Рубрики
Переживания Статьи

Как музыка влияет на политику в США

Случается, что музыка влияет на политику непосредственно – это относится по преимуществу к произведениям гимнического характера. Таковы, например, «Марсельеза» или «Гром победы, раздавайся», замечательный екатерининский гимн, к сожалению, почти забытый.[1] Но обычно связь между ними опосредована: музыка, наряду с другими факторами культуры, формирует души и  через это  воздействует на политику. Так обстоит дело и в США.

Что связь существует, подтверждают данные опросов: сторонники республиканцев в подавляющем большинстве предпочитают слушать кантри, сторонники демократов – рок-н-ролл или какой-то из его поджанров. (В обоих лагерях крайне незначительное число предпочитает классическую музыку). А каких-нибудь полвека назад страна была в этом отношении почти однородной: национальная музыка американцев – кантри, а не что-то другое. Даже Гражданская война 1861 – 1865 гг. не нарушила однородности. На Юге тогда правили плантаторы, по своим вкусам близкие европейской аристократии, поэтому можно было ждать, что в представительской, так сказать, музыке Юга прозвучит нечто вердиевско-вагнеровское, но нет – и официальный гимн Конфедерации Dixi s Land, и её военные марши выдержаны в стиле кантри. 

Страну расколола «революция рок-н-ролла», ставшая частью, притом наиважнейшей, культурной революции, начало которой относят к 1968 году; хотя подготовка к ней велась уже с конца 50-х (первое выступление по телевидению пионера рок-н-ролла Элвиса Пресли датируется 1957-м). Первой реакцией на явление рока со стороны более или менее культурных кругов была крайняя озадаченность: что это за напасть такая? В газете «New York Times» рок был даже назван «музыкой для каннибалов». Между тем, рок-концерты, приводившие в неистовство молодую аудиторию, всё чаще сопровождались употреблением наркотиков, а порою и оргиями; становилось ясно, что рок-концерт – не просто концерт, что, скорее, это некое «действо» сродни религиозному. 

Спустя много лет после первого явления рок-н-ролла близко к истине подошёл антрополог Кристофер Ноулс в книге «Секретная история рок-н-ролла». Рок, написал он, продолжает традицию древних мистерий, связанных с именами Орфея, Кибелы и Аттиса, Изиды, Митры etc. «Что мистерии предложили такого, что другие культы не предлагали? — вопрошает Ноулс. – Алкоголь. Наркотики. Секс. Громкая музыка. Дикая пиротехника. Чувство, что ваша душа и ваше тело уносятся из этого мира в какой-то иной мир, наполненный тайной и опасностью. Личное прикосновение к чему-то глубокому, странному и вневременному».[2] 

«Тепло», как говорится, но несколько расплывчато. В приведённом перечне почему-то отнесён к «etc.» Дионис, хотя именно он должен сейчас привлечь наше внимание.  

*** 

Продуктивно рассматривать рок-н-ролл в свете противопоставления Аполлона и Диониса, которое Ницше ввёл в широкий интеллектуальный оборот. Златокудрый Аполлон, излучающий потоки солнечного света, – олицетворение символического порядка. Аполлонизм в обществе – рукотворная согласованность всего со всем, в душах – чувство умиротворённости и равновесности, уверенность в «нормальном ходе вещей». Своей игрой на кифаре (его прозвище – Кифаред) «светозарный» бог вносит в человеческую среду столько гармонии, сколько она способна вместить. 

А Дионис взрывает установившийся порядок, взбаламучивая плещущиеся на дне человеческих душ хтонические инстинкты, давая возможность каждому испытать «состояние блаженного до муки переполнения, ощущение чудесного могущества и преизбытка силы, сознание безличной и безвольной стихийности, ужас и восторг потери себя в хаосе» (Вяч.Иванов)[3]. Древние авторы сравнивали обуянность Дионисом с укусом овода, заставляющим укушенного забыть обо всём на свете. Совершенно безумными выглядят сопровождавшие Диониса менады, которых изображали бегающими с развевающимися по ветру волосами и с белой пеной на губах. 

Джим Моррисон, один из первых по времени «звёзд» рок-н-ролла, человек с внешностью античного бога (умер в 28 лет от передозировки наркотиков) на вопрос, не подражает ли он Дионису, ответил: «А я и есть Дионис». 

Может ли Аполлон защититься от Диониса? Исторический опыт показал, что не может – если говорить об Аполлоне как о символе античного миропорядка: мы знаем, что «светозарный» с отбитыми, простите, детородными органами, в конечном счёте, нашёл себе место в музее (предварительно побывав на свалке). Но если понимать аполлонизм в расширительном смысле? 

Суть вопроса передал А.К.Толстой в замечательном стихотворении «И.С.Аксакову». Дорожа всем, «что на земле сложилось стройно», следует помнить, что «в тревоге вечной мирозданья» ничто земное не должно считать «окончательной целью». И когда «стройное» уступает место расстроенью, надо просто сохранять опорные точки мировосприятия. Которых в античности по-настоящему не было.

Они были и есть в христианстве. Их имел в виду К.Н.Леонтьев, когда писал: «…В наше-то беспокойное и растерянное время … только и есть якорь надежды в мистических опорах, а всё «реальное» и «практическое» потрясено до глубины оснований».[4] Будто заглянул К.Н. в наше  время! 

В античную Грецию (а затем и в Рим) дионисийство пришло извне – из Малой Азии. Современное дионисийство пришло в США тоже извне – из Африки; непосредственно или через Карибы. 

Арнольд Тойнби писал: «Победа негритянского искусства в северных штатах Америки (то есть в штатах Северной Америки. – Ю.К.) и западных странах Европы (теперь и в восточных тоже. – Ю.К.) даёт куда более разительный пример победы варварства, чем варваризация эллинского мира».[5] 

Ареной, где неграм суждено было, неожиданно для них самих, испытать некоторое чувство превосходства, стали южные штаты США, где чёрные и белые имели возможность постоянно слышать друг друга. Белые, впрочем, воспользовались этой возможностью далеко не сразу: добрых три столетия они о том лишь заботились, чтобы обращать чёрных в христианство (и значительно в этом преуспели), а что там эти «дикари» пели, нисколько их не интересовало. И чёрные слагали свои песни и пели их для себя. Но вот наступил момент, когда белый человек склонил к ним своё ухо и нашёл в них нечто интересное для себя. Чёрный этот интерес заметил и стал подыгрывать вкусам белого. 

Попервоначалу музыка чёрных, которой белые стали уделять некоторое внимание, на мирочувствие их практически никак не влияла. Спиричуэлы и госпелы передавали знакомое им христианское содержание, только ритмическая основа в этих жанрах была иной (о спиричуэлах, похоже, можно говорить уже только в прошедшем времени, а госпелы, слава Богу,  до сих пор поются). Потом родился джаз, о котором Честертон сказал, вероятно, справедливо, что в нём есть некая расслабленность, неспособность подняться над существующим; но джаз звучал в «час потехи» и тоже не оказывал сколько-нибудь существенного влияния на мирочувствие. То же можно сказать и о некоторых других жанрах, появившихся позднее, чьим местом рождения была всё та же Дельта (Миссисипи). 

Но сумерки сгущались над западным миром, и Дионис, притаившись, как Великий Пан на картине Врубеля, ждал, когда наступит  его  час. 

Рок-н-ролл конца 50-х можно назвать ещё умеренным рок-н-роллом: он ещё мелодичен, а не только ритмичен. Переход к новому качеству совершился в год великого (культурного) перелома, 68-й, когда оглушительный бой барабанов призвал ошалевших молодых людей окунуться в «родимый хаос». Бог, в основу служения себе полагавший безумие, ещё раз вошёл в роль психопомпа, «водителя душ»; на сей раз он явился чернокожим, как царица Савская, что соответствовало распространявшемуся в молодом поколении убеждении, что «чёрное – это прекрасно». 

Норман Мейлер, ставший первооткрывателем новой «молодёжной культуры», увидел в отпрысках белой Америки – «белых негров», перенимающих даже пластику движений у своих чёрных собратьев; не говоря уже о манере пения, включающей характерные хрипы и фальцетные переходы. И «припечатал» рок: это «жертва пирами духа ради пиров плоти». Настойчивый бит апеллировал к каким-то подземным духам, будившим в человеке «утробы» (библейский термин, означающий тёмное поле сознания; противопоставлен «сердцу», что означает внутренний мир во всей его неисчерпаемой глубине). 

«Наше поколение смотрит вниз», пел Боб Дилан. 

Почему большой гаитянский барабан, при звуках которого в прежние времена европейцы только пожимали плечами, дивясь слуховым предпочтениям «дикарей», вдруг сумел до них «достучаться»? Причину надо искать не в барабане, а в том, что ослабла и продолжает слабеть магия европейского мелоса. В порядке некоей компенсации звуки барабана приобретают в европейских ушах магическую силу. 

Те, кто судит о рок-н-ролле с христианских позиций, а таковых в Америке пока ещё немало, усматривает в нём происки сатаны. Хотя есть церкви, которые стремятся приспособиться к вкусам паствы и делают ритмическую музыку с соответствующими телодвижениями частью богослужения. Такое уже бывало в первые века христианства; ещё блаж.Августин звал верующих славить Бога non saltando, sed orando – не плясками, а молитвами. Лишь с течением времени были угаданы интонационные основы калофонии (христианского благозвучия). Считается, что это музыка внеземного происхождения, предсуществовавшая самому человечеству (католики зовут её cantus firmus). Это негромкая, «ангельская» музыка, как бы пристыживающая тех, кого греческие мыслители называли «от земли одержимыми». От неё отталкивалась в своём развитии европейская классическая музыка. 

О последствиях «революции рок-н-ролла» сенатор-республиканец Р.Хенриксон сказал, что «даже коммунистический заговор не мог бы до такой степени деморализовать, сбить с толку и разрушить Соединённые Штаты».[6] Свою «подрывную деятельность» адепты рок-н-ролла ведут не на политическом фронте, а в тылу, проникая в подсознание «с чёрного хода». Типичная для «звёзд» рока позиция «никогда не лягу в одну постель с политикой» (исключение составляет период конца 60-х – начала 70-х годов, когда они выступали против войны во Вьетнаме) не мешает тому, что демонстрируемое ими оргиастическое выхождение из себя объективно направлено против любых конструктивных усилий, в политической или любой другой области. А если адепты рока всё-таки предпочитают, как уже было сказано, демократов республиканцам, то это потому, что демократы снисходительны к вывертам queer culture (странной, экзотической культуры), полагая в ней реализацию либеральных свобод; и ещё потому, что плохо понимают, к чему такая снисходительность ведёт. 

Учитывая распространённость рока, можно задаться вопросом, почему Соединённые Штаты до сих пор стоят, не рухнули? Ответ в том, что американская публика «заражена» этим поветрием в очень разной степени. Дионис требует человека всего, но он далеко не всегда его получает. В этом смысле в стране много полуверов и разноверов. В чисто музыкальном отношении нет чёткой границы между роком и другими жанрами. Даже кантри, например, испытал влияние рока, а с другой стороны, рок вобрал некоторые элементы кантри. 

Если трубочист обнимается с обсыпанным мукою мельником, то в результате таких объятий оба оказываются пятнистыми. 

Тем не менее, деструктивное воздействие рока на американское общество (наряду с воздействием ещё одного деструктивного фактора – культур-марксизма, но это уже другая тема) очень заметно. Американцы стали хуже учиться, всё чаще работают с ленцой, гораздо меньший респект, чем в прежние времена, испытывают к воинской службе. Ширится недоверие к «властям и начальствам» (тоже библейское выражение), растёт недоверие к политической и гражданской стороне жизни. 

А рок-н-ролл  продолжает «раскачивать (to roll) лодку». 

То же делает и рэп, на котором я не задерживаюсь, потому что это, собственно, не музыка, а мелодекламация или, точнее, ритмическая декламация; сопровождаемая нарочито бескрылыми телодвижениями (похоже двигается птица, у которой оторвали крылья). Зародился рэп в негритянских гетто; по другим сведениям – в тюрьмах. Не удивительно, что преобладающий его настрой – глумливое всеотрицание. Это голос улицы в его наиболее вульгарном выражении. Широкое распространение его закономерно: сегодня хорошо распространяется то, что всплывает с самого «дна». 

***

Республиканцы, особенно в наиболее консервативной своей части, психологическую опору находят в звуках кантри. Эта музыка тоже родилась на Юге (Юг вообще музыкальнее Севера), в сельской местности, потом распространилась в городах, преимущественно в рабочей среде. Она, как говорят, отражает жизнь «настоящей Америки» – религиозной, нравственной, работящей, и в то же время сохраняющей память о фронтире и высоко ценящей личную свободу (в иных песнях воспеваются «вольные стрелки» Дикого Запада, находящиеся не в ладах с законом). Но они помнят также, что Христос заповедал «строить на камне» и что семья – «окно в рай». 

Это музыка для «простых людей», ведущих «простую жизнь»; недоброжелатели называют их rednecks, «мужланы». Здесь нет чёткой границы между самодеятельностью и профессиональным уровнем. Атмосфера – «домашности» и добрососедства. Вот характерный клип: известный кантри-певец Джимми Роджерс поёт, наигрывая себе на гитаре, а рядом бабушка вяжет, ещё одна женщина что-то готовит и т.п.

Из популярной песни:

          Он напевает кантри,

          Когда пашет землю. 

Почти по Маяковскому: «землю попашет, попишет стихи». Это провинция, но провинция по-американски форсистая: исполнители щеголяют в лихо заломленных шляпах, ярких рубашках и ковбойских сапогах. Зато здесь не встретишь мужчин с фиолетовыми волосами и с проколотым языком. 

Известный консервативный публицист Эндрю Брейтбарт утверждает, что американцы, по сути, мало интересуются большой политикой, передоверяя её своим избранникам; они больше увлечены домашними делами. Кантри как раз и демонстрирует увлечённость домашними делами. А большую политику (особенно внешнюю, в которой «простой человек» ничего не понимает) любители кантри передоверяют, как правило, республиканцам. 

Знаменитый музыковед Теодор Адорно условно поделил слушателей на тех, кому нравится маршировать и тех, кому нравится плакать (от радости или от горя). Наверное, всё-таки многим слушателям нравится и то, и другое – в зависимости от того, какую именно музыку они слушают. Но сказанное лишь в слабой степени относится к кантри (марши в этом стиле – не самые сильные образцы жанра) и совсем не относится к рок-н-роллу. 

И кантри, и рок-ролл «звёзд с неба не хватают». Кантри замыкается в душевно-бытовой сфере, а рок взывает к каким-то подземным духам. Эмоциональный подъём, полёт духа по-настоящему способна вызвать лишь классическая музыка (и та, что кормилась, так сказать, с её стола). Это понимали в СССР, где широко пропагандировалась классика: её возвышающая сила призвана была поддерживать тонус у запутавшегося в мировоззренческих вопросах «советского народа». И нельзя сказать, чтобы эта пропаганда была безуспешной. Но уже в позднесоветское время экзистенциальное чувство склонило слух к диковинной музыке, доносящейся из-за океана. 

«Ночного хора дикое начало» (воспользуюсь словами Мандельштама, сказанными по другому поводу) находило путь к душам, потерявшимся на нехоженых путях истории.

Я недостаточно знаком с русским роком, чтобы судить о нём сколько-нибудь квалифицированно. Позволю себе лишь одно замечание. Бит в рОковой или рокообразной (простите неблагозвучие) музыке, когда он звучит на заднем плане, не обязательно означает уступку сатане; он может просто отражать объективно наблюдаемое расстроенье мира сего. Судить такую музыку надо по тому, что звучит на переднем плане (и может перечить тому, что на заднем), будь то мелодия или текст. 

Разумеется, лучше приучать к классической музыке. Но надо признать, что творчество в этой традиции давно уже зашло в тупик (о чём убедительнее других пишет известный композитор и философ Владимир Мартынов). Сложная музыка, которую ещё сочиняют в наши дни, независимо от её качества, практически никак не влияет на общественную жизнь (сравните с громадным общественным резонансом, какой имели сочинения, скажем, Бетховена или Вагнера). Как выйти из тупика? 

Сколь ни самостоятельна сфера музыки, представляется, что для нахождения новых путей она должна получить толчок извне – из того «места», где формируется мировоззрение. 

И тогда эолову арфу (напомню, что её струны звучат под действием ветра) нужно будет просто поставить таким образом, чтобы она «поймала» нужный ветер.


[1] А было бы куда как уместно о нём вспомнить в дни воссоединения Крыма с Россией.

[2] Knowles Ch. The Secret History of Rock-n-Roll. New York. 2010, р. 6.

[3] Иванов В.И. Родное и вселенское. М. 1994, с. 29.

[4] Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб. 1993, с. 312.

[5] Тойнби А. Постижение истории. М. 1991, с. 389.

[6] Blog.oup.com/2015/04/rock-and-roll history