Пожалуй, последней каплей, переполнившей мое терпение и заставившей взяться за перо, стала книга хабаровского историка философии Андрея Тесли «Последний из отцов». Это чрезвычайно хорошая биография славянофила Ивана Аксакова. Книга весьма добротная и академичная.
Но даже там, в предпоследней главе «Война», я наткнулся на рассуждения автора о молчаливом большинстве.
Мол, Аксаков очень рассчитывал на «православно-монархическое» молчаливое большинство. Но когда его выслали из Москвы за критику решений Берлинского конгресса, то все это «большинство» как-то подозрительно быстро рассосалось. И, может быть, у меня излишне чуткие уши, но я отчетливо услышал в рассуждениях автора аллюзию на сегодняшний день.
О том, что не стоит придавать слишком большое значение нынешнему «крымнашистскому» большинству. Оно также весьма эфемерно, и серьезный политик, обладающий «толикой здравого смысла», может и даже должен с ним не считаться.
И тут меня окончательно прорвало. Как в старом советском анекдоте про Брежнева. Который не только выступает по всем каналам телевидения, но и слышен при включении утюга.
Потому что буквально перед прочтением книги Тесли, я в Фейсбуке прочел несколько постингов, авторы которых стыдятся «восьмидесятишестипроцентного» большинства или, по крайней мере, не довольны им. Я написал одному из этих авторов комментарий – «Другого народа у меня для вас нет». Но ответа так и не получил.
А некоторое время назад один мой знакомый, придерживающийся чрезвычайно левых взглядов, буквально шокировал меня своей весьма своеобразной похвалой большевикам и проводимой ими политике. Он сказал: «Слава Богу, большевики убедительно доказали крестьянам, что против пулемета берданка и обрез бессильны».
То есть в течение довольно короткого времени мне пришлось услышать, что царь совершенно справедливо не считался с крестьянским православно-монархическим молчаливым большинством. Что коммунисты совершенно справедливо не считались с крестьянским большинством. И что сегодняшние либералы не собираются никак считаться с социально-патриотическим большинством нашего народа. Причем, во всех трех случаях речь идет о большинстве, превышающем по своей численности 80 процентов населения.
Ну, хорошо. Сегодня конечно понятно, что Аксаков заблуждался, считая, что молчаливому большинству есть дело до Берлинского конгресса и вообще до «братьев-славян». Но то, что это молчаливое большинство имело вполне определенные и устойчивые взгляды по вопросам крепостного права и помещичьего землевладения, это, вроде бы, общеизвестный факт. Однако с этими взглядами восьмидесятипроцентного большинства равно не считались ни тогдашняя власть, ни тогдашняя оппозиция.
Власть сама себя заговаривала штампами на тему «народ любит Царя», «дворянство опора трона», «частная собственность на землю священна и неприкосновенна». Правда, до циничной идеи, что на взгляды большинства можно не обращать внимания, подбрасывая народу ситуативные политтехнологические обманки, тогдашняя власть все же не додумалась.
Либералы игнорировали мнения крестьян просто потому, что они «находились в первобытнообщинном строе». То есть попросту считали 80 процентов своего народа дикарями. А социалисты отбрехивались от крестьянских воззрений на жизнь идеологическим враньем про «мелкобуржуазную сущность крестьянства».
Всерьез к взглядам своего народа попытались отнестись только эсеры и черносотенцы. Но ни у тех, ни у других ничего не вышло. Причем, провал Союза русского народа был особенно позорным. Перед революцией в Союзе было сильно больше миллиона человек. И все они куда-то пропали в течение нескольких дней. Прямо как КПСС в 1991 году.
Но факт остается фактом. Игнорирование петербуржской властью взглядов большинства населения страны привело тогдашний режим к катастрофе. И коммунисты извлекли из этой катастрофы свой урок. Они игнорировали крестьянские взгляды отнюдь не столь легкомысленно как власти Российской империи. Коммунисты игнорировали взгляды молчаливого большинства при помощи, с одной стороны, пулемета, а с другой, высоких шансов на вертикальную мобильность, предоставленных наиболее активной части крестьянства.
Но и то, в конечном счете, не помогло. Стоило при Горбачеве чуть-чуть отпустить вожжи, как молчаливое большинство немедленно возродилось. И возродилось примерно с теми же взглядами, какие были у крестьян до коллективизации и индустриализации. Правда, возродилось, естественно, уже на городской и образованной основе. Но эти образованные горожане в абсолютном большинстве являются внуками и правнуками общинных крестьян.
И любой честный исследователь отчетливо видит, что за прошедшие с 1985 года 30 лет взгляды нашего молчаливого большинства практически совершенно неизменны. Как они были в 1985 году социал-патриотическими, так они сегодня социал-патриотическими и остались. И я совершенно не понимаю ни либеральную оппозицию, произносящую гневные инвективы по поводу устойчивых взглядов абсолютного большинства своего народа, ни тех представителей власти, которые считают, что взгляды молчаливого большинства можно и нужно игнорировать, а управлять этим большинством следует при помощи ситуативных политтехнологий.
Я уж не говорю, что до такого уровня цинизма, которым характеризуются в этом вопросе и власть, и оппозиция, не дошли нигде в мире. Разве что в ЮАР времен апартеида.
Потому что любой вменяемый политик в любой стране, даже если ему глубоко отвратительны взгляды большинства населения, понимает, что с ними нужно считаться и их нужно в какой-то степени уважать. Просто потому, что это взгляды подавляющего большинства. И в такой точке зрения сойдутся и демократ, и циник.
Демократ – потому что уважает взгляды большинства по идейным соображениям, а циник – потому что понимает, что играть можно только с тех карт, которые сданы. И только у нас в России и либеральная оппозиция, и значительная часть власти относятся к большинству своего народа как к людям, которые «мыслят неправильно». И их нужно тем или иным способом ментально изнасиловать. Либо посредством перевоспитания, либо при помощи грубой силы, либо, как сейчас гораздо более модно, при помощи «силы мягкой», то есть хитрых манипуляций.
На мой взгляд, такое отношение к своему народу, если не в среднесрочной, то в долгосрочной перспективе ведет к катастрофе. И мы такие катастрофы уже пережили дважды. В 1917 – 1920 годах и в 1991 – 1999. И я совершенно согласен с Геннадием Зюгановым в том, что свой лимит на революции наша страна уже исчерпала.
Впрочем, мне-то легко говорить. Я-то много лет разделяю взгляды нашего молчаливого большинства. А вот людям, желающим радикально изменить свой народ, необходимо меняться самим. Как бы это ни было трудно.
