Рубрики
Блоги Переживания Тема недели: Патриотический консенсус

В первую долю

Белый Герцог, Зигги — Звездная Пыль, Молодой Американец, Чудовище, Жилец, Герой, Землянин, Язычник, Черная Звезда — имена этого артиста, одного из самых ярких музыкантов XX века

«В самом существовании этого странного искусства заложена способность в любую минуту все начать сначала, на пустом месте, ничего не зная о многовековой истории того, что им достигнуто, способность заново открывать и порождать себя».

«…Ведь музыка, правда, самое духовное и искусств. Это видно уже из того, что форма и содержание в ней взаимно поглощаются, то есть попросту друг с другом совпадают».

Томас Манн, «Доктор Фаустус»

 

8 января вышел новый — и, как оказалось — последний альбом Дэвида Боуи — Blackstar. Черная звезда. «Черная звезда» как имя собственное.

Белый Герцог, Зигги — Звездная Пыль, Молодой Американец, Чудовище, Жилец, Герой, Землянин, Язычник, Черная Звезда — имена этого артиста, одного из самых ярких музыкантов XX века, таинственного, загадочного, неуловимого в своем творчестве, никогда не останавливающегося и не возвращающегося к сделанному, ни разу не использовавшего собственные прежние наработки, всегда неожиданного и непредсказуемого.

1976: David Bowie poses for an RCA publicity shot in 1976. (Photo by Michael Ochs Archives/Getty Images)
1976: David Bowie poses for an RCA publicity shot in 1976. (Photo by Michael Ochs Archives/Getty Images)

Я недаром процитировал Томаса Манна — его мысли о музыке лучше, чем что бы то ни было описывают творчество Боуи (Дэвида Джонса для буквалистов).
Единство формы и содержания — именно этого и не понимали (не понимают) многочисленные критики Боуи.

Его музыку невозможно препарировать, рассматривать как «текст отдельно, музыку отдельно, а, вот, зачем он так вырядился?».

Боуи — просто другой. Он радикально отличается от всех — абсолютно всех рок-музыкантов. Да он и не рок-музыкант. Он просто музыкант. Художник, использовавший рок как инструмент для создания собственной, не похожей ни на кого и ни на что музыки, стопроцентно индивидуальной, характерной и бесконечно разной.

Самое глупое, что можно было сказать о нем — и что сказали и подняли на флаг – «Хамелеон рока». Он никогда не был хамелеоном. Хамелеон принимает окраску окружающей среды.

Если внимательно пройтись по альбомам Боуи в контексте общего развития рок-музыки, то станет очевидным то, что Дэвид всегда шел на полшага (иногда и на шаг и на два) впереди общего потока. Поток шел за ним.

И — среда принимала окраску Боуи, а не он мимикрировал, он менял музыкальный мир с каждым своим альбомом и давал направление дальнейшего развития.

Если быть точным, он не указывал путь, он просто делал свое. И это свое оказывалось настолько захватывающим и казалось таким перспективным, что тут же становилось мэйнстримом.

Он всегда точно знал, чего он хочет. Он знал даже то, когда и где нужно не знать, чего хотеть. Когда нужно применить бессознательное для достижения непонятного, но единственно правильного результата. И то, что это сделать нужно в конкретное время в конкретном месте, на конкретном альбоме.

На записи Young Americans он так точно расписал сложнейшие, необычные вокальные партии лучшим вокалистам Америки, что те до сих пор вспоминают эту работу с удовольствием, а Дэвида — как большого музыканта-профессионала. А во время работы над Outside он разрезал ножницам листы бумаги с текстами песен, а потом выкладывал строчки в произвольном порядке — и записывал то, что получилось.

В обоих случаях результат был великолепным, попадание в десятку.

Он — один из немногих рок-музыкантов, кто по-настоящему умел петь.

Боуи — без преувеличения — революционер рок-музыки. Он вывел ее на совершенно другой уровень. Он сделал ее личной, и, как любое личное переживание — невероятно глубокой. И именно за счет того, что осознанно или нет, но делал именно то, о чем писал Томас Манн — объединил форму и содержание — и получил нечто третье — собственно, музыку, Музыку с большой буквы.

Он, пожалуй, единственный, кто по-настоящему воспользовался тем, о чем кричат все слушатели и исполнители рок-музыки — свободой. В самом широком смысле. Творчество большинства артистов выглядит движением — быстрым ли, медленным — по беговой дорожке. В большинстве случаев — по замкнутому кругу. То есть, с постоянным повторением пройденного.

И — не дай Бог выйти из круга, ступить за черту. Один из моих любимых музыкатов — Нил Янг записал в 1982 году электронный альбом с синтезаторами и вокодером — Trans. Это, мягко говоря, не стало прорывом и пластинку эту стыдливо не замечают из уважения к авторитету. Если бы группа Deep Purple выпустила альбом в техно, это было бы катастрофой. Так же, как если бы Kraftwerk стали играть соул — они бы умерли для своих поклонников.

Боуи мог бы записать альбом песен с аккомпанементом деревянных ложек — и у него получилось бы — так же, как получался и прото-металл, и соул, и техно, и фанк, и эмбиент, и — совершенно уже внестилевые последние пять альбомов, закончившихся Blackstar.

Он не бежал по дорожке. Он вообще не двигался горизонтально — а только снизу вверх. Поэтому — для многих он так и остался непонятым, для других же — миллионов — стал вдохновителем творчества и просто любимым артистом.

Он оказал влияние на огромное количество музыкантов. Те, на кого не оказал — в большинстве своем, просто скучны в постоянном эксплуатировании когда-то однажды найденных приемов.

Он всегда был адекватен времени и не выглядел постаревшим мальчиком, играющим рок-н-ролл, который казался веселым сорок лет назад. Его музыка — нет, не старела вместе с ним, а поднималась все выше.

Blackstar звучит уже из Космоса. Я не могу назвать ни одного альбома, равного этому. Саша Скляр написал, что это уникальный случай — реквием самому себе. Очень похоже на правду.

Прощание. Что можно было написать после Blackstar — непонятно. Исполнять эту музыку на концертах — невероятно. Это музыка души, освобождающейся от тела.

Музыка переливается, звуки появляются, исчезают, меняется размер — словно бы произвольно. Электронные полотна, неконтекстные, с неопределенными началами и окончаниями — и с неожиданно жестким ритмом, с непривычными партиями ударных. Синтезаторные звуки как полосы радуги, сливающиеся друг с другом неожиданно прорезаются Колтрейном, Майлзом Дэвисом – словно воспоминаниями Боуи о своей джазовой юности.

Пронзительное двухголосье, уносящееся в реверберации и возвращающееся сухими, жесткими звуками, резкие фендеровские аккорды, абсолютная свобода в построении песен, свобода, которая может быть только за чертой — это музыка уже бестелесная, исполнитель здесь не виден — и это не метафора, послушайте – убедитесь, это музыка как таковая.

Боуи, как сейчас видно — всю жизнь писал один альбом. И каждая его пластинка — это отдельная песня, отдельная глава. Этим он и отличается от всех остальных. Он никогда не повторялся. У него нет двух одинаковых альбомов, двух одинаковых глав в книге его жизни.

Он рассказывал историю. Чтобы понять ее, ну, хотя бы приблизиться к пониманию — нужно слушать его записи в хронологическом порядке. Все они выстраиваются — снизу вверх — пирамидой, вершина которой – Черная Звезда — занимает свое место среди миллионов других звезд.

Хотя, и каждая глава в отдельности — чрезвычайно интересна. Будь то авангардный Heroes, изысканный барочный Hunky Dory, мрачный Station to Station или неистово молотящий в первую долю разудалый Never Let Me Down.

Не дай мне упасть. Поддержи меня. И себя. И никогда не падай. И — в первую долю!