Рубрики
Интервью Прогнозы

Путин придерживается консервативного понимания консерватизма

Любовь Ульянова

Борис, президент позавчера во время прямой линии сказал знаковые слова о ЕР. Как бы ты их прокомментировал?

Борис Межуев

Первое, что надо отметить: президент употребил слово «консерватизм» в отношении «Единой России». И в том контексте, в каком это было сказано, очевидно: для него консерватизм – синоним слова «стабилизатор». То есть консерватор – тот, кто поддерживает стабильность. Или тот, кто поддерживает баланс сил и интересов.

В некоторой степени это подтверждает то, что мне приходилось говорить ранее. Идеология государственного консерватизма, которую можно было связать с именем Путина, сводится к трем аспектам: территориальная целостность, государственный суверенитет и стабильность – экономическая, финансовая и социальная. Это, условно говоря, и есть консерватизм в понимании президента.

Что касается ЕР. Она удерживается в политическом поле, и на приоритетных позициях, в первую очередь за счет своего статуса системной партии. То есть она имеет в своем активе не только достижения власти, связанные в первую очередь с ее внешнеполитическими победами, но и все те ее минусы, которые обусловлены необходимостью проведения той или иной экономической политики. Необходимостью проведения тех реформ, которые власть считает нужными, но которые при этом часто могут ударять по тем или иным группам интересов. Среди этих групп интересов могут быть бюджетники, пенсионеры, как, впрочем, и богатые, обеспеченные люди, у которых деньги в оффшорах, – когда речь идет о национализации элит.

Подобная система власти кажется президенту консервативной в хорошем смысле этого слова, обеспечивающей проведение той политики, которую он считает разумной.

Предпосылки для такой системы сложились давно. Когда выяснилось, что Путин – больше чем просто глава правительства. Что он – общенациональный лидер, а не человек, чей идеологический имидж определяется политикой того или иного кабинета и, естественно, партии, которая этот кабинет поддерживает. Несмотря на то, что правительство под его руководством было успешным, что именно в эту эпоху был преодолен кризис. Были и недовольные этим правительством. И всё равно многие из тех, кто был недоволен правительством, поддерживал власть, потому что власть ассоциировалась не с тем или иным решением конкретной экономической проблемы, а с национальным делом в целом.

На текущих выборах возникла проблема – куда деть левый путинизм. Многое, происходящее сегодня, объясняется тем, что для российской власти левый путинизм не может являться мейнстримом. Хотя он есть, его не сбрасывают со счетов, его представителей не выбрасывают из команды. Под него даже выделяются определенные ресурсы, в том числе информационные. Он существует в поле, но не может являться господствующим идеологическим течением, как бы направляющей частью политического процесса.

Это чем-то напоминает политику большевиков в 1920-е годы, в хорошем смысле слова. Есть пролетариат – гегемон революции, а есть его попутчики. Они хорошие, с ними надо дружить, но ни в коем случае не считать, что крестьянские попутчики – это и есть революционный авангард. Есенин, Леонид Леонов, деревенские писатели – это хорошие, нужные, важные люди, но они не есть люди, мыслящие так, как должен мыслить сознательный пролетарий. Как известно, высказал эту позицию Троцкий, но понятно, что он выразил общее коммунистическое представление, которое разделял и Ленин. Потом, правда, возник некий сталинский синтез, когда всех лояльных литераторов записали в советские писатели, и было объявлено, что у нас сложилось общенародное государство. Но до определенного момента большевики придерживались вот этой логики разделения на пролетариев и их «попутчиков».

И сегодня: есть мейнстрим – право-консервативная линия. Она является доминирующей, центральной. Представляет ее правительство. И есть много попутчиков. Это левые, «правильные» националисты, и даже отдельные «правильные» либералы. Всё это патриоты. Все они – за Россию. Но не все в главном штабе управления страной.

Любовь Ульянова

Означают ли слова Путина, что правительство, выдвинутое некогда ЕР, также является центристско-консервативным? Или же, напротив, слова Путина отражают стремление идеологически развести партию и правительство: партия – центристско-консервативная, а правительство – либеральное. То есть создать определенное идеологическое напряжение внутри системы?

Борис Межуев

В свое время у меня была такая надежда: на (условно говоря) зазор между партией, условно консервативной, и правительством, более либеральным. Такой зазор, казалось бы, возникал в медведевские годы, когда партия была чуть консервативнее, чем правительство. Но сейчас нет ничего такого. Напротив, мы видим нечто совершенно обратное: очень ясное стремление выстроить политическую систему без всяких внутренних напряжений, не говоря уже об антагонизмах. И в этой системе нет места для самостоятельной право-консервативной партии, отличной от действующего правительства, способной быть руководящей и направляющей силой правительства в том случае, если оно, скажем, отступает от право-консервативной линии.

Партия – не приоритетный носитель право-консервативной идентичности. Партия – это стабилизатор системы. Это сила, которая обеспечивает ее устойчивость. Она пользуется определенными преимуществами режимной партии. Путин все-таки поддерживает именно ее.

Любовь Ульянова

В конце предыдущего года ряд экспертов на нашем сайте в рамках дискуссии о предстоящей избирательной кампании высказывались в пользу того, что ЕР пойдет на эти выборы как партия правительства, в то время как Владимир Путин дистанцируется от всей предвыборной проблематики. Можно ли сейчас сказать, что эти предположения оказались неверными, и Владимир Путин берет на себя часть ответственности за ЕР?

Борис Межуев

Да, я помню эту дискуссию. Но Путин не берет на себя ответственность за ЕР, он делегирует этой партии некоторые важные функции. Какова здесь логика? Путин считает так. Нам нужно проводить реформы. Они кажутся нам разумными, но они, тем не менее, окажутся непопулярными. Но сейчас такая экономическая ситуация, без них нельзя. И при этом нам нужна опора в Думе. Чтобы там сидели не коммунисты, которые будут в меру сил блокировать реформы, а те депутаты, кто будет их поддерживать.

Главная задача консерватизма сейчас – это обеспечивать стабильность системы.

Консерватизм, согласно этой точке зрения, это не идеология развития. У консерваторов нет своих рецептов развития. У консерваторов есть рецепты обеспечения стабильности при осуществлении любых иных, но неизбежно чужих рецептов. Назовем это консервативным пониманием консерватизма.

Любовь Ульянова

Долгое время казалось, что власть не может пожертвовать широким путинским консенсусом, чтобы двинуться в сторону каких-то реформ. Можно ли сказать, что сейчас этим консенсусом в определенной степени пожертвовали? Ради непопулярных реформ?

Борис Межуев

Хороший вопрос. Действительно, заметно желание как бы дифференцировать внутрипутинское большинство, выделить некоторую приоритетную позицию, с которой можно себя идентифицировать. Немного дистанцировавшись от тех, кого называют системной оппозицией.

Есть объективная проблема: как можно обосновать правые реформы? Впрочем, и левые тоже. Главное – непопулярные. Повышение налогов – левая мера, но тоже непопулярная. В США ее практически невозможно провести через Конгресс.

Но как обосновать необходимость сокращения бюджетных выплат?

Все системы в мире, видимо, ищут подобные решения. Как, не жертвуя демократическими институтами, провести правую повестку? В этом смысле опыт ЕР – всеохватной партии, партии всего народа, но при этом все-таки поддерживающей правительство в его правизне и занимающей правоцентристские позиции, может оказаться востребованным.

В 1990-е годы была популярной точка зрения, что всеохватной может быть только левоцентристская партия, что только такая партия может быть востребована большинством, что люди не будут голосовать за правых.

А затем появился Путин – человек правых экономических воззрений, при этом патриотически мыслящий, выходец из спецслужб, государственник.

Возник вопрос: может ли существовать какой-то электоральный проект, отражающий вот эту специфику Путина как политика?

Долгое время ЕР колебалась в ответе на этот вопрос. Она вмещала в себя большое количество людей, не принимавших радикального поправения. Там было большое количество людей из изначально левоцентристского «Отечество – вся Россия».

Сейчас делается попытка поменять этот рисунок. Пусть будет откровенно правоцентристская партия, которая будет открыто защищать непопулярные решения. И при этом она будет и партией всех тех внешнеполитических достижений, которые связаны с нынешней властью.

Сможет ли такой «консервативный консерватизм» победить на выборах? Уже осенью мы об этом узнаем.

Автор: Борис Межуев

Историк философии, политолог, доцент философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Председатель редакционного совета портала "Русская идея".