РI: Русская Idea продолжает публикацию материалов третьего круглого стола из цикла мероприятий нашего сайта и фонда ИСЭПИ, посвященных 1917 году. Тема круглого стола — «Иностранный след в Февральской революции?». Ниже публикуются тезисы первого вице-президента Центра политических технологий, политолога Алексея Макаркина. Алексей Владимирович рассказывает о том, как подозрения в измене союзникам в годы Первой мировой войны оказали серьезное влияние на судьбы многих стран-участниц.
Предудыщие материалы круглого стола:
Любовь Ульянова. Иностранный след в Февральской революции?
Александр Вершинин. В предвкушении революции: французская политическая элита о России накануне и после Февраля 1917 года
Юрий Петров. Навести тень на плетень: к вопросу об иностранных деньгах в 1917 году
***
Какова была задача Великобритании в России в период Первой мировой войны? Это была очень простая задача – не допустить выхода России из войны, заключения сепаратного мира с Германией.
Необходимо отметить, что Британия была новым союзником России – она вступила в Антанту лишь в 1907 году (для сравнения – русско-французский союз был заключен за полтора десятилетия до этого). В России была распространена англофобия («англичанка гадит» – хорошо известное выражение), во время англо-бурской войны симпатии русского общества были на стороне буров. В Англии немалую роль в общественном мнении играла русофобия, представления о России как о «медведе», продвигающемся в сторону Индии в ходе «Большой игры» в Средней Азии. Поэтому доверие между двумя странами находилось на невысоком уровне.
Кроме того, беспокойство в Великобритании вызывали семейные связи русского императорского дома с немецкими князьями и немалая роль выходцев из Германии в российской политике. Впрочем, британская аристократия тоже была связана родственными узами с немецкой, но под давлением общественного мнения она должна была отмежеваться от своих родственников, даже на уровне символов. Уже после Февральской революции королевская Саксен-Кобург-Готская династия стала Виндзорской, а Баттенберги превратились в Маунтбеттенов.
При этом британцы преувеличивали степень германофилии российского истеблишмента – на самом деле, многие люди с немецкими фамилиями, такие как Владимир Саблер и Борис Штюрмер, были искренними православными и даже меняли эти фамилии, стремясь «слиться» с Россией (Саблер стал Десятовским, есть данные, что Штюрмер хотел стать Паниным). Германофильские тенденции действительно имели место, но они не влияли на реальную политику. Но это стало ясно, когда историки получили доступ к архивам – а до этого ситуация выглядела не столь однозначной.
Добавим к этому, что Первая мировая война вообще была периодом всеобщего недоверия и подозрений в измене. Мировой характер войны вел к тому, что в неё вовлекались все новые и новые страны не только с разными геополитическими интересами, но и со сложными внутриполитическими конфигурациями. Самый яркий пример – Франция, где в измене были обвинены ведущие политики – противники националистов, бывший премьер Жозеф Кайо и министр внутренних дел Луи-Жан Мальви. Эти обвинения позволили прийти к власти Жоржу Клемансо – стороннику непримиримой антигерманской политики. Кстати, позднее выяснилось, что ни Кайо, ни Мальви не были предателями; они были формально осуждены по второстепенным обвинениям и после войны смогли вернуться в политику.
В предательстве (попытке договориться с Австро-Венгрией) был обвинен король Черногории Никола I, который в начале войны позиционировался пропагандой Антанты как один из героев в борьбе против центральных держав. В результате династия Негошей по итогам Первой мировой войны была лишена власти в Черногории, а сама Черногория вошла в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев под управлением сербской династии Карагеоргиевичей, которая, с точки зрения Антанты, вела себя во время войны полностью безупречно.
В Греции произошел политический раскол между настроенным прогермански королем Константином, женатым на сестре кайзера Вильгельма, и премьером Элефтериосом Венизелосом, ориентированным на Антанту. Лояльность Константина к Антанте никак не повысилась, несмотря на то, что он был правнуком Николая I (через свою мать, русскую великую княжну Ольгу Константиновну). При этом на стороне Константина находилась консервативно настроенная часть офицерского корпуса. Франция и Англия оказали прямую поддержку Венизелосу, что способствовало его победе, отречению Константина, «чистке» в армии и тому, что Греция оказалась на стороне Антанты.
В Румынии имела место конкуренция между проантантовскими либералами и прогерманскими консерваторами. После поражений румынской армии и выхода России из войны консерваторы сформировали правительство, подписавшее сепаратный мир. С точки зрения Антанты это, разумеется, было изменой. В то же время румынский король Фердинанд (бывший немецкий принц из одной из ветвей династии Гогенцоллернов) это перемирие не утвердил – по мнению Германии, он стал предателем еще в 1916 году, когда санкционировал вступление Румынии в войну на стороне Антанты.
Таким образом, сомнения в лояльности носили массовый характер, а отнюдь не только были связаны с Россией. В связи с этим британцы реально опасались измены и были заинтересованы в том, чтобы в состав российского правительства входили бы политики, которые сохраняли бы верность союзническим обязательствам. Например, из министров иностранных дел Сергей Сазонов их полностью устраивал, Штюрмер сильно напряг, Николай Покровский вновь вызвал энтузиазм. Но само назначение Штюрмера показало, что у британцев не было рычагов для влияния на кадровые решения в России (отставка Штюрмера была связана с его полной политической изоляцией в самой России, а не с британским влиянием). Джордж Бьюкенен мог уговаривать Николая II пойти на компромисс с оппозицией, но царь и посол говорили на разных языках. Посол исходил из необходимости гибкой реакции на изменения общественного мнения, царь искренне не понимал, зачем он должен подлаживаться под мнение общества, которое он не уважал. Царь был уверен, что остается государем абсолютного большинства лояльных ему подданных – и не собирался уступать активному меньшинству.
Кроме того, британцы исходили из собственного (и французского) политического опыта, который они считали не только приемлемым, но и необходимым для России. Это интеграция оппозиции – нередко весьма радикальной – во власть, в том числе в условиях военных действий (хотя примеры интеграции были и до этого – можно вспомнить хотя бы «мильеранизм» во Франции, да и Ллойд Джордж был в начале своей карьеры левым либералом, критиком политической системы). Во Франции в правительство страны в период Первой мировой войны вошли социалисты. В Великобритании в состав военного кабинета был включен лейборист Артур Хендерсон, в прошлом деятель профсоюзного движения. Таким образом, достигалось общенациональное единство для достижения главной цели – победе в войне. Разумеется, британцы имели при этом в виду и возможность вхождения в кабинет англофильски настроенных кадетов, что должно было дать дополнительные гарантии от возможной измены.
Царь сделал шаг в этом направлении в 1915 году, создав Особое совещание по обороне. Но потом остановился, считая, что дальнейшие шаги могут ослабить самодержавную власть. Правительство общественного доверия так и не было сформировано, несмотря на то, что оно формально могло устроить царя (речь не шла об ответственности кабинета перед Думой) – Николай всё равно рассматривал такой вариант как неприемлемый для себя как для самодержавного монарха. Включение в состав кабинета Александра Протопопова никак нельзя было рассматривать как уступку оппозиции – если продолжать английские аналогии, то можно вспомнить историю о том, как перед Английской революцией Карл I привлек на свою сторону Томаса Уэнтуорта, одного из лидеров оппозиции, который получил титул графа Страффорда. Но никто не мог бы назвать это королевское решение шагом навстречу оппозиции – напротив, Страффорд стал самой ненавистной фигурой для противников королевского режима. Напрашивается аналогия с Протопоповым – в том числе и в контексте печальных судеб этих людей. Для британцев же Протопопов стал подозрительной фигурой после его шведской истории со встречей с Варбургом.
Можно ли сказать, что британцы потерпели неудачу – ведь пришедшие к власти большевики подписали Брестский мир? Но к тому времени в войну уже вступили США, и участие России перестало быть запредельно важным для стран Антанты.
