Рубрики
Блоги Прогнозы

Дорога, не ведущая к лозаннскому храму

Основной историософский выбор России – это выбор между Достоевским и Цымбурским, между всечеловечностью и земшарной миссией – и строгой автаркией в четко очерченных этнокультурных границах. Для России по Цымбурскому вопрос, как реагировать на изгнание с Олимпиады, не стоял бы ни минуты.

Я не знаю доподлинно, реально ли в отечественной спортивной медицине существуют проблемы, касающиеся законности методов достижения победных результатов. Во всяком случае – проблемы столь масштабные, что нашу сборную необходимо было отстранять от Олимпиады.

Никаких убедительных доказательств, кроме того, что «мы художники, мы так видим», международные комиссии, расследовавшие данную проблему, так и не предоставили.

Но вот реакция отечественных политиков и известных спортсменов на все-таки случившееся отстранение показывает, что у них проблемы медицинского характера существуют, причем целый букет: тут и «стокгольмский синдром», и мышечная атрофия, и геополитическая близорукость, и паралич национальной гордости.

Президент говорит, что «мы отчасти сами в этом виноваты, потому что дали повод для этого». Президент ОКР Александр Жуков извиняется перед членами исполкома МОК. Он же заявляет, что решение МОК… максимально учитывает интересы спортсменов. А Татьяна Тарасова назвала это решение единственно разумным «и даже благородным».

Я чрезвычайно уважаю Татьяну Анатольевну и ее великого отца, но в таких случаях хочется горестно и недоуменно повторить фразу, сказанную инженером Тимофеевым управдому Бунше: «Когда Вы говорите, Иван Васильевич, впечатление такое, что Вы бредите».

В чем благородство-то, Татьяна Анатольевна?

Что российских спортсменов не сожгли на костре, как это в нескольких десятках километров от штаб-квартиры МОК любил делать женевский аятолла Кальвин?

Какие, оказывается, благородные господа… Солдаты и офицеры вермахта тоже нередко проявляли благородство на советской земле: помогали раненым пленным, с почетом хоронили достойно павших советских воинов, салютовали храбрости противника, как это было в финале романа «В списках не значился». Можно ли на этом основании сказать, что само нападение Германии и ее союзников было «благородным»?

Недавно если не прямо в этом, то в схожем духе высказался один российский юноша в бундестаге. Что греха таить, далеко не всем потомкам жертв тевтонского благородства высказывание понравилось.

Кстати, сравнение МОК с антироссийской армией вторжения метафорично лишь отчасти. Решения благородных лозаннских господ направляются той же безжалостной рукой современного западного Рейха, которая поощряет и всеми силами снабжает и поддерживает геноцид русских в Донбассе, которая заботливо создала и продолжает пестовать тот кровавый ближневосточный хаос, в котором гибнут наши солдаты, которая окружила западные российские границы плотным кольцом военных базах и готова устроить ядерный конфликт на границах дальневосточных.

Нашумевшее выступление Николая Десятниченко в немецком парламенте вспомнилось мне в контексте нынешних событий вот еще почему. Юноша из Нового Уренгоя для усиления своих доводов извлек одного отдельно взятого оккупанта, хорошего человека и семьянина, из всей его армии. Но солдата нельзя отделить от армии и той задачи, которую она выполняет, вне зависимости, благородная эта задача или нет. Если ты считаешь, что твоя армия делает что-то неблагородное, то уйди из нее тем или иным и способом и по той или иной дороге.

Спорт высших достижений – способ сублимации войны, а часто, и в текущих условиях особенно, еще и один из ее фронтов. Но российские спортсмены-олимпийцы, во всяком случае, многие из них, решили вооружиться формулой Троцкого «ни войны, ни мира». Они формально не отказываются от своего мундира навсегда, но готовы сбросить его и воевать не за врагов и не за свою заблокированную в крепости армию, а как бы сами за себя, как тот ефрейтор Рау, который непонятно что и с какой целью делал в Сталинграде.

Безусловно, если сам президент говорит: «мы… не будем препятствовать нашим олимпийцам принимать участие в Играх, если кто-то из них захочет принять участие в личном качестве», а вице-премьер Аркадий Дворкович вторит, мол, «ехать стоит» – какие претензии к самим спортсменам? Но претензии все-таки есть, и они носят морально-этический характер.

Да, очень непросто ради национальной (то есть завязанной на большую и несколько абстрактную семью под названием Нация) гордости отказаться от благополучия собственной семьи, во многом базирующегося на олимпийских успехах, от многолетних трудов и вполне буквальных литров пота, а порой и крови.

Но, сразу извинюсь за возможный идеализм и недостаточное осознание низменности человеческой природы, решение «ехать или не ехать на Олимпиаду», даже положительное, должно быть глубоко индивидуальным, сокровенным, вымученным долгими бессонными ночами.

Высокой трагедией в классическом смысле слова.

Чем-то сродни извечным дилеммам «кого спасать – роженицу или младенца» и «идти ли на переговоры с террористами, зная, что в случае отказа погибнут заложники».

Члены же российской спортивной гильдии, кажется, решили выписать всем потенциальным олимпийцам в нейтральной форме массовую амнистию от химеры, именуемой Совестью, а заодно освобождение от любой возможной критики. Вот несколько характерных высказываний.

Иоланда Чен: «Быть патриотом за чужой счет легко, а пропущенная Олимпиада для профессионального спортсмена — личная катастрофа»

Илья Ковальчук: «Ехать на Олимпиаду надо обязательно! Отказаться – значит сдаться! Все «чистые» спортсмены должны ехать». Он же: «Мы, спортсмены – вне политики. Для нас это будет ответственный турнир, он ничем не будет отличаться от других. Патриотизм, любовь к стране – она в сердце. Для этого необязательно кричать или даже носить флаг на груди»

Александр Жулин: «На Олимпиаду надо ехать под белым флагом, желтым, зеленым, черным – любым»

То есть людей, принимающих вроде бы глубоко индивидуальное решение, избавить от необходимости моральных метаний нужно скопом. Более того, возможные критики заткнуться должны тоже скопом и в директивном порядке. Воля ваша, но это несколько странный и селективный подход к понятию индивидуального.

Вернемся, однако, от сугубо спортивных ораторов к политическим.

Прекрасным дополнением к признаниям собственной вины и извинениям перед МОК стали слова заместителя министра иностранных дел Сергея Рябкова: «Мы за состязательность в спорте, за освобождение этой сферы от грязных политических приемов. Надеемся, что рано или поздно этот подход возобладает и в Вашингтоне… Мы на протяжении длительного времени чувствуем попытки американцев оказывать давление на международные спортивные структуры. Давление, которое не имеет ничего общего с идеологией олимпийского движения…Это только добавляет ощущения, что американская сторона по-прежнему не делает выбора в пользу нормализации обстановки в двустороннем диалоге России и США».

Дополнение прекрасное, хотя Америку, извиняюсь за каламбур, никак не открывающее. Уже почти четыре года мы слышим от российских дипломатов и чиновников разных ведомств и рангов сожаления относительно неконструктивного подхода «западных партнеров», заверения в готовности бесконечно долго и терпеливо разъяснять нашу позицию, глубокие озабоченности и подозрения, что «американская сторона по-прежнему не делает выбора в пользу нормализации обстановки в двустороннем диалоге России и США». Очень хочется, чтобы подозрения, наконец-таки, переросли в твердую уверенность и подтолкнули к соответствующей стратегии и ее реализации. Но – все никак.

Внешняя политика советской доперестроечной эпохи имела свои минусы, недостатки, провалы, не раз знавала отступления или, напротив, излишне бурные непродуманные наступления от переоценки собственных сил…

Но в целом она вполне соответствовала нашему статусу сверхдержавы. Внешняя политика первых постсоветских лет, особенно при Андрее Козыреве, строилась на ровно обратных основаниях, на подчеркнутом и немыслимом даже для большинства стран третьего мира признании вассалитета в отношении Запада. Униженные просьбы Козырева о совместной фотографии с Биллом Клинтоном — может ли глубже упасть страна, еще недавно являвшаяся одним из двух главных мировых центров силы?

Однако русского человека, традиционно предпочитающего крайности, еще больше, чем глубокое падение, раздражает состояние «ни то ни сё», серединка на половинку, между небом и землей. Наша же дипломатия, начиная с первого президентского срока В.В. Путина, пребывает именно в этом состоянии, периодически под дуновением мировых ветров качаясь то в «советскую», то в «козыревскую» сторону.

Путинские отношения с внешним миром стартовали с позиций хотя и прагматичного и не щенячье-влюбленного, но все же вполне отчетливого западничества. Кремль давал понять, что согласен вписаться в западное мироустройство, просто не на правах прислуги, а хотя бы в ранге солидного партнера второго ранга, не хуже Японии или той же Турции. Были сделаны очень важные авансы — заявление о готовности к вступлению в НАТО, закрытие российских военных баз на Кубе и во Вьетнаме, наконец, полная моральная и материальная поддержка операции США в Афганистане. Увы, быстро выяснилось, что Запад уступки, реверансы и помощь принимает благосклонно, но ничего взамен не дает и даже не обещает. Хотите нам служить — так это естественно, как нам, таким хорошим, не служить, а чтобы что-то взамен — дудки.

С той поры РФ стала вести более самостоятельную и базирующуюся на собственных интересах линию, высшими пиками которой были Мюнхенская речь Путина и принуждение Грузии к миру. Но при этом сохранялся пиетет перед Западом, склонность уступать ему по важным вопросам и вообще ощущение себя частью западной системы, просто дерзкой и периодически брыкающейся, вроде Румынии Чаушеску или Югославии Тито в соцлагере.

Возвращение Крыма и крайне робкая, противоречивая, неоднозначная и вызывающая массу вопросов в плане целеполагания поддержка Донбасса – показались недвусмысленным намеком, что уж теперь-то мы стали полноценным мировым полюсом, обрели собственную систему координат и цивилизационную субъектность. Увы, за мощным рывком вперед в силу множества причин последовал не менее впечатляющий откат, продолжающийся до сих пор.

Да, РФ – не СССР, и социально-экономической формацией мы в общем и целом, с поправкой на местные особенности, от стран Вашингтонского консенсуса не отличаемся. Да, как неоднократно подчеркивалось, в частности спикером МИД Марией Захаровой, РФ и Запад не разделяют никакие существенные ценностные барьеры. Но есть барьер геополитический, возникший в 2014 году, и никакая общая приверженность теориям Адама Смита и пирамиде Маслоу его не уберет и даже не уменьшит, как бы этого ни хотелось российскому политическому классу.

Но российские чиновники сей простой факт не понимают. Или делают вид, что не понимают, продолжая выражать надежды, высказывать готовность, теряться в подозрениях и томиться от проклятой неизвестности, будто герой известного пошлого анекдота. Некоторые комментаторы отстранения России от Олимпиады, охваченные, видимо, ура-патриотизмом, провозгласили, что наша страна вывалилась из глобального миропорядка. Хотелось бы, но, увы, это не правда, а максимум полуправда.

Российскую Федерацию, действительно, предельно бесцеремонно вывалили из глобального миропорядка. Но ее управляющий слой пытается всеми конечностями за борт этого миропорядка цепляться, даром что не получается.

Стремление солидаризироваться с Западом вопреки его четко выраженной воле порой приобретает гротескно-трагикомические формы. Допустим, в последние годы, когда на Западе или в России происходит теракт, в новостях, тотчас после пары минут информации о самом теракте, подробно и со вкусом зачитываются западные соболезнования нам (или российские им), а на ток-шоу через пару тактов обсуждения всплывает и до победного мусолится тема “терроризм – общая для нас с Западом угроза, бороться с ним надо сообща, когда же Запад это поймет, Запад, родненький, пойми!”. Родненький Запад до сих пор этого не понял, и понимать, судя по всему, не планирует.

Я часто говорю и пишу, что основной историософский выбор России – это выбор между Достоевским и Цымбурским, между всечеловечностью и земшарной миссией – и строгой автаркией в четко очерченных этнокультурных границах. Для России, по Цымбурскому, вопрос, как реагировать на изгнание с Олимпиады, не стоял бы ни минуты. Не потому, что лично Вадим Леонидович к спорту относился совершенно индифферентно, а исходя из самой концепции «острова Россия». Более того, Россия, по Цымбурскому, просто не дошла бы до подобной стадии глубоких озабоченностей и смутных подозрений в некоей недобросовестности западных партнеров.

Но и Россия, по Достоевскому, не дошла бы до нее тоже, ибо всечеловечность – это не когда всё человечество объединяется в сладостном упоении награждения тебя побоями, да ты и сам готов вложить усилия в собственное избиение.

Это немного про другое.

То, что РФ – не СССР, мы уже выяснили. Но в свете установленной невозможности для любой России реагировать на репрессии МОК так, как реагирует РФ, возникает вопрос о правомерности утверждения из первой статьи Конституции «наименования Российская Федерация и Россия равнозначны». А чтобы такой вопрос не возникал и наименования Россия и РФ стали равнозначными на практике, нужен-то сущий пустяк: чтобы всякая дорога не вела у нас к лозаннскому или вашингтонскому храму.

Автор: Станислав Смагин

Журналист, публицист, критик, политолог, исследователь российско-германских отношений, главный редактор ИА "Новороссия"