Рец. на книгу: Россия в Арктике. Вызовы и перспективы освоения. Под ред. М.В. Ремизова. – М.: Институт национальной стратегии, Книжный мир, 2015. – 384 с.
«Россия в Арктике» – очень своевременная книга. Авторы представили читателям основные сюжеты в проблематике использования Арктической зоны – от политических до технологических – и дали взвешенные ответы на главные вопросы по теме. По сути, книгу можно использовать как многоотраслевую энциклопедию по актуальным вопросам развития российской Арктики, и в этом её главное достоинство: с ее помощью специалисты в разных областях знания могут соотнестись с ситуацией в освоении арктического пространства.
Привлекает отсутствие тенденциозности: авторы объективно рассказывают о различных, нередко конкурирующих проектах освоения той или иной территории, экономических ориентирах, очень деликатно указывают на наиболее вероятные. Столь же непредвзято представлены в книге и характеристики текущей Арктической политики – в том числе по вопросам, вызывающим в последнее время большой общественный резонанс.
Так, в книге обстоятельно рассказано, как именно Россия «открыла ящик Пандоры», первой в мире начав работу по пересмотру системы раздела акватории Северного Ледовитого океана по границам континентального шельфа взамен ранее используемого секторального деления – и только после этого Дания и Канада заявили свои претензии на хребет Ломоносова и другие участки морского дна. Теперь Россия вынуждена тратить немалые силы на исследование границ континентального шельфа[1].
Другая тема, вызывающая много споров, – это будущее Северного морского пути (СМП). Авторы показали, что его использование для международного транзита грузов, вопреки многим обещаниям, маловероятно: «Сложившиеся за века мировые морские грузопотоки обросли многочисленными бизнесами в области логистики, страхования, судостроения. Эти грузопотоки обеспечены необходимой военно-морской, воздушной и аэрокосмической поддержкой и т.п. Южное направление транспортного потока из Европы в страны Юго-Восточной Азии и обратно не исчерпало свою пропускную способность… Только военные конфликты… и, конечно, морское пиратство вдоль этой трассы могут вызывать повышенный интерес к альтернативному пути по СМП. Учитывая высокий уровень международной конкуренции, приоритетами развития СМП должны быть интересы национальной экономики и безопасности страны» (стр. 207).
Справедливо отмечена и сама неоднозначность наличия богатых природных ресурсов для экономики России, открытых в 1960-е и во многом определивших специфику развития страны вплоть до сегодняшнего дня: с одной стороны, новые месторождения углеводородов позволили избежать масштабного экономического кризиса, с другой – помешали реализации экономических реформ А.Н. Косыгина (стр. 17). Эта двойственность постоянно возникает в вопросах освоения Арктики, и авторы с поистине научной тщательностью и непредвзятостью об этом пишут.
Из всех представленных разделов самый обширный – «Технологии и техника для Арктики», он занимает более пятой части объема книги. Этот раздел перегружен специальными терминами, что несколько снижает ценность книги как междисциплинарной. Однако, в целом, усиленное внимание к технике и технологии стоит признать еще одним важным отличием и достоинством книги – и одновременно хорошим поводом к разговору о роли Арктики в России.
Авторы, очевидно, не ставили задачу выявить эту новую роль, ограничившись задачей инвентаризации проблем, текущего состояния и перспектив по отдельным направлениям. Это оправдано, поскольку в постсоветские десятилетия в Арктике были утрачены не только многие инфраструктурные объекты, поселки, компетенции хозяйствования в условиях Арктики, но и в значительной степени исследовательская база. По некоторым направлениям авторам, очевидно, пришлось собирать материал буквально по крупицам, о чем свидетельствует густота ссылок на публикации в прессе.
Однако в целом по книге, пожалуй, всё же возможно попытаться предугадать контуры российской Арктики будущего. Большой и детальный материал и многосторонняя его подача позволяют проследить по текстам разделов несколько сквозных линий дальнейшего развития Российской Арктики.
Во-первых, это высокая роль и доминирование стратегических, оборонного значения видов деятельности, с одной стороны, и сырьевая специализация, с другой.
Во-вторых, необходимость глубокого взаимопроникновения разных видов деятельности, разных ведомств – в частности, тех же оборонных и гражданских структур. В Арктике не может быть «чисто» оборонных задач, они тесно переплетены с транспортными, социальными, экономическими. Симптоматично, что согласованию военных и экономических задач в Арктике посвящена отдельная глава (глава 8). Север всегда славился взаимопомощью на бытовом уровне, но сегодня межведомственность и междисциплинарность пора возводить в принцип арктической стратегии России.
Наконец, в-третьих, это общая неоднозначность, переменчивость ситуации, высокая сложность местных систем жизнеобеспечения, требующая разработки особых арктических подходов, гибкости решений, применения стадиальных или циклических «пакетов» технологий. Во многих случаях оптимальными для Арктики также оказываются сложные, многоходовые, нелобовые решения.
Неожиданный на первый взгляд, но при вдумчивом изучении оказывающийся типичным для арктических условий пример – это идея использования плавучих атомных электростанций в качестве временной меры, пока не будут построены источники теплоснабжения на местных источниках.
Именно сложность и неоднозначность вполне могут быть переосмыслены и превратиться из преграды в арктический вызов России, в возможность занять нишу «страны-эксперта», демонстрирующей гибкие решения, технологии двойного назначения, в сложных климатических условиях, и, в конечном итоге – восприниматься как естественная ниша, в которой Россия в целом могла бы стать конкурентоспособной.
Книга дает немало материала для размышлений над этой темой.
Наиболее внятно необходимость пересмотра взгляда на освоение Арктики прописана в книге в отношении военной (оборонной) сферы, что не удивительно: для Арктики именно стратегические задачи были ведущими на протяжении практически всего советского периода, и логично, что именно стратегия использования территории Арктики в военной сфере наиболее проработана. Речь идет о радикальной смене парадигмы, о переходе от крупных стационарных военных объектов к действию малыми, мобильными бригадами.
Симптоматично, что именно в «военных» разделах книги об Арктике показана перспектива радикальной смены вектора арктической стратегии от масштабных площадных проектов – к гибким, мобильным, сетевым формам освоения. С точки зрения оборонных задач в Арктике видно, что «общим знаменателем для гражданского и военного контуров арктической политики является значимость мобильных и дистанционных форм присутствия, проявляющаяся в размещении мобильных производительных сил (вахтовые поселки, модули-заводы), в развертывании военных соединений (передвижные бригады, комплексы, транспорт повышенной проходимости, применение телеметрии). Сегодня в Арктике формируется облик новых войск быстрого реагирования. […] Учитывая принцип, что в Арктике сплошных фронтов не будет, и на отдельных направлениях будут действовать арктические бригады, будет расширяться самостоятельность подразделений» (стр. 333).
На этом фоне удивительно, что в экономике, как и десятилетия назад, речь идет о крупных и мега-крупных проектах, магистралях, супер-атомоходах и т.д. Не есть ли это просто инерция мышления грандиозными проектами уходящей, индустриальной эпохи, не только в России, но по всему миру зиждившейся на крупных формах, на получении экономии на масштабе? Насколько необходимы в Арктике именно крупные проекты – и насколько возможны иные, сетевые, мобильные формы освоения? Какие из них более адекватны местным условиям? Не логично ли ожидать в Арктике изменений, сообразных смене технологических укладов, происходящей во всем мире, – появления новых, сетевых, глубоко инновационных форм экономической деятельности?
Не отстает ли арктическая экономика от военных, на удивление в ногу с глобальными экономическими и технологическими трендами перестраивающихся на сетевые формы деятельности?
В дискуссиях об Арктике, периодически возникающих в обществе, обычно ставится вопрос «осваивать или не осваивать» – но почти никогда не возникает вопрос о формах и стратегиях освоения, о том, что осваивать можно по-другому, что можно отказаться от неудачных форм освоения Арктики – но не от самой идеи освоения.
В связи с этим тема арктических технологий, с которой начался этот обзор и которая широко освещена в книге, действительно заслуживает отдельного обсуждения. Это очень важное, хотя и почти забытое направление исследований Арктики.
А, между тем, по пути внедрения специализированный технологий для Севера идут практически все арктические страны – от Финляндии до Канады. Именно от арктической техники, технологий, ноу-хау, самой жизнью востребованных в северных странах, зачастую вырастают новые отрасли промышленности, новые фирмы. Так, канадский лидер авиастроения «Бомбардье» начинал с производства снегоходов для жителей сельского Квебека. Канадский же Томпсон живет не только добычей никеля, но и специализированными полигонами, где техника испытывается на предмет устойчивости к северным погодным условиям. По этому пути шел и Советский Союз, где, как справедливо указано уже во введении, разрабатывались особые технологии полярного земледелия и полярной медицины, специальные образцы техники «в северном исполнении», где был и специализированный полигон в Якутии.
Проведенная в книге инвентаризация позволяет определить, на какие ресурсы сегодня, после многих утрат, может опираться Россия в Арктике. И здесь хочется обратить внимание на возможности «вывода в серию» технологических нововведений. Нововведений, созданных на Севере и в Арктике самой жизнью, но пока не замеченных, не осмысленных на стратегическом уровне. Чего стоит хотя бы упомянутая в книге идея использования банальной технологии намораживания ледовых переправ, рутинно давно применяемой по всему российскому Северу, при сооружении буровых платформ для использования на шельфе – взамен импортным и дорогостоящим конструкциям (стр. 243). На память приходит анекдот о соотношении советской и американской космических программ: НАСА-де потратила огромную сумму на разработку шариковой ручки, которую можно использовать в невесомости; советские же космонавты использовали карандаш.
Поиск, переоценка, технологическая доводка и изменение масштаба использования таких «карандашей» – пожалуй, самое естественное, органичное направление инновационного развития России, к сожалению, почти не осознаваемое.
В книге дана классификация арктических технологий и компетенций России. Она очень показательна. Наши сильные стороны, реализованные компетенции – это компетенции индустриального периода, адекватные моде на супер-проекты (и, заметим, большие объемы финансирования): строительство постоянных населенных пунктов, создание и эксплуатация крупных горнодобывающих и промышленных комплексов, эксплуатация атомного ледокольного флота и др. Напротив, все то, что связано с человеческим масштабом, с повседневной жизнью в Арктике, находится на уровне кустарных или пилотных разработок – это уровень «нереализованной компетентности, который включает в себя технологии, разработанные и успешно опробованные, но пока не получившие широкого распространения»: внедорожный транспорт (аэросани, снегоболотоходы, модульные вездеходы), средства малой энергетики (малые ГЭС, пиролизные установки и др.), модульное жилищное строительство.
Очевидно, что под такие технологии пока не находилось заказчика; крупные игроки арктической зоны увлечены крупными проектами, и гибкие технологии возникали скорее вопреки общим советским и постсоветским принципам освоения Севера – под давлением самой Арктической среды. Но именно эти технологии можно отнести к наиболее передовым, актуальным сегодня с точки зрения общего тренда на сетевые формы экономики, на мобильность, трансформируемые виды зданий. Здесь неожиданно латентные формы инновационного развития России оказываются на самой передовой мировых трендов развития техники, строительных технологий, и именно Арктика дает России возможность оказаться в инноваторах, а не подражателях.
Возрождая арктическую экономику, транспорт, продумывая размещение населения, важно возвращаться к советской традиции поискового поведения – но не копируя, не пытаясь возродить советские технологии буквально. Сегодня в российской Арктике нужен не возврат к прошлому, но его творческое переосмысление.
Опасность провалов в опоре на прошлое маркируется в книге самой структурой текста. Так, например, очень слабо и куце дан раздел архитектуры. Как же так – в стране с самым богатым в мире опытом строительства крупных арктических городов, с Норильском и Дудинкой, с Воркутой и Новым Уренгоем, с инновационными для своего времени технологиями вмораживания свай в мерзлоту и знаменитой квартальной планировкой дворов, призванной обеспечить защиту от ветра – и почти нечего сказать по достижениям? В том то и дело, что все достижения советской арктической архитектуры – это достижения индустриальной эпохи.
Во всем мире эпоха конвейера была направлена на стандартизацию и унификацию всех процессов как залог эффективности экономики массового производства. Достижения архитектуры и градостроительства в Арктике – это поражающее воображение внедрение в Арктику типовых, массовых технологий и образа жизни. Это попытки воссоздать в Арктике типовые панельные проекты «как на материке», несмотря на радикально другие местные условия. Это преодоление арктичности, борьбы с ней, а не вживания в местные условия. Образно эта идеология хорошо выражена в популярной песне 60-х: «Если надо – значит, надо, значит, будут и здесь сады. Пусть метели бушуют рядом, надо будет – растопим льды».
Справедливости ради заметим, что в те годы за рубежом поиск шел в том же направлении. В Швеции и Канаде появлялись функциональные, конструктивистские города (правда, значительно меньших размеров), отличительной чертой которых стала идея шведского архитектора Ральфа Эрскина, сплошной стеной построек отгородившего город от северных ветров – но сегодня канадский Фермонт, этот экспериментальный город 1970-х, уже называют «мертвым городом-машиной». На современном этапе в России идет поиск архитектурных форм, адекватных именно арктическим условиям. Основное направление – то же, что и особенности арктической военной стратегии: малые формы, мобильность, автономность. Это и купольные дома, и экспериментальные дома гелиотектуры, и мобильные формы жилищ. Однако пока такие проекты новой арктической архитектуры единичны, а то и кустарны. Современная школа арктической архитектуры работает, как ни странно, в жаркой американской Виргинии, где творчески переосмысляют в том числе и советские проекты.
Аналогична ситуация с транспортом: все силы традиционно брошены на крупные, магистральные проекты, на поддержание функционирования Северного морского пути. Выдающиеся достижения советской техники – атомные ледоколы – ориентированы на проводку крупных караванов, но становятся не эффективны в более гибких системах.
На общем фоне книги слабоват и раздел о населении Арктики, практически не рассмотрено население арктических городов, а ведь именно арктическая урбанизация – одно из наиболее активно развивающихся направлений международных арктических исследований. Нет и материала об особенностях существования городских и сельских арктических сообществ в целом (а сегодня арктические сообщества очень активно изучаются учеными разных стран). Таким образом, в разговоре об Арктике удивительным образом возрождается былая советская «производство-центричность», сухая экономическая «бесчеловечность» подходов (как писал классик советской экономгеографии Н.Н. Баранский: «Человека забыли!»). Это тем более обидно, что в советское время именно северная специфика в работах по северным районам заставляла чаще и больше обращаться к социальным проблемам, к темам образа жизни, восприятия окружающей среды, к человеческому измерению миграционных движений, чем в целом в советской науке – вспомним в этой связи, например, замечательную работу В. Яновского «Человек и Север».
Пожалуй, самое крупное упущение рецензируемой книги – это полное невнимание к культурной составляющей освоения Арктики, к проблемам идентичности, мотивации (за исключением небольшого и не очень четкого фрагмента о миграционной ситуации). Сегодня очевидно, что условием эффективности экономической политики является ее легитимизация со стороны культуры (см., например, работы Р. Инглхарта). В советское время идеологической стороне освоения Арктики уделялось первостепенное внимание – как справедливо сказано во введении, «до начала космической эры (1957 г.) Арктика играла роль «новых горизонтов» для советского народа» (стр. 16) – и концентрация сил в Арктике подкреплялась не только экономическими стимулами, но и идеологической, культурной политикой.
И в последние годы параллельно с усилением политического, экономического и стратегического внимания к арктической тематике стало уделяться внимание и арктической культуре – в качестве примера можно привести хотя бы новую экранизацию культового «арктического» романа Олега Куваева «Территория» с премьерой в Кремлевском дворце съездов.
Правда, из всех пластов северной тематики, по-видимому, исчезает культ вольности, свободомыслия, ранее прочно связанный с северной романтикой – не случайно из нового фильма уходит один из ключевых куваевских диалогов:
«- Почему, Баклаков, вы не спросите меня, зачем я вас посылаю в Кетунг? – не поднимая глаз, спросил Чинков.– В “Северстрое” спрашивать начальство не принято, – тихо сказал Баклаков. – Если вы в таком возрасте будете ориентироваться на “принято” и “не принято”, вы уже неудачник».
Культура поиска, эксперимента, взаимопомощи – те ценности, которые созвучны новой стратегии освоения Арктики, основанной на гибкости, мобильности, индивидуальной ответственности и решимости – пока не зазвучали на новом витке внимания к Арктике.
Разные страны имеют свои «пружины» развития, и очень часто такой пружиной служат не богатые ресурсы и удобство положения, не подарок судьбы, но, напротив, проблема, в решении которой, в борьбе с которой страна обретает свои преимущества. Тесное пространство научило японцев экономии ресурсов. Неоглядные обширные пространства сделали американцев выдающейся автомобильной державой, изобретателями домов на колесах и еды на ходу. Европейская история и экономика высекается в скученности городов, в средоточии творческих талантов. Ни вольготно раскинувшиеся слободами российские города, ни периферийные торговые пути не стали в России почвой для великих достижений.
Но если какая-то территория и заставляет Россию экспериментировать, изобретать, проявлять творчество и порождать настоящие инновации, если есть та территория, где Россия обретает свое неповторимое лицо – не лубочное и постное, но живое и интересное зарубежному миру, если есть российская территория, одни виды которой способны вдохновить нашу молодежь, то эта территория – Арктика. Понимание культурного значения Арктики и Севера для России снимает целый ряд вопросов в более приземленных, хозяйственных сферах, которым, в основном, и посвящена книга. Общий настрой авторов книги и особенно введения дает основания верить, что вслед за ней появятся новые тома – с большим вниманием к Человеку Арктики.
Примечания:
[1] Уже после подготовки книги Россия разработала «Частично пересмотренное Представление Российской Федерации в комиссию по границам континентального шельфа в отношении континентального шельфа Российской Федерации в Северном Ледовитом океане», в котором заявила претензии на большую территорию, включающую, в числе прочего, район вокруг Северного полюса.
