Рубрики
Блоги Переживания

Правда – перебежчица

Речь идёт о перспективе. Пока же довлеет дневи злоба его: искать точки соприкосновения с красными важнее, чем указывать на линии разделения.
Интервью Бориса Межуева о Бессмертном полке содержит интересные, но довольно сложные метафизические конструкции, над которыми надо еще поразмышлять

РI: Интервью Бориса Межуева о Бессмертном полке вызвало многочисленные отклики в интернет-пространстве, но не только. Журнал «Посев» обратился к своему и нашему постоянному автору – Юрию Михайловичу Каграманову – с просьбой поразмышлять об идеях, высказанных Борисом Межуевым. Редакция журнала «Посев» любезно разрешила нам републиковать статью Юрия Михайловича, вышедшую в № 7 журнала «Посев»

***

Ю.М. Каграманов. «Правда-перебежчица» // «Посев». № 7

Сайт «Русская Idea» опубликовал интервью руководителя этого интернет-издания Бориса Межуева, вызванное поступком крымского прокурора Натальи Поклонской: она вышла на шествие Бессмертного полка с большим портретом Николая II в руках. Чем вызвала острое недовольство некоторых «патриотов», договорившихся до того, что её за этот поступок следует отдать под суд.

Межуев одобряет поступок Поклонской, аргументируя следующим образом: «…Без его (Николая II) добровольной жертвы, без его отказа от сопротивления мятежу – подобно отказу первых русских святых Бориса и Глеба от борьбы за власть – не было бы никакой великой победы. Николай II понял, что должен принести жертву… И он принёс эту жертву. И этим мистическим образом сделал возможным все достижения советской эпохи, несмотря на предательство, которое определило её появление, и весь ужас, который она принесла с собой».

Это интересная, но довольно сложная метафизическая конструкция, над которой надо ещё поразмышлять. Есть более приземлённые аргументы в пользу «присутствия» Николая II на демонстрации Бессмертного полка. Вот один из них: на мой взгляд, решающую роль в том, что мы одержали победу в ВОВ, сыграли матери и бабушки, выросшие и воспитанные при Николае II (многие бабушки даже ещё раньше). Не царь персонально их воспитал, но царь был «лицом» страны, которая их воспитала.

Ещё аргумент. Победа в сорок пятом была бы невозможна без подготовительной работы, которая велась в царствование Николая II, особенно в годы Мировой войны – в штабах и военных училищах, в конструкторских бюро и на заводах. Красная армия ведь не на голом месте выстроилась.

И ещё аргумент – эмоциональный. В семнадцатом году царя лишили победы, которая была совсем близка. Скорее всего, наступила бы уже летом или осенью того же года (и, кстати говоря, сделала бы невозможной новую войну с Германией, победа над которой оплачена фантастическим числом жертв, несравнимым с жертвами, понесёнными Россией в Первой мировой). Сегодня справедливость требует показать Николаю II, или тени его, что роковая «ошибка» была исправлена и что на празднике Победы он не лишний.

Но вот незадача: стоило Николаю II показаться в рядах демонстрантов, как это вызвало, мягко говоря, раздражение у «патриотов» сугубо советской выделки. Последовала новая вспышка спора красных с белыми. В этой связи Б. Межуев задаётся уместным вопросом: не разделится ли в следующем году шествие, не станет ли два Бессмертных полка? Иначе говоря, что возьмёт верх: энергия единения или силы разделения?

Смею думать, что первой сегодня следует отдать предпочтение. Этого требует международная обстановка: нас крепко обложили с западной стороны – дело дошло до того, что запахло войной. Факт, глубоко огорчительный для тех, кто подобно автору этих строк, четверть века назад испытывал высокую степень доверия к Западу. Объяснить его мне помог политтехнолог XVI века Дезидерий Эразм. Перечитав не так давно его «Похвалу глупости», я подумал, что в мире, вероятно, существует закон сохранения глупости: если её где-то убудет, то где-то в другом месте прибавится. С распадом СССР её убыло в Москве, зато резко прибавилось в Вашингтоне.

Если говорить о внешней политике Соединённых Штатов (корифея в западном хоре), то её направленность существенно изменилась, даже если сравнивать с послевоенными годами. Причиною её стала «прививка троцкизма», как её называют. Неоконсерваторы, генетически связанные с троцкизмом, наложили концепцию «мировой революции», как переводную картинку, на внешнеполитическую концепцию США, которую они в основном и определяют. Ими инициирован и новый «натиск на восток» (начавшийся задолго до Крыма и Донбасса, почти сразу после распада СССР). Путём внешней экспансии они надеются оздоровить ситуацию в самой Америке, которая, по их же признанию, больна.

Притом больна целым «букетом» болезней. Это, во-первых, болезнь упадка в его традиционном понимании, сближающем нынешнюю Америку с Римом последних цезарей (сравнения этого рода у самих американцев стали едва ли не общим местом). К настроениям упадка примешиваются ожидания конца света, притом не столько в христианском его понимании, сколько в языческом; потому что Америка всё меньше верит в христианского Бога и всё больше – в «духов нижнего неба».

Кстати говоря, внутренняя порча заставляет усомниться: так ли уж велико внешнее могущество Америки? «Совы не то, чем они кажутся», говорится в известном сериале «Твин Пикс». То же можно сказать и о некоторых орлах.

С другой стороны, ощущение, передаваемое русской пословицей «Не в гору живётся, а под гору», перебивается авангардизмом новейшего толка, ставящим целью построение «прекрасного нового мира», на сей раз понятого как «освобождение» инстинктов пола, включая те, что идут супротив космического порядка вещей; что должно породить в обществе немыслимый кавардак. Завещанный Марксом «прыжок из царства необходимости в царство свободы» направлен так далеко, как это не под силу было вообразить создателю «самого передового» учения в истории. Между прочим, американские университеты в своём большинстве стали оплотами марксизма, в основном с приставкой «нео», но последнее время и в «классическом» его варианте, так что можно ждать оттуда ещё чего-то интересного.

Говоря без обиняков, элиты западных стран и, в первую очередь, Соединённых Штатов в большинстве своём – предатели: они предают великое прошлое своих собственных стран.

Как это ни парадоксально, на таком фоне даже нынешняя Россия, даром что «всякой мерзости полна», выглядит всё-таки предпочтительнее. У нас сохраняется инерция быта (понятие, которому П.Б.Струве придал категориальное значение), сложившаяся ещё до революции и хотя сильно ослабленная за советские годы, ещё существующая хотя бы в остаточной форме и противящаяся гибельным экспериментам. Не до конца смыты «печати забытого крещенья», если воспользоваться выражением другого русского философа, напротив, возрождается Церковь, как минимум, с внешней стороны (но это тоже существенно, ибо открывает возможности духовного роста). Настроения doom-and-gloom, мирового уныния, не столь сильны, как на Западе, сохраняется некоторая витальность. Если можно охарактеризовать ситуацию в России одним словом, то это неопределённость. Что всё-таки позволяет надеяться на лучшее.

«Правда – перебежчица» – сказанное М.Цветаевой подтверждается ещё раз. Речь идёт о правде «века сего»; вечные истины никуда не перемещаются.

Конечно, новый раскол евроамериканского мира на восточную и западную его части, мягко говоря, драматичен. Об участии в нём потусторонних сил нам судить не дано, но можно предположить, что дело не обошлось без Иблиса (мусульманского беса). Потому что конфликт западных и восточных кафиров в разы облегчит завоевание исламистами евроамериканского мира (включая, вполне вероятно, и Россию), о котором многие на Западе говорят как о деле решённом.

Как бы то ни было, в сложившейся ситуации приходится сопротивляться новому «натиску на восток». Сопротивлению придаёт силу единство народа. Его символом становится Бессмертный полк: победа, одержанная в Великой войне, сделала возможным само существование национального организма, что, естественно, важнее всего остального. Георгий Иванов, никогда не менявший своего отношения к «красной тьме», не поколебался написать стихотворение «На взятие Берлина русскими», в котором есть такие строки:

Над облаками и веками
Бессмертной музыки хвала –
Россия русскими руками
Себя спасла и мир спасла.

Вполне вероятно, что в этих условиях спор красных и белых будет естественным образом приглушён и сделан акцент на моментах схождения (таковые есть, по крайней мере, если иметь в виду нынешнюю КПРФ, и о них надо говорить отдельно). Но в подходящее время острота спора вернётся, и самый спор, возможно, продлится ещё долго. Красное царство» простёрлось на три четверти века и своей пространственно-временной массой будет ещё оттягивать продвижение в будущее. Посмотрите на французов: понадобилось два столетия, чтобы белым (напоминаю, что этот термин французского происхождения: белые названы так по цвету королевского знамени) у них удалось склонить на свою сторону общественное мнение: пусть и не против либеральных сил в революции, но, во всяком случае, против кровавой якобинской диктатуры выступает сейчас подавляющее большинство французов. 1

И нашим белым достаточно «поспешать медленно». И определиться с ристалищем, на котором следовало бы сосредоточиться. Таковым, на мой взгляд, является школа. О том, что может школа, свидетельствует опыт наших украинских соседей. Ещё в начале 90-х, познакомившись с новыми украинскими учебниками, оперативно выпущенными киевскими националистами, я подумал: на этой фантастической истории, и на этой, скажем так, скромной художественной литературе вырастут поколения, очень непохожие на предыдущие. Так оно и произошло. Это дурной пример в смысле поставленных целей и в смысле достигнутых результатов, но это полезная демонстрация возможностей школы. «Вложения» в школу – верные, но надо смириться с тем, что отдача будет нескоро.

А средство овладения школой – академическая наука. В этой сфере, насколько мне известно, осудительное отношение к революции, в особенности же к большевистскому перевороту и последующим «ленинским» часам нашей истории (и в меньшей степени к «сталинским») мало-помалу укрепляется: этого требуют сами документы. Как всегда, документы допускают разные толкования, но есть такие толкования, которых они не допускают.

Ещё одна сфера, требующая внимания, – кинематограф (во Франции, между прочим, кино сильно поспособствовало перемене отношения к «великой» революции). А.И. Солженицын писал, что художественное произведение обладает «тоннельным эффектом» – вернее и короче проходит там, где научному исследованию надо преодолевать перевалы. По нынешним временам особенно важны зрительные образы. А Белое дело – это ведь не только политическая и социальная программа (здесь, как я полагаю, допустима вариативность, допустимы и даже необходимы новации), не одни только абстрактные формулы, это, прежде всего, чувство преемственности, ощущение живой связи с белыми воинами, со всеми жертвами, павшими в борьбе роковой на белой стороне (отчасти на красной тоже), с изгнанниками, исстрадавшимися в ожидании «своего часа» и так и не дождавшимися его. А что может скорее взволновать и увлечь нашего современника – конечно, кино.

К сожалению, за последнюю четверть века появилось совсем немного фильмов, предлагающих зрителю «играть за белых», да и те, за очень небольшим исключением, слабоваты. Зато по телевизору постоянно крутят старые, иногда неплохо сделанные фильмы, такие, как «Неуловимые мстители», «Бумбараш» и подобные им. Должны же белые взять реванш хотя бы на этом поле! Литературные основания для такого рода реванша уже есть – надо только воплотить их на экране. 2

Напомню, однако, что речь идёт о перспективе. Пока же довлеет дневи злоба его: искать точки соприкосновения с красными важнее, чем указывать на линии разделения.

Notes:

  1. Традиция, нарушенная лишь в относительно недавнее время, требовала принимать революцию en bloc, целиком.
  2. К примеру, я не так давно прочёл отличную книжку (для старшего школьного возраста) Светланы Шешуновой «Пасха птицелова» — это белый «ответ» на гайдаровскую «Школу». Она требует экранизации и, будем надеяться, когда-нибудь дождётся её.