективным критериям: деградация экономики, рост безработицы, падение доходов, снижение потребления товаров, голод, коррумпированность и неэффективность власти ее несостоятельность в ответах на вызовы времени и, как следствие, всплеск народного возмущения, массы выходят на улицу, появляются соответствующие ситуации лидеры, и после ряда действий происходит свержение режима. Но всегда ли это так?

Жертвами «царь-голода» в России (1892-1893), по различным оценкам, стали сотни тысяч. Непосредственной причиной массового бедствия послужил сильнейший неурожай 1891 года. Правительство вело себя в этой ситуации не всегда расторопно, но как реагировала интеллигенция? При содействии Льва Толстого в двух уездах Тульской губернии и одном уезде Рязанской губернии было открыто около семидесяти бесплатных столовых; он пишет статьи «О голоде», «Страшный вопрос», «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая» (1891). В.С. Соловьев откликается на бедствие работой «Враг с Востока», где показывает, что главный враг это, прежде всего, среднеазиатская пустыня, надвигающаяся на российские земли вместе с иссушающими восточными ветрами, и она угрожает куда более реально, чем новое монгольское завоевание или индийско-тибетская культурно-просветительная экспансия. Под впечатлением страшных последствий голода Н.Ф. Федоров еще больше укрепляется во мнении, что необходимо не только предотвращать стихийные бедствия, но и управлять всеми природными процессами. А вот В.И. Ульянов-Ленин, помощник присяжного поверенного, живя в Самаре, в центре голодающего Поволжья, был единственным из представителей местной интеллигенции, кто не только не участвовал в общественной помощи голодающим, но на собраниях и сходках молодежи вел систематическую и решительную пропаганду против комитета помощи голодающим. Как рассказывает его друг по Самаре, Ленин открыто заявил, что последствием голода станет нарождение промышленного пролетариата, этого могильщика буржуазного строя, «что и двигает нас к конечной цели, к социализму», и голод, разрушая крестьянское хозяйство, одновременно разбивает веру не только в царя, но и в Бога и со временем, несомненно, толкнет крестьян на путь революции и облегчит ее победу.

Как бы то ни было, но в неурожае усмотрели внешнюю причину, природную стихию, от которой никто не застрахован и которой мало что может противодействовать. Другой пример — блокада Ленинграда, в результате которой от голода погибло свыше 600 тысяч человек. И никаких помыслов о мятеже, потому как источник бед — внешний враг, фашистская Германия. Следующий пример показывает уже иной вариант развития событий: в Первую мировую войну продовольствия было достаточно, так что правительство не вводило рационирования, но в феврале начались хлебные бунты. Из-за невозможности в суровую зиму вовремя разгружать вагоны возник перебой с поставками хлеба, и моментально в очередях стали распространяться слухи, что хлеба нет и не будет. И хотя уже на следующий день подвоз был возобновлен, паника лишь нарастала. Сразу же революционные агитаторы указали на причину всех несчастий — царизм, как внутренний враг отечества. 

Свержение царизма, переход власти к Временному правительству, затем установление власти Советов и как итог — Россия, участвовавшая в войне и имевшая право на дивиденды, в отличие от Англии, Франции и Америки, ничего не получила. А указанные страны, кстати, дали хороший пример того, что и при наличии множества факторов, создающих условия для революции, она не происходит.

Вот, к примеру, «Великая депрессия» 1930-х, больше всего затронувшая США, Канаду, Великобританию, Германию и Францию. Сильнее всех пострадали тогда промышленные города, уровень производства был отброшен на три десятилетия назад; из-за сокращения платежеспособного спроса цены на сельскохозяйственную продукцию упали на 40-60 %; ухудшилось положение фермеров, мелких торговцев, представителей среднего класса; резкий рост безработицы, многие оказались за чертой бедности; упала рождаемость, в США в разных местах от 25 до 90 % детей страдали от недоедания. Но чтобы не случилось революции, были приняты политические и экономические меры. В июне 1930 года, в целях защиты внутреннего рынка, в США вводится 40 %-ная пошлина на импорт, что затруднило сбыт продукции европейских производителей и создало дополнительные проблемы Старому Свету. Предпринимались и иные меры — в 1932 году в Детройте полиция и частная охранная служба Генри Форда расстреляли шествие голодающих рабочих, в результате чего было убито пять человек, десятки ранены, прочих подвергли репрессиям. 

Примечательно, что в «Декларации независимости» (1776) американцы отметили, исходя из «самоочевидной истины», что люди созданы равными и наделены Творцом неотчуждаемыми правами (жизнь, свобода и стремление к счастью), и что для обеспечения этих прав ими и учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. Однако, если какая-либо форма правительства становится губительной для этих целей, то народ имеет право изменить или упразднить ее, учредить новое правительство. Как будет происходить изменение формы правительства, не оговаривалось, но история показала — войной, революцией (Американская революция, 1775-1783). Когда же победили революционеры, то в принятой ими Конституции (1787) уже предусматривался «порядок призыва милиции для обеспечения исполнения законов Союза, подавления восстаний и отражения вторжений на его территорию» (Статья I. Раздел 8), и заявлялось, что ни Соединенные Штаты, ни какой-либо штат не должны принимать на себя обязательства и выплачивать какие-либо долги, принятые для оказания помощи мятежу или восстанию против Соединенных Штатов (Поправка XIV. Раздел 3). То есть особое внимание после победы революции уделялось уже собственному праву на контрреволюцию, и попытка устроить восстание воспринималась уже как исключительно неправильное действие.

Дальнейшая история демонстрирует как в Штатах на корню пресекались всякие попытки мятежа, попытки восстания, инакомыслие. Например, в 1919-1920  гг., в свете «красной угрозы», ряд штатов приняли законы о запрете оправдания насилия ради социальных изменений. В это же время из нижней палаты законодательного собрания штата Нью-Йорк было исключено 5 законно избранных социалистов, а Палата представителей Конгресса лишила мандата социалиста Виктора Бергера, представлявшего штат Висконсин, в вину которому поставили приверженность социалистическим взглядам, немецкое происхождение и антивоенные настроения, после чего его приговорили к 20 годам тюремного заключения за подстрекательство к мятежу (Верховный Суд позднее снял эти обвинения). Тем временем Палмер и его помощник Эдгар Гувер организовали серию рейдов против известных радикалов и левых (используя, в частности, Закон о подстрекательстве к мятежу 1918) — 7 ноября 1919 года провели внезапные нападения на офисы профсоюзов и коммунистических и социалистических организаций, причем без получения ордеров на обыски и аресты. Найдем мы в истории и расстрел студентов в городе Кент, штат Огайо (США), 4 мая 1970 года устроивших акцию протеста против начавшегося за несколько дней до этого вторжения американских и южновьетнамских войск в Камбоджу. Власти объявили об отмене митинга, направили в университет подразделение Национальной гвардии, которое открыло огонь по толпе, в результате чего погибли 4 и ранены 9 студентов. А в Джексоновском университете (штат Миссисипи) 11 днями позже в похожем инциденте погибли 2 человека и 12 были ранены.

Затем Штаты стали осторожнее при подавления инакомыслия на своей территории, существенно усилив активность в других регионах мира, обнаруживая повсюду, что наличные формы правительств губительны для народов, подстрекая их на неотъемлемое право изменить или упразднить форму, не отвечающую нормам демократии. Для этих целей ими используется оппозиция, от умеренной, до радикальной. Конечно же, идеальный фон для подготовки революции — втягивание страны в войну: русской революции 1905 года предшествовала война с Японией; а к февральской революции 1917 года Россия уже четвертый год участвовала в Первой мировой войне. Но провоцирование войны – дело затратное, а в случае с ядерной державой и просто опасное. Зато можно использовать проблемного, в геополитическом смысле, «соседа».

На Валдайском форуме этого года (в Сочи), когда речь зашла о наших взаимоотношениях с Украиной в контексте международной политики, Президент отметил, что хотя прежде, ведя дискуссии по всем темам, связанным с ассоциацией Украины с ЕС, мы настойчиво, но аргументировано предъявляя разумные доводы, указывали на возможные проблемы, в ответ слышали лишь «это не ваше дело». И вот итог — вместо сложного, но цивилизованного диалога «дело довели до государственного переворота, ввергли страну в хаос, в развал экономики, социальной сферы, в гражданскую войну с огромными жертвами». Того же варианта развития событий в России хочется и некоторым нашим «партнерам». И если нет войны, то по периметру организуются «цветные революции». На Валдайском форуме по этому поводу было замечено: «Кстати, наши коллеги в свое время пытались как-то управлять этими процессами, использовать региональные конфликты, конструировать «цветные революции» в своих интересах, но джинн вырвался из бутылки. Что с ним делать, похоже, не понимают и сами авторы теории управляемого хаоса».

В России пока не удалось осуществить «цветную революцию», но попытки не прекращаются. Ежедневно устраиваются словесные баталии с подключением всех средств и информационных поводов: за свободу слова (даже если ее никто не ущемляет); за однополые браки и прочее. Инициаторами всевозможных дискуссий, часто даже по надуманным поводам, лишь бы был предлог «наехать на власть», выступает так называемый «внутренний Запад» — «непримиримый оппозиционер», как правило, либерал. Согласно статье 13 Конституции в РФ «признается идеологическое многообразие» и «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (пункты 1-2). И это идеологическое многообразие существует, но особое внимание обращает на себя либеральное крыло оппозиции, прежде всего агрессивностью. Либералы присвоили себе статус революционеров, мечтающих сменить существующий строй, организовать переворот, в меру своих сил готовящих «восстание масс». До восстаний дело не доходит, но вовлечение масс относительно успешно: в подготовленные акции втягиваются тысячи людей, прежде аполитичных и пассивных. Однако при слабой информированности относительно реальных целей организаторов они превращаются  просто в объект манипуляции. Но поскольку политический активизм создает иллюзию, что они — лучшие в обществе, то какое-то время неофиты готовы действовать в акциях даже в ущерб собственному благополучию. Другие вовлекаются через акционизм, главной целью которого становится привлечение внимания со стороны местных и мировых СМИ и желание хотя бы на мгновение оказаться в центре политического. Многие с удовольствием участвуют в «эстетических» акциях, устраиваемых часто фриками, в хождениях по бульварам, «окупай Абаях» и т.п. Искусство либеральной оппозицией рассматривается как часть протестного движения и любой перформанс выдается за восстание, прикрытое художественной формой. Однако навязчивая политизация искусства, маниакальная идея «спасти Россию от тирании» посредством эстетического, приводит лишь к генерированию такой формы искусства, относительно которой у зрителей возникает лишь одна оценка — «дегенеративное».

Также «революционеры» из числа либеральной оппозиции отличаются тенденциозностью в отборе информации — исключительно негативного характера, акценты на неудачах России в прошлом и настоящем. Ненависть к правительству порой приводит иных к утрате здравого смысла; призывы к уменьшению роли государства в экономике и принимаемые ими на практике меры приводят, однако, к зависимости от иностранных держав; уменьшая роль и значение своего государства, воспринимая его как империю зла, они усиливают присутствие другого, грехов которго не видят, только лишь достоинства. Но не они, однако, революционеры. И упомянутый выше философ Булгаков, в октябре 1905 года вышедший из киевского Политехникума с толпой студентов праздновать «торжество свободы» вдев в петлицу красную тряпицу, вскоре почувствовал чужеродный дух ниспровергателей и выбросил этот политический артефакт в «отхожее место». Ну а в наше время многие совершили подобное с «белыми ленточками», которые в протестной ажитации крепились на грудь, а их логотипами украшались портреты в профайлах социальных сетей.

Сегодня в России заметна «встречная революция». Это не контрреволюция, а именно революция, устроенная консервативным большинством против либерального меньшинства, занятого агрессивной деконструкцией государственной машины. Можно не любить правительство, но при этом все же любить свою страну. Либералы, судя по их высказываниям и поведению, испытывают ненависть и к власти, и к народу. И потому сегодня в стане революционеров речь идет не об уничтожении оппозиции (разумная оппозиция нужна и полезна), а об ограничении ее возможностей деструктивно влиять на процессы, развенчании ее собственной мифологии, переоценке роли персон и значения событий. Революционеры сегодня это те, кто противостоит намерению расчленить Россию, отдать «ненужные» территории, «поделиться» ресурсами, копировать зарубежное образование, воспитание, мировоззрение. Консервативный поворот и есть революция, совокупность конструктивных мер и средств спасения России: укрепление целостности, формирование многоукладности экономики, самостоятельность во внешней политике, система образования не ради подготовки «разумного сырья» для внешнего рынка, а ради формирования умственного капитала, который будет инвестироваться в экономическое процветание и обороноспособность. 

Россия знает цену революциям и войнам и потому предпочитает им покой, который не следует путать с леностью, ретроградством или застоем: консерватизм предполагает не только традиционные ценности, но и нацеленность на развитие, где прошлое не отбрасывается, а используется в настоящем для лучшего будущего. Сегодня революционер тот, кто делает все, чтобы Россия стала самостоятельным игроком в большой политике, отстаивает интересы Отечества, а не иностранных государств, претендующих на статус носителей высших ценностей. И если для либералов Россия скорее «проект», то для консерватора она — судьба.

Последнее не означает упования на обстоятельства. Напротив, здесь есть элемент конструирования будущего, исходя из национальных интересов, исключая внешние вмешательства. Напомню, что установление дипломатических отношений между СССР и США в 1933 году состоялось при условии, что правительства обязались придерживаться принципа невмешательства в дела друг друга, воздерживаться от возбуждения или поощрения вооруженной интервенции, не допускать создания или пребывания на своей территории организации или группы, посягающей на территориальную целостность другой страны, а также не субсидировать, не поддерживать и не разрешать создания военных организаций или групп, имеющих своей целью вооруженную борьбу против другой стороны, стремящихся к насильственному изменению ее политического и социального строя. И теперь самое время воспроизвести тогдашнее требование американского правительства к нам, только в универсальном масштабе. Россия к этому готова и уже предложила Генеральной Ассамблее ООН принять декларацию о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств, о непризнании государственных переворотов в качестве метода смены власти. И те, кто не поддержат эту инициативу, покажут свою заинтересованность во вмешательстве во внутренние дела независимых государств.