Рубрики
Размышления Статьи

«Смысл войны» Владимира Соловьева: эволюция концепции

Статья Владимира Соловьева «Смысл войны», опубликованная в 1895 г. в июльском выпуске Литературного приложения к журналу «Нива» и впоследствии вошедшая в качестве одной из глав в сочинение «Оправдание добра», по свидетельству одного из друзей философа, автора либерального журнала «Вестник Европы» В.Д. Кузьмина-Караваева, была негативно воспринята кругом этого издания. «Едва ли не в одном лишь вопросе, — писал Кузьмин-Караваев в своем поминальном очерке о Соловьеве, опубликованном спустя два месяца после его смерти в октябрьском номере «Вестника Европы», — Соловьев по содержанию своих взглядов резко расходился с наиболее сродной ему группой — в вопросе о войне, отношение к которой составляет самую неясную сторону его вообще стройного учения. Когда появилась впервые его статья “Смысл войны”, она вызвала всеобщее недоумение. Невольно казалось, что она навеяна исключительно желанием противодействовать теории непротивления злу и что она не имеет внутренних корней в соловьевской системе. “Три разговора” и “Повесть об антихристе” несколько выяснили, почему он так смотрел на войну, но далеко не установили полной логической связи между его основными суждениями и положительным отношением к войне»[1].

На самом деле, в статье логическая связь между общим историософским представлением Соловьева и его взглядом на войну устанавливается вполне отчетливо. Отвергая два противоречащих друг другу взгляда на войну, согласно одному из которых, она представляет собой вечное и неустранимое зло, соответствующее самой природе человека, а, согласно другому, война как зло безусловное должна быть немедленно отвергнута, Соловьев развивает собственную концепцию войны как неизбежного зла, в конечном итоге ведущего к безусловному благу — всемирному государству, которое должно положить конец всякой вооруженной вражде между народами.

В своей концепции «всемирного государства» Соловьев открыто следует идеям Данте, высказанным им в трактате «Монархия». Однако Соловьев заметно колеблется в ответе на вопрос об устройстве будущего всемирного государства, не решаясь признать его монархический статус. Чтобы оценить характер этих колебаний, любопытно взглянуть на разные редакции текста «Смысла войны». Этот текст под одним и тем же названием выходил при жизни его автора три раза:

Первая редакция (1895 г.): в Литературном приложении к журналу «Нива» (№ 7).

Вторая редакция (1897 г.) — в качестве главы XV первого отдельного издания «Оправдания добра».

Третья редакция (1899 г.) — в качестве главы XVIII второго отдельного издания «Оправдания добра».

Именно редакция 1899 г. со значительными искажениями и опечатками была воспроизведена в  VIII томе Собрания сочинений Вл. Соловьева, издававшемся в 1911-13 годах петербургским издательством «Просвещение» и переизданной фототипическим путем в 1966 году в Брюсселе. В этой — окончательной — версии об устройстве будущего мирового объединения сказано весьма уклончиво: «Победа той или другой стороны даст мир действительно всему мiру. Борьбы государств больше не будет, но этот политический мир, это установление международного единства в виде всемiрного государства (монархического или какого иного) — будет ли оно настоящим и вечным миром, прекратит ли оно борьбу, даже вооруженную, между другими, не политическими элементами человечества?».

Между тем, в редакциях 1895 и 1897 гг. первое предложение имеет вторую часть, указывающую на то, что подобно всем предшествующим войнам, предстоящее столкновение — между Китаем и Европой — приведет к образованию новой монархии. «Победа той или другой стороны даст мир действительно всему мiру, из этой победы выйдет действительно всемiрная монархия».

Однако уже в 1895–1897 гг. у Соловьева, вероятно, зарождается сомнение в том, что война коалиции колониальных держав с последним оплотом независимого Востока — Китаем — приведет к созданию «одного» универсального государства, а не какого-то особого межгосударственного союза. «Когда все человечество объединится политически — в форме ли всемiрной монархии, или же всемiрного союза государств, — прекратится ли от этого борьба франк-масонов с клерикалами….» и другие «неполитические», то есть не межгосударственные столкновения, — задается вопросом Соловьев в «Оправдании добра» (1897). В 1899 г. «всемiрный союз государств» заменяется на «всемiрный международный союз».

Конечно, по мнению философа, преодоление вражды в этом будущем государственном образовании окажется заведомо неполным, поскольку с исчезновением войн не сойдут на нет и другие межчеловеческие и межгрупповые конфликты. Однако для Соловьева движение к всемирному единству представляет собой, хотя и относительный, но тем не менее, безусловный прогресс, движущей силой которого оказывается война.

1895 год – время наибольшего сближения Вл. Соловьева с кругом столичных бюрократов из окружения всесильного министра финансов Сергея Витте. Соловьев явно положительно воспринимает «дальневосточную политику» империи в эту эпоху, весь этот знаменитый «разворот на Восток», ознаменованный строительством Транссибирской магистрали и занятием Порт-Артура. «Разворот на Восток» начался с того, что Россия посредством искусной дипломатии смогла сохранить территориальную целостность Китая после катастрофической для него войны с Японией, военный успех которой в 1894 году побудил Вл. Соловьева на написание стихотворения «Панмонголизм» с предсказанием грядущей катастрофы России: «О Русь, забудь былую славу, Орел двуглавый сокрушен, И желтым детям на забаву даны клочки твоих знамен» (стихотворение, опубликованное полностью только после смерти философа, датируется 1 октября 1894 года).

Примерно полгода спустя, в апреле 1895 года, Россия в союзе с Германией и Францией смогла остановить японский захват части Поднебесной и открыла для себя шанс на самостоятельную игру с Китаем, как мог надеяться философ, ради его мирного вовлечения в орбиту мировой экономики. Сам  Соловьев говорил, что «мирное включение монгольской расы в круг христианской образованности» не исключено, хотя и «мало вероятно». Вероятно, воодушевленный неожиданным успехом царской дипломатии на китайском направлении, Вл. Соловьев был готов отнестись к судьбе Российской империи с меньшим пессимизмом. Поэтому он писал в завершении своей статьи, где признавал неизбежность, при всех временных достижениях дипломатии, «последней бранной встречи Запада с Востоком»: «И если в этой последней войне, за которою должно наступить всемiрное объединение, России очевидно предстоит первенствующая роль, то наша истинная патриотическая обязанность – желать и стараться, чтобы наше отечество было не только материально, но главное – нравственно и духовно сильным и достойным этого великого призвания при совершении окончательных судеб человечества».

Приводя эту исключенную уже из второй редакции «Оправдания добра» 1897 года фразу, в которой мыслитель выражал надежду на «первенствующую роль» России в деле борьбы с потенциальной китайской опасностью, немецкий историк русской философии Людольф Мюллер в комментариях к пятому тому Собрания сочинений Вл. Соловьева, выпущенному в 1976 году в Мюнхене, делает вывод, что этот заключительный пассаж первой редакции «Смысла войны» представляет собой последнее выражение «национального мессианизма» в трудах Владимира Соловьева. Мюллер допускает, однако, одну неточность: он указывает на стихотворение «Панмоноголизм» как на произведение, написанное почти одновременно с первой редакцией «Смысла войны», тогда на самом деле, как мы видим, оно было создано годом ранее. «Панмонголизм» отражает более ранние переживания философа.

Между тем, действительно, факт исключения из редакции 1897 года данного фрагмента и в самом деле свидетельствует об усилении сомнений у автора относительно роли России в финальном аккорде мировой истории.

Вместо надежд на «особую роль» России мы на том же месте в редакции 1897 года видим ссылку на конкретный проект обеспечения мира между европейскими державами, который в 1871 году выдвинул князь Петр Георгиевич Ольденбургский в письме к канцлеру Германии Бисмарку.

«Прежде всего правителям народов и руководителям общественного мнения следует решительно и искренно согласиться в ненужности и непозволительности “европейской” войны, или точнее, войны между народами христианского мiра. Это сознание очевидно созрело, но еще не переходит в действие, как видно из продолжающегося “вооруженного мира” Европы. Пусть люди, от которых зависит действительное торжество мира, послушают голос не отвлеченного мыслителя и не одностороннего моралиста, а голос человека, который при безукоризненном нравственном характере и обширной практической опытности был конечно менее всего склонен к философским и политическим утопиям. В своем недавно напечатанном превосходном письме к князю Бисмарку (писано в 1871 г., напеч<атано> в 1894) покойный принц Петр Георгиевич Ольденбургский, упомянув о “превратных учениях”, которые “побеждаются не штыками, а мудрою политикой и мерами просвещения”, и отстранив затем нелепую мысль о возможности немедленного и полного разоружения, – продолжает так: 

“Мое мнение состоит, стало быть, в следующем: 1) Уничтожить в принципе войну между цивилизованными народами и гарантировать взаимными договорами владение территориями. 2) Спорные вопросы разрешать согласно примеру Англии и Америки при помощи международной комиссии. 3) Установить численность военной силы всех государств международною конвенцией”. (Выше была объяснена временная необходимость небольших армий между прочим против возможного нападения диких народов). “Хотя уничтожение войны многими причисляется к области фантазии, я тем не менее имею мужество думать, что в нем заключается единственное средство спасти церковь, монархический принцип и общество и излечить государство от язвы, которая препятствует их развитию. Осуществление такой высокой истинно христианской и гуманной идеи, исходящее непосредственно от двух могущественных монархов, явилось бы славною победой над принципами зла; наступила бы новая эра счастия; по всему миру пронеслись бы клики радости, которые нашли бы отзвуки у небесных ангелов. Если Господь за меня, то кто может быть против меня, и какая сила может противустать тем, которые действуют во имя Бога? Вот скромный взгляд старого, много испытавшего на своем веку человека, который без страха, не обращая внимания на людские толки, пред лицеем Бога и вечности, следуя лишь голосу своей совести, не ищет на земле ничего иного, кроме тихой могилы подле своих дорогих предков”».

Письмо князя Петра Ольденбургского Бисмарку было напечатано 5 марта 1894 года в приложении к № 6471 «Новое время», и Вл. Соловьев уже в апреле того же года обращает внимание на этот текст, когда публикует в «Вестнике Европы» свой критический памфлет против Льва Тихомирова под названием «Спор о справедливости». Вл. Соловьев называет взгляд князя Петра «истинно человечным и истинно-религиозным», и говорит, что с ним, без сомнения, «согласятся все, не носящие на себе “начертания звериного”»[2]. В том же самом апреле 1894 года Вл. Соловьев обещает прислать своему французскому другу Евгению Тавернье свои положенные на бумагу размышления о франко-российском союзе: «Надеюсь в скорости выслать Вам рукопись сильно исправленную моего доклада под названием «Несколько мыслей о нашем будущем по поводу франко-русской дружбы»[3]. Доклад Вл. Соловьева о франко-русском сближении был прочитан в Париже в декабре 1893 году (обзор этого доклада, который написал французский журналист, постоянный корреспондент Вл. Соловьева Евгений Тавернье, был помещен 18 декабря 1893 года, в № 9349 католической газеты «L’Universe»). Франция для Соловьева в тот момент олицетворяла «активный принцип» человечества, христианский прогресс, который, по представлению философа того времени, осуществляется руками не-христиан. Россия представляла «принцип пассивный», и хотя у ее населения больше веры, она нуждается во внешнем импульсе для актуализации ее положительного потенциала.

Очевидно, что размышления о снижении внутриевропейского соперничества в военной сфере и в целом позитивная оценка франко-русского сближения, которая, судя по обзору Тавернье, содержалась в докладе, были так или иначе взаимоувязаны в мировоззрении философа. Чтобы позитивно оценить данный альянс, Вл. Соловьев должен был посчитать, что он не имеет ни анти-английской, ни анти-германской направленности.

Между тем, уже в июле 1894 года в письме к Л.Н. Толстому Вл. Соловьев называет франко-русский альянс «франко-русским обманом»[4]. Нельзя исключать, что философ постепенно приходил к выводу, который потом отразился в сюжете его «Краткой повести об антихристе», что Франция надеется на реванш против одолевшей ее в 1870 году Германии, и ровно ради этой задачи она и решила заручиться поддержкой монархической России. Отсюда, возможно, и следовал вывод, что до полного разрешения всех противоречий между европейскими державами еще далеко, и план князя Петра Ольденбургского, возникший в ходе процесса заключения союза трех императоров, в настоящее время выглядит не более, чем утопией.

Хочу поблагодарить Г.Б. Кремнева за помощь в анализе различных редакций текста «Смысл войны».

 


[1] Цит. по: Книга о Владимире Соловьеве / Сост. Б. Аверина и Д. Базановой. М.. 1991, с. 260.

[2] Соловьев В.С. Сочинения в двух томах. М., 1989. Т. 2. С. 517

[3] Письма Вл. Соловьева. Т. IV. С. 218

[4] Письма, III, с. 37

Автор: Борис Межуев

Историк философии, политолог, доцент философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Председатель редакционного совета портала "Русская идея".

Обсуждение закрыто.