В полвторого ночи я, шатаясь, вышел из штаба. Часа два с начальником артиллерии просматривали сделанные за день фотографии, и решали, какую цель я буду корректировать на утро. Район от Белой Каменки до Старогнатовки. Палила бы арта только по скоплению техники. Два часа я приближал и отдалял фотографии, показывая украинские БТР, шишиги (Газ-66), окопы, пустые капониры, иной раз – танки, а также следы от разъездов артиллерийских установок.
Наш выбор пал на взводно-опорный пункт по дороге из Старогнатовки на Новогригоровку, прямо на перекрестке, в 500 метрах от водохранилища. Там было, может, 3 БТР, пара больших палаток для личного состава и, наверное, 1 шишига.
– Корректируй вот от этой посадки, – указал полковник на край цели у дороги. – И не перепутай стороны света!
– Не перепутаю!
– Сначала я дам дымовую. Потом по одному начнешь заводить снаряды. Сколько у твоей птицы времени будет ?
– Минут 35, так как летим с видео.
– Хорошо. Во сколько у нас рассвет? Где-то в 5. В 4:50 позвонишь и доложишь о готовности.
– Есть!
– Не перепутай стороны света!
– Не перепутаю, товарищ полковник.
Чтобы в 4:50 быть готовым, надо было выехать в 3:30 утра. То есть мне надо было встать в 3 ровно. Я успел позвонить девушке за тысячи километров отсюда и в 10 минут вместить все то, что я хотел ( и мог) ей сказать. Чуть больше часа сна. Нормально. В конце концов, весь август было так. Да и завтра был мой день: сержанту неожиданно дали увал и два дня за все отвечал я. Начиналось 23 августа: 9 июня я защитил диплом магистра экономики, 30 июня я встречал закат с любимой на Босфоре,
23 августа начальник артиллерии и начальник разведки 1й бригады пристально следили за моей работой и вздрючили бы меня за любой промах. Здорово – ради этого и приехал.
Товарищи по оружию (фото из личного архива автора)
Перед сном я еще раз посмотрел на фотографию цели и измерил расстояния от краев. Через 65 минут в комнату зашел Димон, но до того, как он что-то сказал, я уже вскочил – я уже давно сплю не раздеваясь.
Еще через полчаса я сидел в нашем прошитом осколками «Урале». Пацаны спали, я сидел, вцепившись руками в автомат. Стандартный маршрут: рудоуправление, разбитый мост в Раздольном, Васильевка… Когда мне показалось, что мы проехали храм в Васильевке (пока еще ничего не было видно), я перекрестился. Начиналось воскресенье, и вместо того, чтобы пойти утром на литургию, я ехал корректировать огонь по противнику, чью позицию я сам нашел и сам выбрал. В первый раз я ехал убивать. Ну, точнее, не совсем. Уже месяц так или иначе я участвовал в нескольких корректировках: либо находил и обрабатывал цель, либо управлял «птичкой» во время корректировки, пока сержант говорил арте отклонения их снарядов. Но это был первый раз, когда от начала до конца я все делал сам. Как бы есть первый раз с женщиной, а есть первый раз с любимой женщиной. В тот далекий первый раз тоже было круто, но вспоминать хочется именно этот. Как-то так.
«Урал» приехал на место и спрятался в капонир: мы вывалили из кузова, быстро загрузили себе на спину технику и быстрым шагом пошли к нашей позиции. На самой позиции не было ни окопов, ни другого укрытия, она была видна с украинских биноклей и уже была отлично пристрелена, зато с нее была отличная связь с «птичкой». Мы быстро развернулись и прошли предполетную проверку. Полетное задание я составил еще перед сном. Все отлично, лишь бы связь не подвела. Я осмотрелся кругом: бескрайние донецкие степи, перечерченные перпендикулярными посадками. Оранжевая палитра уже смешивалась с темно-синим небом, но все равно было еще слишком темно для полета. Может, не слишком, но я хотел наверняка. Мы позвонили начальнику артиллерии и доложили, что готовы, но еще слишком темно. Он попросил перезвонить, когда можно будет лететь. Пятнадцать минут я лежал дрожа на своем французском спальнике, помнившим черные и синие чернила, кальянные угли, сухое красное вино, первые ночи, последние ночи, а теперь измазанным в дорожной пыли всех дорог от Донецка до Луково. Все. Светло. Пора.
– Товарищ полковник, мы готовы!
– Через сколько взлетишь?
– Через минуту.
– Сколько тебе лететь?
– Шесть минут.
– Позвонишь, как долетишь.
Мой оператор (позывной «Тайсон»), бывший боксер и дальнобой из Горловки, прицепил концы катапульты к «птичке», отошел на восемь шагов назад, растянув тросы до натяжения и четко скомандовал:
– От винта!
– Три, два, один… Взлет! – заорал я и нажал кнопку на экране.
Винты зажужжали и «птичка» взмыла в небо. Оставалось шесть минут.
Пока мой птенчик набирает высоту в это оранжевое воскресное утро 23 августа, я кратко введу вас в курс дела.
Артиллерия сама по себе редко видит куда летят ее снаряды, особенно когда речь идет о больших расстояниях. Да, у нее есть (далеко не всегда) координаты цели, но снаряды, естественно, летят с отклонением по целому ряду причин. Для более точной стрельбы нужны корректировщики и их роль исполняет либо завербованное местное население (но не посреди же дороги в сельской местности), либо собственные глаза (но те глядят в буссоли и часто находятся далеко от цели), либо (в 21 веке) беспилотник. Задача последнего в данном случае – кружить над целью, своевременно замечать разрывы от снарядов и быстро докладывать арте. Простите, я прервусь, у меня на третьей минуте полета перестало показывать видео с тем, что видит моя «птичка».
Твою мать! Ладно, такое бывало часто. Я быстро начал вручную поворачивать на глаз станцию слежения, пока картинка с видео снова не появилась на экране. Фух! Оставалось две минуты. Включил запись. Вот птичка свернула на дорогу на Новогригоровку, вот и первый поворот направо. Звоню полковнику:
– Минута до цели!
Полковник что-то говорит своим артиллеристам. Вот поворот на водохранилище и сразу за ним цель: взводно-опорный пункт 50 метров в длину и где-то 70 в ширину. Пролетел цель первый раз и развернул птичку. Тут недалеко от нашей позиции раздался выстрел: наши начали!
Внимательно смотрю на экран. Пока пуст… Вот она, дымовая!
– 50 север, 300 запад! (это значит что легло 50 метров севернее и 300 метров западнее цели).
На другом конце трубки полковник что-то сказал своим. Вскоре опять над ухом раздались залпы.
– 40 секунд, – сказал мне полковник.
Я завернул «птичку» на очередной круг и опять уставился в видео. Пока ничего…
– Первый! Север 150, запад 300. Второй! Север 100, запад 250! Третий! Юг 100, запад 300…
Снова непонятный мне артиллеристский язык на другом конце провода и уже мне:
– Жди две минуты!
– Есть.
Снова по точкам разворачиваю «птичку», поглядывая за зарядом аккумулятора. Снова громкие залпы совсем рядом.
– Первый! Есть попадание! 40 запад! – сказал я, увидев большой клуб дыма в прямоугольнике цели. Доброе утро, укропы! – Второй! Север 50, восток 20! Третий! Север 100, восток20! Четвертый! Север 150, восток 20!
Снова по циклу. В этот раз два снаряда упали в окопы, чуть восточнее цели, а два ушли много южнее.
«Птичка» делает новый круг.
– Первый! Север 50, Восток 50! Второй! Запад 100! Третий! Юг 200, Запад 300
– Я так сейчас не смогу им скорректировать, – сказал мне полковник (потому что теперь они били одновременно). – скажи усредненно, куда перелет?
– Короче, если между тремя снарядами нарисовать треугольник-то надо стрелять в центр этого треугольника! – ответил я, и сам в душе усмехнулся тому, как смешно и сложно это звучало. Впрочем, полковник ничуть не смутился. «Птичка» была уже тридцать пять минут в полете.
– Сколько у тебя еще времени?
– Ну, минут пять!
И опять артиллерийский язык на другом конце провода. Долго жду. И вот наконец… ну надо же!
– Первый! Попадание! Запад,30! Второй! Попадание! Запад, 25! Третий! Попадание! Запад, 30!
– Это уже на поражение, – услышал я спокойный и так сладко звучащий тон полковника на другом конце провода.
– Четвертый! Э… Юг 250, Запад 100.
– Пусть уходят! – прозвучала команда не мне в трубку и сразу уже мне, – возвращай свою птицу домой!
– Есть, товарищ полковник!
Я пустил своего птенчика на круг почета над целью и отправил по точкам домой. Выключил запись. Ровно через шесть минут самолет был посажен. И я уже ждал нового задания. Потом в течение дня мое кино смотрели подходившие к нашей позиции ополченцы, и им всем нравилась такая режиссура.
Правда, к сожалению, на видео не было видно, чтобы снаряды попали в саму технику. А вот личному составу (если он, конечно, не свалил с позиции в предыдущий день, оставив всю технику, что вряд ли) пришлось несладко: четыре снаряда прямо перед палатками и два в окоп. В сомнениях я робко спросил, пересматривая видео с начальником артиллерии:
– Че, плохо откорректировал?
– Да нет, хорошо откорректировал. Ошибся только один раз. Молодец!
В тот день сержант вернулся с увала и задачу снова ставили не мне, но тот яркий воскресный день запомнится надолго. Первый раз нельзя забыть!
