Рубрики
Переживания

Генон и Маркс: единство противоположностей

Марксизм объективно совпадает с традиционализмом геноновского плана. Он также ориентирован на «Золотой Век», хотя отталкивание от религиозно-мистических основ делает традиционализм марксистов «слепым», бессознательным

РI: Дискуссия о французском традиционализме Рене Генона, которую начали на нашем сайте Натэлла Сперанская и Аркадий Малер, получила неожиданный резонанс в среде наших читателей. Интегральный традиционализм был для многих молодых интеллектуалов первой школой консерватизма в эпоху либерального «конца истории», установившегося в России и в мире в 1990-е годы. Между тем, инициатором самой дискуссии о Геноне стал московский историк Александр Елисеев, который в своей статье, присланной в редакцию еще этим летом, сравнивает Генона с Марксом, обнаруживая парадоксальную близость этих вроде бы полярных фигур. Последователь Генона Юлиус Эвола в свое время предлагал использовать левые протестные движения для свержения либеральной демократии во имя «языческого империализма». Кто знает, может быть, «тигр» марксизма с самого начала хотел быть «оседланным» теми, кто желал бы, в духе нашего будущего героя Освальда Шпенглера, победы людей жизненной силы над людьми духовной истины? Во всяком случае марксизм среди многих альтернативных прочтений допускает и такое.

***

Под красными знаменами – против Модерна

Перу французского традиционалиста Рене Алле принадлежит статья «Генон и Маркс», где речь идет об общем у этих двух мыслителей. И это вызывает недоумение – разве они не являются антагонистами? Рене Генон – жёсткий критик «современного мира», отрицающий прогресс и погруженный в мир Традиции. Карл Маркс – категорический противник религиозной мистики и сторонник дальнейшего ускорения прогресса, которое приведёт к созданию новой формации – коммунистической. Что же здесь может быть общего?

Между тем, Алле указывает на то, что Маркс, как и Генон, был убежденным противником Модерна. Основоположник «научного коммунизма» выступал за уничтожение современного мира и апокалиптическое завершение Истории. И с этим можно согласиться – марксизм и, в самом деле, противоположен, если так можно выразиться, «модернизму». Да, марксисты всегда разделяли все ценности современной цивилизации: «прогресс», «свободу, равенство и братство», «гуманизм» и т. д. Однако они не были удовлетворены тем, насколько полно проявлялась сущность всех современных идей и смыслов.

Революционные марксисты стремились проникнуть в эту «слабо» проявленную суть максимально глубоко – с тем, чтобы достичь аксиологического дна, на котором и лежит самая драгоценная жемчужина. И в этом была их великая ошибка, которая привела к созданию всемирного и предельно разветвленного движения, попытавшегося уничтожить Модерн во имя самого Модерна. Марксисты ошибались (да и сейчас ошибаются) в том, что его суть не выражена полностью. Её выразили полностью – насколько это только возможно. Да, возможным оказалось далеко не всё, и это проявилось в расхождении между словом и делом, термином и реальностью. Так, абсолютного равенства в современном мире нет, более того, есть огромное, порой даже самое ужасающее неравенство. Но само равенство в наличии – в правах и свободах. Да, оно относительно, но ведь ничего абсолютного в этом мире и нет, кроме самого Абсолюта.

Однако марксисты хотели именно Абсолюта, в чем выразилась их религиозно-мистическая натура, существенно отличающаяся от натуры атеистическо-деистической, присущей человеку Модерна. Они увидели Абсолют в современных ценностях, и были даже в чём-то правы, с точки зрения метафизических доктрин Традиции, согласно которым, Абсолют не есть что-то внешнее в отношении реальности, но находится внутри каждой её «вещи».

Они нырнули слишком глубоко, к Абсолюту, даже не подозревая, что стремятся именно к нему. В результате, эти аксиологические ныряльщики пробили дно Модерна и выплыли на поверхность иного мира, которым мог быть только мир Традиции.

 

«Бессознательный» традиционализм

Мир этот был разрушен в ходе «буржуазных» революций Модерна, однако, продолжал существовать, пусть и качестве руин. И вот на этих руинах марксисты и стали восстанавливать традиционное общество. А восстанавливали они его, сами этого практически не осознавая, что и наложило мощнейший отпечаток на весь процесс восстановления.

Данная «бессознательность» была следствием такого распада, который поразил некогда мир Традиции. Он сам изменил себе, удалился от своих смысловых основ. Сознание людей стало малодоступным для этих смыслов, хотя очень многие люди, в силу своей натуры были объективно весьма близки именно к Традиции. Смыслы до них дошли, но в очень искаженном, ослабленном виде. Поэтому их не осознали, но всё-таки впитали в себя, выразив это на практике – в «строительстве социализма». Отсюда – и партийно-идеократическая догматика, и вождистский неомонархизм, и новая иерархия. Конечно, возрождению способствовала и сила традиционного (пусть даже и разлагающегося) уклада в ряде стран.

Традиционалисты, напротив, вполне осознавали данные смыслы. Но выразить их в области государственно-политической практики так и не смогли. Всё дело в том, что они полностью и безоговорочно отрицали Модерн вместо того, чтобы работать с какими-либо его реалиями, сознательно используя их в целях, совершенно противоположных тем, которые ставили «модернисты». А без этого невозможно было как-то воздействовать на реальность, ибо столь презираемый ими «современный мир» стал уже её неотъемлемой частью (в том числе и потому, что сам мир Традиции утратил необходимую связь со своими смыслами). При этом, были довольно перспективные, в принципе, проекты консервативной революции, предусматривающие задействование неких элементов Традиции. В конечном итоге, к необходимости этого пришёл другой классик традиционализма и тоже весьма жёсткий критик «современного мира» Юлиус Эвола, предложивший «оседлать тигра».

Julius_Evola_1973
Юлиус Эвола

Однако традиционалистский сегмент остался к этому равнодушен. Он продолжал полностью отрицать Модерн, в то же время и находя некую нишу в его пространстве. В результате, не мир Традиции подчинил себе «современный мир», но сам Модерн переформатировал традиционалистов, навязав им вполне модернистское «обновленчество».

 

Линейный циклизм

На первый взгляд, и у Маркса, и у Генона господствует некая линейность во взглядах на развитие. У первого преобладает восходящая линия, у второго – нисходящая. Маркс видит историю как последовательное восхождение через разные формации, к самой высшей – коммунистической. Генон настаивает на том, что происходит «кастовая деградация», и само человечество неудержимо катится к своему концу, который будет завершением некоего космического цикла.

Проявленное бытие удаляется от Первопринципа, от Истока, в результате чего происходит «уплотнение» мира, нарастает его закрытость от духовных влияний (и, напротив, открытость для инферно). На место качеству приходит количество: «Нисходящее движение проявления и, следовательно, выражаемого им цикла, осуществляющееся от позитивного или сущностного полюса существования и до его негативного или субстанциального полюса, приводит к тому, что все вещи должны принимать вид все менее и менее качественный и все более количественный; вот почему последний период цикла в особенности должен склоняться к утверждению себя как «царства количества». В конечном счете, когда мы говорим, что так должно быть со всеми вещами, то мы понимаем под этим не только тот способ, которым они рассматриваются с человеческой точки зрения, но также реальное изменение самой «среды»; каждый период истории человечества, в точности отвечающий определенному «космическому моменту», необходимо должен коррелировать с самим состоянием мира или с тем, что называют «природой» в самом обычном смысле этого слова и, более специально, с ансамблем земной среды и среды человечества, существование которого, очевидно, этой средой обусловлено». («Царство количества и знамения времени»).

Здесь Генон находится в парадигме индуизма, точнее айдваты-веданты. Саму индоарийскую традицию он считал примордиальной, хотя и исповедовал ислам. Отсюда и жёсткий детерминизм инволюции, он вполне соответствует индуистской картине смены юг – от золотого века Сатья-юги до космической ночи Кали-юги.

Казалось бы, нисходящее движение у Генона господствует, причем однозначно. Но тут не всё так просто. Дело в том, что конец одного цикла означает возникновение цикла нового. То есть, нисходящее движение является и движением восходящим. Отсюда и своеобразный героический оптимизм традиционалистов, которые уверены в «вечном возвращении одного и того же». Бытие, имеющие своим истоком трансцендентный Принцип, в конечном итоге, неподвластно никакой аннигиляции.

 

Циклическая линейность

Также всё непросто и с Марксом. У него восхождение означает своеобразное возвращение к истокам, к утру человеческой истории. Этим утром является «первобытный коммунизм», для которого было характерно отсутствие социального неравенства, общность имущества и распределение по «потребностям» (пусть и мизерным). Маркс и марксисты, конечно, подчёркивают всю примитивность изначального коммунизма, но он для них все равно является неким прообразом коммунизма «развитого». Не случайно же в своих знаменитых «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркс как бы «проговаривается»: «Положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию».

Заметим, что Маркс говорит именно о «возвращении», тем самым, вольно или не вольно, указывая на ретроспективный характер самого коммунизма – как учения возникшего в эпоху Модерна. Разумеется, это возвращение на новом технико-экономическом уровне. Но тут получается такая «презабавная» вещь. По большему счёту, примитивный коммунизм отличается от коммунизма «непримитивного» уровнем развития техники. (Кстати, не случайно у марксистов всё упирается в развитие «производительных сил».) А в структурном плане грядущий коммунизм должен быть все тем же самым изначальным общественным строем, для которого характерны – общность имущества и классовое равенство.

И как бы ни подчёркивали марксисты примитивность изначального коммунизма, но их преемственность от него очевидна. К слову, очень пафосно это проявилось в романе ранних Аркадия и Бориса Стругацких «Возвращение. Полдень. XXII век». В самом конце Евгений Славин восклицает: «Вы знаете, Леонид Андреевич, мое воображение всегда поражала ленинская идея о развитии общества по спирали. От первобытного коммунизма, коммунизма нищих, нищих телом и духом, через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости, к коммунизму неисчислимых материальных и духовных богатств. С коммунизма человек начал и к коммунизму вернулся, и этим возвращением начинается новая ветвь спирали, такая, что подумать – голова кружится. Совсем-совсем иная ветвь, не похожая на ту, что мы прошли».

21

 

Кибернетическая реинкарнация «первобытного коммунизма»

«Строительство социализма» ставило своей целью создание абсолютно (снова поиск Абсолюта!) управляемой экономики, которая функционировала бы как одно предприятие (В. И. Ленин сравнивал социализм с фабрикой). Предполагалось полное устранение рыночных факторов, которые порождают стихийность, «экономическую анархию». И если вдуматься, то вся экономика (страны и даже планеты) виделась как некая единая хозяйственная единица, совершенно прозрачная взору самого хозяина.

Это было бы, вне всякого сомнения, возрождение первобытного коммунизма на совершенно новой основе. И для такой реинкарнации, конечно, требовался бы особый уровень развития производительных сил. Однако во время реальной практики социалистического строительства последователи Маркса сделали упор не столько на технику (и, следовательно, технократию), сколько на бюрократию. Причин тому много и это, как говорится, тема отдельного разговора. Одним из факторов была необходимость форсированной индустриализации в мобилизационном режиме. Когда же эта необходимость отпала, то встал вопрос о том, кто же будет новым субъектом управления? Выбор был таков – либо надо прибегнуть к «невидимой руке рынка», либо опереться собственно на технику, то есть на автоматизированные системы управления. Победили, в конечном итоге, сторонники рынка, которые вполне логично осуществили реставрацию капитализма в 1991 году. Но ещё до этого они одержали предварительную победу в 1965 году, когда началась т. н. «косыгинская реформа», которая резко повысила роль стоимостных (по сути дела, рыночных) факторов.

Однако у «рыночного социализма» была своя, условно говоря, «киберсоциалистическая» альтернатива. И в 1963 году руководство даже решилось на неё. Тогда вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором намечалось создание Единой системы планирования и управления (ЕСПУ) и Государственной сети вычислительных центров. Потом для советской киберсети придумали новое название – Общегосударственная автоматизированная система планирования и управления в народном хозяйстве (ОГАС). Руководители страны были готовы реализовать крупномасштабный проект директора Института кибернетики АН Украинской ССР Виктора Глушкова, предлагавшего перевести управление народным хозяйством на электронно-кибернетическую основу. (Помимо автоматизированных систем управления Глушков разрабатывал системы математических моделей экономики и безналичного расчета физических лиц.) По сути, речь шла о том, как сделать планирование не просто директивным, но и по-настоящему научным. Академик предлагал совершенно новую модель управления, которая бы основывалась не на товарно-денежных отношениях, а на строго научном расчете баланса потребностей общества.

Глушков хорошо знал экономическую жизнь страны. Так, в одном только 1963 году он посетил около ста предприятий, лично отслеживая цепочки прохождения статистических данных. Академик выдвинул крайне интересную теорию «информационных барьеров», которая придавала марксизму совершенно технократическое измерение. Согласно Глушкову, человечество пережило за всю свою историю два глобальных кризиса управления.

Первый произошел в период разложения первобытно-общинного строя («примитивного коммунизма»). Тогда усложнение общественных отношений и увеличение потоков информации привело к возникновению товарно-денежных отношений и иерархии.

Но в XX веке наступил второй кризис, отношения усложнились настолько, что человек уже просто стал не в состоянии выполнять все необходимые функции управления. Так, по расчетам академика, каждый должен был (если без помощи техники) выполнять до миллиарда операций в год. Получалось, что даже в современный ему период на планете необходимо было проживание 10 миллиарда человек.

Глушков отмечал: «Отныне только «безмашинных» усилий для управления мало. Первый информационный барьер, или порог, человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника – вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог. Происходит исторический поворот по знаменитой спирали развития. Когда появится государственная автоматизированная система управления, мы будем легко охватывать единым взглядом всю экономику. На новом историческом этапе, с новой техникой, на новом возросшем уровне мы как бы «проплываем» над той точкой диалектической спирали, ниже которой…остался лежать период, когда свое натуральное хозяйство человек без труда обозревал невооруженным глазом» 1.

Как очевидно, Глушков прямо апеллирует к изначальному «натуральному» состоянию экономики, предлагая вернуться туда, но только уже на кибернетическом уровне. При Хрущеве, который искренне считал возможным скорое построение коммунизма (и открыто обещал его к 1980 году), за эту модель ухватились, тем более, что и настрой тогда был в высшей степени технократический, в соединении с футуризмом. Тем не менее новое руководство ни в какой коммунизм уже не верило, оно думало о том, как бы имплантировать в тело советского социализма западный капитализм, ликвидировав минусы без потери плюсов. Поэтому и стали проводить умеренную реформу, призванную разбавить «административно-командную систему» рыночными отношениями. Советские руководители показали себя никудышными марксистами, они отодвинули на второй план собственно «производительные силы», на первый же выдвинули распределение материальных ресурсов.

В конце концов, эти ресурсы были распределены между функционерами системы – ценой ликвидации СССР.

Как очевидно, марксизм (шире – коммунизм, он ведь бывает и немарксистским) объективно совпадает с традиционализмом геноновского плана. Он также ориентирован на «Золотой Век», хотя отталкивание от религиозно-мистических основ делает традиционализм марксистов «слепым», бессознательным. Но как знать, может быть нынешние и грядущие трансформации, открывающие новые-старые «бездны», приведут к сознательному соединению обеих «противоположностей».

Notes:

  1. Пихорович В. «Актуальность основных принципов построения ОГАС» // «Пропаганда. Научно-популярный журнал»