(отклик на статью Б. Межуева)
Недавно философ и политолог Борис Межуев опубликовал в Интернет–газете «Взгляд» важную, можно сказать программную статью под названием «О реализме с цивилизационными обязательствами». В ней он утверждает, что одна из главных причин посткрымского конфликта между Россией и Западом, а также раскола внутри лагеря патриотов России, поддержавших решение высшего руководства страны о присоединении Крыма, состоит в том, что все они говорят на языках разных идеологий.
I
Идеология Запада и наших доморощенных его сторонников – «либеральный фундаментализм», который провозглашает право каждой страны вступать в тот военно-политический союз, который ее устраивает, не считаясь с мнением ее соседей и даже с мнением своих внутренних меньшинств. С этой точки зрения, Украина, где верх взяла проевропейская партия, захотела в НАТО и в Евросоюз, а «агрессивная Россия» за это наказала ее, отняв Крым и поддержав «сепаратистский мятеж на Донбассе».
Идеология одной из двух главнейших партий «крымнашистских» патриотов России – это «геополитический реализм». Эта партия поддержала присоединение Крыма, потому что ее сторонники посчитали это адекватным и необходимым ответом на угрозы со стороны все ближе подходящего к нашим границам блока НАТО. Их точка зрения понятна: России вовсе незачем были американские военные базы в Севастополе и лагеря по подготовке «умеренных» «проамериканских моджахедов» в непосредственной близости от Абхазии и российского Кавказа.
Другая партия сторонников «Крымской весны» – русские ирредентисты, напротив, увидели в этом поступке высшего руководства России первый шаг к объединению всех земель, компактно населенных русскими в «Большую Русь» – этно-националистическое русское государство, ядром которого была бы РФ (желательно, без некоторых сегментов Северного Кавказа) и в которое входили бы, кроме Крыма, Восточная Украина, Белоруссия, часть северного Казахстана (с признанием украинцев и белорусов субэтносами русского народа).
Межуев отмечает, что союз между «реалистами» и «ирредентистами» не мог не носить лишь тактического характера. Ведь «ирредентисты» ставят во главу угла принцип права наций на самоопределение и ради него готовы поступиться другим фундаментальным принципом международной политики – территориальной целостностью. «Реалисты» же считали и считают, что случай Крыма был исключением, вынужденной необходимостью, в целом они поддерживают принцип территориальной целостности, не имеют ничего против суверенитета Украины, Белоруссии и Казахстана и, наоборот, убеждены, что воплощение идеи русской ирреденты приведет к переделу границ и кровавым конфликтам на постсоветском пространстве.
Как минимум это делает идеологов русской ирреденты недоговороспособными с Западом и, если бы их точка зрения победила в России, то это окончательно завело бы росийско-европейские и российско-американские отношения в тупик.
Вместе с тем и российским «геополитическим реалистам» трудно договориться с западными «либеральными фундаменталистами».
Межуев подытоживает, что и нам, и Западу нужна новая идеология, по ту сторону «геополитического реализма» и «русского ирредентизма». И это – идеология многополярного мира, «цивилизационный реализм», признающая право каждой цивилизации на существование и на обладание своей культурной и политической «орбитой». Разработкой такой идеологии и должны заняться патриоты России, спокойно, без эмоций, с дальним стратегическим прицелом.
II
В целом идеи, высказанные Борисом Межуевым мне представляются совершенно здравыми, разумными и не только могущими, но и должными стать руководством к действию. Более того, некоторые из них я бы предложил немного развить.
Начну с того, что русские ирредентисты, действительно, предлагают политику, которая неизбежно приведет к балканизации постсоветского пространства: росту напряженности между Россией и ее постсоветскими соседями, возможными приграничными военными столкновениями, а также к подрыву межэтнической стабильности внутри самой РФ.
Попытка навязать восставшему Донбассу идеологию русской ирреденты, которую мы наблюдали со стороны московских лидеров русского этнонационализма в марте-мае 2014 года, на мой взгляд, собственно и обрекла на поражение антибандеровские восстания на Восточной Украине за пределами Донецкой и Луганской областей. В областях «коридора» между Донбассом и Крымом (таких как Днепропетровская, Запорожская, Одесская) доля украинского населения гораздо выше, чем в Донецке и Луганске, и лозунги вроде «мы русские и должны присоединиться к России» вызвали в них лишь эскалацию украинского национализма и жесткие меры против диаспор русских.
В целом, интерпретация крымских событий через призму концепции русского ирредентизма только укрепила украинский этнонационализм и процесс превращения его в государственную идеологию Украины.
Естественно, теория о «трех составляющих единого русского народа» не встретила восторженного приема и в Белоруссии, которая вообще-то была и остается настроенной весьма позитивно к стратегическому союзу с Россией. А претензии русских националистов на северные области Казахстана и резко отрицательное отношение нацдемов к трудовым мигрантам из Средней Азии ударили по перспективам евразийской интеграции и инициировали рост русофобских этнонационалистических настроений в этих постсоветских азиатских республиках (что может отразиться и на положение русских в этих республиках, которым, казалось бы, так озабочены московские русские нацдемы).
К этому необходимо добавить, что призывы превратить Россию в этнонационалистическое русское государство вызывают глубокую озабоченность в регионах компактного проживания нерусских народов России (отдельные области Крайнего Севера, Сибири, Урало-Поволжья, Северный Кавказ). Взрыв этнических национализмов в них прошел в 1990-е и теперь большинство населения этих регионов настроены весьма лояльно к центральной власти, но даже лояльным нерусским гражданам России не очень нравится, когда их пытаются убедить, что очень скоро они будут жить не как полноправные граждане нашего общего российского дома, а как представители нацменьшинства исключительно русского государства.
Их терзают смутные сомнения: не окажутся ли они в условиях схожих с теми, в каких оказались русские в этнонационалистических государствах Прибалтики (дискриминация русской диаспоры в которых вызывает законные протесты самих русских националистов)? Естественно, все это не укрепляет межнациональное согласие в России и даже напротив, провоцирует ренессанс националистически идей, прочно подавленных во время путинского «укрепления вертикали» в начале 2000-х.
И это не говоря уже о том, что идеологии русского ирредентизма и либерального фундаментализма по сути – две стороны одной медали. И та, и другая рисуют Россию агрессивным государством, не уважающим территориальную целостность соседних государств, стремящимся к переделу границ и отъему у постсоветских независимых государств части их территорий.
Западу выгодно изображать Путина русским этнонационалистом с экспансионистскими замашками, а настоящие русские этнонационалисты хотели бы сделать так, чтоб этот жупел западной пропаганды стал правдой.
Трудно не согласиться с Б. Межуевым в том, что победа ирредентистов приведет лишь к «продолжению конфликта», причем, не только конфликта России и Запада, но и множества конфликтов на постсоветском пространстве (многие из которых, пока только намечаются и в при другом раскладе никогда не перейдут в «горячую стадию»).
С другой стороны «геополитический реализм» выглядит слишком уж беззубо по сравнению с жесткой поступью западного неолиберального империализма. Ведь рассуждения о праве каждой страны вступать в любой союз – это лишь фасад либерального фундаментализма, а его подоплека – распространение неолиберальных западных ценностей по всему миру, подавление всех антилиберальных «очагов» сопротивления, какую бы они ни имели природу – правую, левую, христианскую или мусульманскую. В этом свете робкие попытки обезопасить себя перед агрессией НАТО в виде присоединения Крыма – акт реактивный (лично я уверен, что Путин, известный своей симпатией к либеральным ценностям, никогда бы на это не пошел, если бы в марте 2014 года ситуация не представлялась ему просто патовой).
Парижские студенты мая 1968 призывали: «Будьте реалистами – мечтайте о большом!». В этом смысле наши «геополитические реалисты» вряд ли реалисты. Межуев прав и в том, что мы должны предложить свой цивилизационный проект, который по масштабу если не уступал, то хотя бы был сравним с проектом неолиберализма. Это и будет настоящим «реализмом, мечтающем о большом». И на мой взгляд таков евразийский проект «государств – материков».
III
То, о чем пишет Межуев в своей статье, мне сразу же напомнило концепцию, изложенную в известной статье евразийского геополитика Константина Александровича Чхеидзе «Лига наций и государства-материки», опубликованной в журнале «Евразийская хроника» в 1927 году. В ней Чхеидзе отвергал утопию общечеловеческой цивилизации и указывал, что Лига наций представляет собой вовсе не мировое правительство каковым она себя хотела бы считать, а предшественника руководящего органа «Соединенных штатов Европы», так как хотя в ней и представлены самые разные государства мира, служит Лига прежде всего европейским интересам (является «мировой диктатурой Антанты»).
С другой стороны, согласно Чхеидзе, уходит в прошлое эпоха национальных государств, и в той же Европе, наряду с процессом дифференциации и возникновения запоздалых слабых государств-наций (Польша, Чехословакия), явственно заявляет о себе тенденция государственного самоопределения всей европейской цивилизации (пока что, как уже говорилось, под фасадом фиктивного «мирового правительства»).
Кроме того, пробуждаются Азия и исламский мир тоже ищут своего государственного выражения.
По мнению Чхеидзе, все человечество разделено на несколько цивилизаций: европейскую, российско-евразийскую, американскую, исламскую (ближневосточную и североафриканскую) и азиатскую (дальневосточную). Все они равноправны, и ни одна из них не может претендовать на роль «мирового жандарма». Каждая цивилизация создает свое политическое пространство («государство-материк» или «государство-мир»): это может быть единое, имперское государство (как расширявшаяся в те времена Японская империя), федерация (как Россия-Евразия, называемая тогда СССР), конфедерация (как выраставшие из Лиги наций «Соединенные штаты Европы») или совокупность формально независимых государств, входящих в сферу влияния государства-ядра (как США и другие государства обеих Америк с точки зрения «доктрины Монро»).
Выбор того или иного «государства-материка» или «государства-мира» определяется не капризом «демократических выборов», вознесших к вершинам власти партию с той или иной геополитической ориентацией, потому что толпа на время поверила ее лозунгам, а общей исторической судьбой. Так, Украина, с точки зрения евразийской геополитики, не имеет выбора – стать ей частью европейской или российско-евразийской цивилизации: общая историческая судьба связывает украинцев (за исключением «западенцев») с Россией.
Выбор перед ней другой – быть ей полноправным членом евразийского союза государств или быть вытесненной в лимитрофную зону, превратиться в буфер между Россией и Западной Европой – вроде стран Прибалтики или Польши и вообще восточно-европейских режимов. Быть буфером – незавидная судьба, ведь на буферном пространстве решаются конфликты великих держав, дабы избежать их контактного прямого взаимодействия, но, видимо, определенных украинских политиков это не смущает…
Конечно, схема Чхеидзе несколько устарела: так, на место Японской империи пришел Китай, Европа обрела свое государственное выражение, но при этом она сильно зависит от Америки, а последняя слишком долго хотела быть «мировым жандармом», хотя с приходом Трампа, возможно, она станет больше ориентироваться на доктрину панамериканизма. Но в этой схеме не устарело главное – идея многополярности мира существования многих политических цивилизационных миров и лимитрофов, которые смягчали бы напряженность между ними.
Вернусь к тому, с чего я начал. Я совершено согласен с Б. Межуевым в том, что интеллектуалы-патриоты России сейчас должны приняться за разработку доктрины многополярного мира, на базе которой Россия могла бы вести переговоры с Западом. И я считаю, что при разработке этой доктрины следует учесть разработки классиков евразийской геополитики – Савицкого, Трубецкого и Чхеидзе.
