Рубрики
Блоги Размышления

О мнениях иностранцев о нас

Нужно ли нам читать рассуждения о нашем характере, написанные иностранцами? Какой в этом прок? Нет ли тут унижения? Нет ли тут косвенного признания собственной культурной неполноценности?

Для начала следует отметить, что сама постановка вопроса, сам акцент на иностранности  – крайне архаичен. Так можно было говорить и думать во времена, допустим, Василия Третьего и Ивана Грозного. Плотность коммуникации тогда  была совсем прозрачной, словесная ткань еле-еле стягивала между собой предметы, и потому каждое слово весило невероятно много.

До начала большого просвещения, то есть до реформы обряда, устроенной царём Алексеем Михайловичем, существовало два варианта критического описания нравов условных московитов – обличающая проповедь, произносимая или священником с амвона или юродивым с паперти, и собственно мнение иностранца. И то и другое зачастую было излишне жёстким. Церковь, в своём стремлении через слово добиться умягчения сердец, часто перегибала палку по части риторики.

Что касается иностранцев, то жанр записок путешественника в те, повторюсь, архаичные времена, мало чем отличался от жанра современного анекдота. Большей частью это грубые, не чуткие записки, характеризующие скорее физиологическую жестокость эпохи, нежели их героев. И кстати, если уж сравнивать, мнение церкви о своей пастве, несмотря на строгий канон, гораздо содержательней мнений случайных путешественников.

Говоря о церкви, не обязательно обращаться к проповедям и посланиям. В наших руках, верней, в руках профессиональных историков есть, к примеру, такой жанр как поновления – подробные перечни грехов, в том числе и самых интимных, зачитываемых перед исповедью с целью усилить раскаяние у готовящихся к принятию святых христовых тайн.  Перечни содержат отнюдь не стандартный набор проступков, глядя на них под определенным углом можно разглядеть важные фрагменты  прошлой жизни. Достаточно взять в руки какое-нибудь хорошее исследование, а их, кстати, не так уж и мало – и вот вам содержательный рассказ о том, как было раньше, из которого, при желании и известном умении, можно протянуть нить до современности.

Замечательный пример того, чего могло стоить критическое описание тогда – судьба святителя Филиппа Московского: публичное описание действий царя, прямое соотнесение их со строгой христианской моралью, привело к казни. Другой случай – преподобный Максим Грек: будучи приглашенным именно в качестве наблюдателя, за наблюдения же и пострадал. Замечательная формулировка, с которой ему отказывали в его просьбах вернуться на родину: ты всем расскажешь, какие мы дикие и с нами перестанут общаться, поэтому сиди, мучайся, кайся в своих грехах. Максим Грек, как известно, после смерти был признан святым.

Интересно, что к мнению о Церкви у нас никто не прислушивается. Если сейчас провести беглый опрос прохожих на улице, вряд ли кто-нибудь вспомнит о посланиях того же Максима Грека. А в них, между прочим, содержится бездна сведений и как раз тех, которые важны для выстраивания эскизной картины прошлого. К примеру, об обычае московских военных носить тафьи – лёгкие мусульманские головные уборы. Или – оставим седую старину – рассуждения о своей пастве, написанные образованными священниками и епископами, служившими на приходах и кафедрах в девятнадцатого веке и в первой половине века  двадцатого. Кто мог ближе подойти к душе простых людей? У кого была больше возможностей узнать их? Кто стоял на исповеди и год за годом выслушивал признания в тайных желаниях и поступках? И опять – редкий прохожий вспомнит имя отца Василия Кривошеева, очень плодовитого, между прочим, автора или отца Александра Шмемана. Мнение Церкви, мнение церковных авторов, мнение авторов, ставящих акцент на своём вероисповедании, никого не интересует. Разве что специалистов по русской мысли, но этим по долгу службы положено, если даже они знать не будут, то кто тогда? А тем временем, где ещё, как не в Церкви, особенно в допетровский период, искать острых, полемических, едких и точных рассуждений о нравах наших далёких предков?

Как относиться к иностранным описаниям сейчас? Да, в общем никак. Во-первых, в том качестве, в каком мы привыкли о них думать, их давно нет. Философ Иммануил Кант еще мог себе позволить рассуждать о характере поляков и англичан. В его время, несмотря на книгопечатание,  сведений о других народах было до смешного мало, и выводы напоминали развёрнутые сплетни.  Но за прошедшие двести лет после упокоения философа произошло невероятно многое. Количество информации на душу населения, увеличилось в тысячи раз.

Во-вторых, чем ближе мы будем приближаться к нашему времени, когда после изобретения интернета и распространения социальных сетей, информация стала невероятно доступной, тем больше мы встречаем описаний друг друга. И на уровне стран – правда, теперь это скорее развлечение, анекдот или, в самом крайнем случае,  пропаганда, к которой известно как относятся, и на уровне семей – этим занята современная литература, сериалы для зрелой аудитории и проч. Появилось целое сословие специалистов – психоаналитики, чьё ремесло  – индивидуальные описания. Приходя к врачу на приём, невротик ищет правдоподобного описания себя. Вся суть анализа, в современном, вульгарном его понимании – увидеть своё отображение в относительно не кривом зеркале и потом, поминутно оглядываясь на него, снять с себя лишние слои идей, мешающие жить размеренной спокойной жизнью.

Сейчас мы находимся в мире, постоянно совершенствующем искусство описания человека человеком. Книжные полки ломятся от избытка пособий. Современная литература, бывшая в недавнем  прошлом  чистой эстетикой, бескорыстным стремлением к прекрасному, в наше время стала важнейшим элементом индивидуальной практики себе. Люди читают  романы, смотрят кино, ходят в театр с одной целью – увидеть, какие они есть на самом деле. В каком-то смысле, переходя на метафорический язык французской философии, можно сказать, что нынешний читатель ищет в художественных текстах доказательства собственной вменяемости. Описание чужих перверсий – выдуманных или действительных – не суть важно – даёт возможность понять своё поведение и успокоить, хотя бы на время, тайный страх оказаться за чертой, отделяющей здоровый рассудок от пораженного болезнью безумия. С чем это связано? Социологи говорят, что с распадом традиционной семьи и воспоследовавшим за ним распадом кровно-родственных связей.  В новом мире человек зачастую одинок, ему не с кем себя соотносить и сравнивать. А отсюда, как в один голос утверждают антропологии, угроза безумия. Человек – существо семейное. Относительно нормальным он бывает лишь в кругу близких. Если их нет, его естество начинает  деформироваться и отсюда опасения.  Этот страх рождает мощное стремление к самопознанию, а оно, в свою очередь, рождает экономический спрос и, как закономерное следствие, предложение.

Стоит ли нам сейчас, при нашем-то разнообразии, принимать во внимания скупые описания из далекого прошлого? В качестве шутки – пожалуй, да. Как шутка – это забавно и при умелой подаче вызывает хороший смех. Точно так же, как мы иногда острим по поводу плоской земли, покоящейся на трёх китах.

Автор: Максим Горюнов

Публицист, блогер, аспирант философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Обсуждение закрыто.