В эпоху Александра II, удостоенного эпитета «Освободитель», третий элемент «охранительных начал» («православие, самодержавие, народность»), доставшихся ему от батюшки (Николая I), получил новую трактовку. В это время все чаще начинают поговаривать о широком представительстве народа в системе управления, а экстраординарный профессор Московского университета по кафедре государственного права Б.Н.Чичерин подготовил даже диссертацию «О народном представительстве» (1866), где проследил развитие институтов парламентаризма у европейских народов. Впрочем, относительно их применимости в России он все же отметил в предисловии: «Не скрою, что я люблю свободные учреждения; но я не считаю их приложимыми всегда и везде, и предпочитаю честное самодержавие несостоятельному представительству».
Либеральное окружение Александра II убеждало его завершить политические реформы созданием всероссийского представительного органа, и министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов подготовил проект, предполагавший привлечение представителей земств и городов, с наделением их законосовещательными полномочиями при Государственном совете. И хотя речь шла не о конституционной монархии, при которой верховным органом является демократически избираемый парламент, а лишь о возможном ограничении самодержавной власти в пользу органов с частичным представительством, Александр II сразу же отметил опасность того, что созванные депутаты «Общей комиссии» (съезда) вскоре начнут требовать себе и законодательных полномочий. Тем не менее, он утвердил этот план, который, впрочем, не успели обсудить из-за последовавшего вскоре цареубийства.
Обсуждение этого проекта реформы самодержавия состоялось уже при Александре III, в марте 1881 г. Тем временем, оставшиеся на свободе члены Исполкома «Народной воли» обратились к Александру III с ультиматумом, где были перечислены условия для прекращения террора в Российской империи. Вторым пунктом этого ультиматума значилось требование созыва «представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями». Хотя подавляющее большинство министров высказалось «за» план Лорис-Меликова по реформе самодержавия, новый император принял точку зрения консервативного крыла, и окончательное решение было закреплено специальным Манифестом о незыблемости самодержавия[1], проект которого подготовил Победоносцев.
После убийства Александра II Иван Аксаков произнес взволнованную речь о том, что только в таком неестественном для России городе, как Северная Столица, могло совершиться столь страшное злодеяние, и патетически восклицал: «В Москву! В Москву!». Также славянофилы попытались обратиться к традиции созыва Земского собора, предложив его как средство, позволяющее избежать реакционных и революционных крайностей, золотую середину при политических преобразованиях.
На страницах газеты «Русь» И.С. Аксаков публикует статью Ю.Ф. Самарина «По поводу толков о конституции» (1862 г.) и записку К.С. Аксакова «О внутреннем состоянии России», в 1855 г. представленную Александру II, но неизвестную общественности. Автор записки исходил из принципа естественного разделения сфер существования, видя во взаимоотношении народа и государственной власти проявление необходимости друг для друга. «Правительству — неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая; народу — полная свобода жизни и внешней, и внутренней, которую охраняет правительство. Правительству — право действия — и, следовательно, закона; народу — право мнения — и, следовательно, слова»[2]. А в статье Ю.Ф. Самарина отвергались любые попытки ограничения самодержавия, поскольку конституция должна быть естественной, а не навязываемой обществу, которое еще «не дозрело» до нее: «Народной конституции у нас пока еще быть не может, а конституция не народная, то есть господство меньшинства, действующего без доверенности от имени большинства, есть ложь и обман. Довольно с нас лжепрогресса, лжепросвещения, лжекультуры; не дай нам Бог дожить до лжесвободы и лжеконституции. Последняя ложь была бы горше первых».
Ну а сам редактор-издатель «Руси» — Иван Аксаков — подготовил на эту тему статью «О настоящем значении наших древних земских соборов»[3]. В его планы входило намерение показать, что соборы допетровской Руси не только не ограничивали, но наоборот, усиливали и возвеличивали царскую власть. Именно Земский собор, после окончательного сокрушения всего государственного строя в эпоху междуцарствия, избрал на престол дом Романовых, восстановил самодержавие наперекор боярам.
Дальнейшим продвижением идеи созыва Земского собора в новых условиях занимался близкий к И.С. Аксакову Павел Дмитриевич Голохвастов, получивший назначение чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел Н.П. Игнатьеве. С ранних лет он занимался древней русской историей, в особенности Смутным временем, и оставил (по большей части в рукописях) обширные работы, в том числе о земских соборах. И теперь, как показалось славянофилам, представилась прекрасная возможность возобновить традицию. Тем более, что времена-то снова «смутные», и самодержавие под угрозой и в прямом, и переносном смыслах. Радикал и нигилист Нечаев, вступивший за границей в отношения с Бакуниным и Огаревым, не только присоединился к Интернациональному обществу, но и получил деньги на дело революции, и вернувшись в Россию основал «Общество народной расправы», имевшее отделения в Петербурге, Москве и других городах, а снова оказавшись за границей, взялся за издание журнала «Народная Расправа». Позже, выданный швейцарским правительством России, даже будучи посажен в Петропавловскую крепость, он не угомонился и стал воздействовать на караульных солдат, через которых вступил в сношения с народовольцами, бывшими на свободе. Примечательно, что именно Нечаев послужил прототипом для одного из героев романа Достоевского «Бесы», романа, описывающего смутные времена.
Но можно вспомнить и взрыв в Зимнем дворце, организованный движением «Народная воля», когда один из его членов — Халтурин — пронес в подвал до 30 кг динамита, и ходоков в народ, для подготовки массовых бунтов, и студенческие волнения. Особенно показательно было 8 февраля 1881 г., во время ежегодного торжественного отчета в актовом зале Петербургского университета, когда в присутствии четырех тысяч слушателей после ректорского доклада студент Л. Коган-Бернштейн с хоров произнес речь, а находившийся у трибуны П. Подбельский нанес пощечину министру народного просвещения Сабурову.
В итоге, 12 марта 1881 г. будущий министр внутренних дел Игнатьев писал: «… для успешного действия необходимо, чтобы Правительство освободилось от некоторых условий, которые сгубили лучшие начинания прошлого Царствования: в Петербурге существует могущественная <…> группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами она имеет громадное влияние и на чиновничество и вообще на весь ход дел»[4]. Так что для спасения царя и Отечества самое время было созывать Земский собор…
По мнению славянофилов, Земский собор с прямыми выборами от сословий — крестьян, землевладельцев, купцов, духовенства, мог стать реальной альтернативой всякого рода конституциям, удерживая при этом Россию на ее исторической, политической и национальной основе, и «всенародное» подтверждение собором необходимости самодержавия заставило бы «замолкнуть всякие конституционные вожделения».
В начале марта 1882 г. Игнатьев и заговорил с императором о Земском соборе, созыв которого сделал бы коронацию особо праздничной и исполненной глубокого смысла. В своей записке он доказывает, что, разрешая Земский собор, самодержец ничего не уступает из своей власти, а лишь находит «верное средство узнать истинные нужды страны».
30 марта 1882 г. Игнатьев составил проект манифеста о созыве Земского собора, а 12 апреля представил его Александру III на утверждение.
Подготовленный Игнатьевым проект предполагал к «Священному венчанию и миропомазанию в первопрестольном граде Москва» собраться Синоду и епископам, Государственному совету, Правительственному Сенату, министрам и главноуправляющим, губернаторам, предводителям дворянства, городским головам обеих столиц, всех губернских городов и некоторых уездных, и нарочито на сей Собор выборным (по одному купцу); от обеих столиц по трое горожан, избранных столичными городскими думами; всех уездов Великой, Малой и Белой России и Новороссии (от личных землевладельцев по два землевладельца, от крестьян, от двух до семи); от земель казачьих войск Донского, Уральского, Оренбургского, Сибирского, Кубанского и Терского, от губерний и областей Сибирских, Туркестанских, Кавказских, прибалтийских и польских и от Великого княжества Финляндского по особым указам.
Также в проекте манифеста отмечалось, что как в старину Земские соборы собирались государями не только к венчанию на царство, но иногда и для возвещения воли государевой всей земли в лице ее выборных лучших людей, и для выслушивания государем прямо от выборных о местных нуждах и вообще для совещания государя со всей землей, так и «отныне да будет».
27 мая в Петергофе на созванном Александром III совещании Игнатьеву было предложено зачитать заготовленные им манифест и рескрипт на имя министра внутренних дел с объявлением о созыве Земского собора. Однако оба документа подверглись критике со стороны Победоносцева, председателя Комитета министров Рейтерна, министра просвещения Делянова, министра государственных имуществ Островского. Игнатьев пытался оправдаться тем, что подготовляемая им акция чисто успокоительного характера и не претендует на изменения в системе управления.
«Государь перебил меня с неудовольствием, — рассказывает он, — и в раздраженном тоне сказал, что доверие его ко мне было полное и неограниченное до моего возбуждения вопроса о соборе, который я преследую с непонятной настойчивостью». Здесь же император во всеуслышание заявил, что «согласия своего на созыв собора он не дает».
В итоге, Игнатьев подал в отставку и был заменен Д.А. Толстым, а идея возобновления созыва Земских соборов потерпела полное поражение. Казалось бы, Земский собор должен был вызывать только положительные ассоциации — ведь Михаил Федорович Романов — первый русский царь из династии Романовых, был избран на царствование именно подобным собором.
Однако далеко не все разделяли оптимизм инициаторов возобновления этого органа. Так, М.Н. Катков провозгласил подобный собор «торжеством крамолы». Перебирая славянофильские доводы в его пользу, что он «положит конец нашему нравственному неустройству», «пересоздаст русскую землю», «изведет самодержавную власть из плена бюрократии», издатель «Московских ведомостей» предлагал задуматься о главном. «Если речь идет о Земских соборах в смысле старого времени, то и учреждать нечего, потому что их никто не отменял», — заявлял он, напоминая о том, что «русский царь имеет, несомненно, право призывать и созывать, когда окажется надобность, людей разных сословий по тому или иному вопросу».
Но если подразумевается учреждение другого рода, то это будет уже нечто новое, и с самодержавием совершенно несогласуемое. А в «Русском вестнике» Каткова, в очерках Н. А Любимова («Против течения»), проводился анализ уроков французской революции. «Когда в стране от тех или других причин распространено недовольство существующим порядком, а власть в то же время слаба, то для правительства нет ничего опаснее представительных собраний и нет ничего выгоднее для революции».
А с точки зрения Победоносцева, осуществление славянофильского проекта, «Земского собора», способно было только «внести смуту» в умы подданных. И его опасения можно было понять — созываемые на Земские соборы должны были высказывать свое суждение о делах государственных, но прежде должны этими делами интересоваться, заниматься, а тем самым и вмешиваться в область высшего руководства.
Выступавший против преобразователей как из либерального, так и из славянофильского лагеря Победоносцев предпочел середину, точнее, предельно консервативный вариант решения проблемы — ничего не менять. Он вообще был против попыток поиска «формулы» самодержавия, даже в тех случаях, когда эти попытки исходили от близких ему по взглядам людей. Так, в письме к И.С. Аксакову еще 1874 года, он прямо заявил о невозможности (и даже вредности) четкого теоретического оформления самодержавия в России, поскольку «есть предметы, которые, — может быть, до некоторого времени, — поддаются только непосредственному сознанию и ощущению, но не поддаются строгому логическому анализу, не терпят искусственной конструкции. Всякая формула дает им ложный вид и — прибавлю — дает повод, с той или с другой стороны, — к задним мыслям и недоразумениям. Пробовал, помнится, покойный брат Конст[антин] Серг[еевич] делать конструкцию этой идеи; пробовал как-то Катков в прежнем «Русском вестнике», и все выходило тяжело, неловко, неистинно. Есть, подлинно, явления, которые лучше не возводить в конструкцию формулы».
Не признавая божественный характер власти, рассуждая о ее природе, можно дойти и до «общественного договора». И достаточно вспомнить, что когда в 1873 г. в московском окружном суде рассматривалось дело Нечаева, он несколько раз успел прокричать «Да здравствует Земский собор»…
Итак, пытаясь вернуться к стабильности, установить порядок, от идеи народного представительства отказались, посчитав твердым основанием только самодержавие, не рискнув умалить его ни парламентом (либеральный идеал), ни Земским собором (консервативный формат).
И что в итоге?
«Умаляться» все же пришлось, под давлением со всех сторон. В январе 1905 г. священник Гапон предложит литераторам написать текст петиции, пригодный для обращения к царю «всем миром», а затем и сам подготовит свой вариант Петиции, где основным требованием будет созыв народного представительства в форме Учредительного собрания на условиях всеобщей, тайной и равной подачи голосов.
Затем создается Государственная дума — представительный законодательный орган, олицетворяющий попытку преобразования России из самодержавной в парламентскую монархию, и попытку не добровольную, а под давлением революционных выступлений. И вот уже Дума IV созыва, после того как 25 февраля 1917 г. Николай II подпишет указ о временном прекращении ее заседаний, откажется подчиниться, став одним из центров оппозиции и ключевым игроком в Февральской революции: 27 февраля ее членами будет образован Временный комитет Государственной думы, фактически принявший на себя функции верховной власти и сформировавший Временное правительство.
Но Государственная дума так и не стала «коллективным разумом» — тем, чем мог быть Земский собор. И утратив опору «земель», идя на поводу «прогрессивного» сообщества, достаточно агрессивно продвигавшего свои ценности, самодержавие в одночасье исчезло, несмотря на вековые убеждения в его «незыблемости и божественности».
Стоило вынуть одно звено, и все рухнуло, чего могло бы не произойти при других условиях, если бы монархия опиралась на «консервативное большинство».
Так что, возвращаясь к проекту возобновления Земского собора 1881-1882 гг., обосновываемого славянофилами и продвигаемого Игнатьевым, можно отметить, что при всем своем внешнем архаизме он содержал один полезный урок — реформы можно и нужно делать, опираясь на все «земли», на «консервативное большинство», которое всегда имеется здесь и сейчас, а не исчезает как при изменении политической конъюнктуры в одной из европейских стран.
Также следует отметить, что и сегодня, возможно, найдется достаточно много людей, которые избегая вовлечения в «партийное строительство», будучи вне политики, все же готовы активно участвовать в преобразовании России, но с опорой на те начала, которые они считают своими, согласно местам проживания, следуя обычаям своих «земель».
[1] О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России.
[2] У К.С. Аксакова есть два наброска, которые названы «Краткий Исторический очерк Земских Соборов» // Аксаков К.С. Т. 1. М., 1861. С. 291-306. В редакторском примечании И.С. Аксаков отметил: «Эта статья сохранилась в черновой рукописи, и есть только первоначальный набросок мыслей автора, оставшийся не поправленным. В начале 50-х годов Константин Сергеевич предполагал заняться историей Земских Дум, и написал это предисловие, но впоследствии об нем и забыл, так что, когда в начале 1859 года издатель газеты «Парус» обратился к нему с просьбой составить для газеты исторический очерк Земских Соборов, то Константин Сергеевич вновь написал «Вступление», которое в изложении несколько разнится от первого…».
[3] Русь. 1882. № 21, 22 мая. С. 1-4.
[4] Записки графа Н.П. Игнатьева от 12 марта 1881 г. и Записка графа Н.П. Игнатьева. представленная министру внутренних дел графу М.Т. Лорис-Меликову в марте 1881 г. —«Отнять у крамолы материальную и нравственную силу». Порядок укрепит Земский собор, — так считал граф Н. П. Игнатьев. (1881) // Вестник Архива Президента Российской Федерации. М.: Типография издательства «Пресса», 1995, № 2.
