Рубрики
Размышления Статьи

Государство и этнополитика

Государственная национальная, этническая политика, проблема государственного суверенитета в связи с существованием в России национально-территориальных образований, некоторые из которых также претендуют на «суверенитет в составе России», внутрироссийские этнические конфликты, использование информационных технологий в политике, проблемы внешней миграции, отношения России и Запада и западные версии решения этнополитических проблем – таков круг сюжетов сборника «Власть, информационные технологии: основные тенденции современного политического развития»

РI: Некоторое время назад сайт «Русская Idea» опубликовал рецензию нашего постоянного автора Рустема Вахитова на нашумевшую книгу Сергея Сергеева «Русская нация, или рассказ об истории её отсутствия». Рецензия также вызвала пристальное внимание читателей, интересующихся этнополитической проблематикой. В публикуемом ниже материале мы продолжаем обсуждение темы, является ли современная Россия в этноконфессиональной перспективе империей или же возможно государственничество, не одетое ни в сугубо национальные, ни в державно-имперские одежды. На этот раз рецензия Рустема Вахитова посвящена анализу сугубо научного сборника статей, подготовленного коллективом авторов факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова.

 

***

Рецензия на книгу «Власть, информационные технологии: основные тенденции современного политического развития: сборник научных статей» / под ред. А.Ю. Полунова. — М.: АРГАМАК-МЕДИА, 2017

 

Этнополитические проблемы являются одними из самых актуальных в современном мире. Достаточно вспомнить ситуацию с мигрантами в странах Европы и кризис стратегии мультикультурализма, который был признан даже некоторыми лидерами стран Евросоюза. Актуальны они и для России. Наша страна – сложное в этническом и конфессиональном отношении общество, которое к тому же является «осколком империи», испытывающим миграционное давление со стороны бывшей периферии и оставившим в странах этой периферии диаспоры своих коренных народов. Государственная национальная, этническая политика, проблема государственного суверенитета в связи с существованием в России национально-территориальных образований, некоторые из которых также претендуют на «суверенитет в составе России», внутрироссийские этнические конфликты, использование информационных технологий в политике, проблемы внешней миграции, отношения России и Запада и западные версии решения этнополитических проблем – весь этот круг вопросов остается актуальным для российского государства и общества.

Вполне объясним пристальный интерес российских ученых разных направлений (этнологи, историки, социологи, философы, политологи) к этой тематике. В мае 2016 года на факультете государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова состоялась XIV международная конференция «Государственное управление Российской Федерации: вызовы и перспективы», в которой участвовали представители ведущих вузов и аналитических центров России (МГУ им. М.В. Ломоносова, Российская академия народного хозяйства и государственной службы, Российский университет дружбы народов, Институт востоковедения РАН). Конференция выделялась специфичным взглядом ее участников на указанные проблемы, а именно – преломление этнополитики через концепции и методы госуправления, а также интерес к информационным технологиям, к манипуляции массовым сознанием.

В 2017 году увидел свет сборник материалов конференции, состоящий из трех частей, о котором я и хочу рассказать в своей рецензии.

Часть 1 называется «Этничность, политика, государственное управление». Она открывается статьей доктора исторических наук, профессора МГУ В.В. Карлова «Фактор фрустрации в истории межэтнических конфликтов в России от начала ХХ в. до наших дней».  Автор берет период развития нашей страны с начала ХХ века по начало XXI века и показывает, что на этом отрезке можно выделить периоды обострения этнических противоречий (начало ХХ века, период перестройки в СССР, наши дни), причем, эти периоды имеют общие моменты. Среди них он выделяет феномен фрустрации, которую он понимает как настроения «обманутых надежд», охватывающие социальный слой в период острого экономико-политического кризиса. В полиэтнической среде социальный слой, переживающий фрустрацию, свои протестные настроения почти неизбежно направляет на представителей других этносов.

В начале ХХ века (перед 1905 годом) социальной базой националистических движений (русских, армянских, украинских националистов) стала мелкая и средняя буржуазия (лавочники, ремесленники, торговцы в городах). Она наиболее пострадала от монополистического капитализма и стала винить в своих бедах чужаков, с которыми столкнулись их торговые интересы. Вместе с тем крестьянство было чуждо этноксенофобии, напротив, именно крестьянские партии и идеологи (Мельгунов и трудовики) выдвинули федеративную модель устройства России, которую потом воплотили в жизнь большевики.

В 1980-е годы ситуация повторилась. Автор обращается к Азербайджану и этническому конфликту в Сумгаите. В 1980-х анкетирование показало, что в Азербайджанской ССР имелось большое количество избыточных трудовых ресурсов, т.е. людей, либо вовсе лишенных работы, либо имевших непрестижную работу и живших на зарплату (в отличие от многих других, имевших нетрудовые доходы). Именно в их среде (рабочие крупных предприятий, жители городских окраин) распространялись протестные антиармянские настроения, переросшие в армянские погромы.

Автор заканчивает предупреждением: события в Кондопоге, на Манежной площади показывают, что и в современной России уже возник такой фрустрированный социальный слой, направивший свои негативные эмоции на этнического иного – «кавказцев». Бороться с этим явлением следует, привлекая специалистов этнологов, этносоциологов, которые помогали бы предупреждать трансформацию социального протеста в этноксенофобию.

Статья кандидата исторических наук, доцента МГУ Е.И. Лариной «Топография памяти: советское прошлое и современные коммеморативные практики у казахов России и крымских татар» посвящена феномену травматического переживания имперской и советской модернизации некоторыми народами СССР и России, повороту к «традициям», к «народности», произошедшему в их среде в 1970 – 1980-х.  С этим связан интерес к истории своего народа, к прошлому, порождающий массу культурных практик, интерпретирующих те или иные исторические события и процессы. Автора преимущественно интересуют «места памяти» – материальные объекты (как правило, географические), превратившиеся в культурные символы. В частности, она рассматривает «дога» – недавно, около 10-15 лет назад возникшую традицию казахов, которая состоит в почитании места, где жили предки, выросшую из поминок, проводившихся через много лет после смерти кого-либо из родственников. Своим появление «дога» обязаны проводившейся советской властью политике укрупнения деревень (аулов). Казахи уезжали в другие аулы, но на месте ликвидированного родного аула оставалось кладбище предков и там периодически собираются бывшие жители аула и их потомки и проводят поминальный праздник «дога».

Другая традиция, которую рассматривает автор – собрания крымских татар в деревнях, откуда были изгнаны их предки. Это собрания посвящены поминовению предков, как похороненных на деревенском кладбище до изгнания, так и умерших в изгнании.

Статья кандидата исторических наук, доцента МГУ З.У. Махмудовой посвящена теме «Государственная символика и идентичность на Кавказе (конец XIX – начало XXI вв.)». Автора интересует использование российских имперских символов кавказскими мастерами декоративно-прикладного искусства.   Она отмечает, что в начале ХХ века на Кавказе существовала своеобразная региональная мода на эти символы, которые не навязывались сверху и воспринимались населением вполне органично. Автор связывает это с интеграцией представителей народов Кавказа в военные структуры империи и предполагает, что эта мода была проявлением сопричастности населения к империи и благодарности за ее покровительство кавказским народам. С другой стороны, за советскими символами декоративного искусства Кавказа, по мысли автора, стояла идеология и контролирующее ее пропаганду государство. Дистанцию между пропагандистскими символами и людьми сократила Великая отечественная война. Но все же интеграции советской символики в кавказскую народную традицию не произошло (за исключением деполитизированной, например, олимпийской). После перестройки возрождается исламская символика, полностью вытеснившая семиотику советской пропаганды.  Отдельно автор обсуждает исламскую составляющую современной одежды народов Кавказа, и, в частности, «проблему хиджаба».

В статье доктора исторических наук, профессора МГУ, под редакцией которого вышел весь сборник, Александра Полунова «Этнополитические циклы в странах Запада и государственная национальная политика Российской Федерации» производится сопоставление воздействия властей и общества на этноконфессиональные отношения на Западе и в России. Автор отстаивает гипотезу, что развитие этнополитики в этих странах подчинено схожим циклам. Эти циклы на Западе выглядят следующим образом. До середины ХХ века там господствовала традиционная для классических либеральных государств-наций политика ассимиляционизма. Согласно ей, все этнические меньшинства и мигранты, желающие стать равноправными участниками гражданского общества, вынуждены были отказываться от своей идентичности и принимали идентичность «титульного народа» (французов во Франции, белых англосаксов в США). В 1960 – 1970-е годы на волне борьбы за права меньшинств возникает политика мультикультурализма, поощряющая наличие у меньшинств двух разных идентичностей – общегражданской и этнической. Мульткультурализм пережил расцвет в 1980 —1990-е годы, и хотя в 1990-е появились уже симптомы его кризиса, он сохранил влияние до первого десятилетия XXI века. Однако в наши дни и общественность стран Запада, и политическая элита выступают с критикой мультикультурализма. Они указывают на то, что эта политика способствует разделению западного общества на общины, не взаимодействующие друг с другом, и на сохранение у этнических меньшинств архаических практик, противоречащих принципам прав и свобод человека. В текущем десятилетии Запад переходит к новому циклу: частичному возвращению политики ассимиляционизма. Это выражается в требованиях к мигрантам и этническим меньшинствам знать и уважать языки и обычаи титульных народов, толерантно относиться к субкультурам Запада (например, гомосексуалистам), переходить к светским моделям поведения (запрет ношения хиджабов).

В России автор обнаруживает иные циклы. В 1990-е годы была распространена политизация этничности (провозглашение суверенитетов в нацреспубликах, развитие национально-политических движений), что чуть не разрушило российское государство. С 2000-х, после прихода к власти Владимира Путина, государственной политикой стала деполитизация этничности. Была укреплена «властная вертикаль», изъяты упоминания о суверенитетах из конституций нацреспублик, проведено укрупнение регионов за счет нацокругов, запрещено образование партий по этническому принципу. Государство взяло на вооружение модель гражданской нации, где политическая, гражданская идентичность объявлена главной, а этничность рассматривается как приватное дело. Однако деполитизировать этничность не удалось: с этнополитическими лозунгами выступает Владимир Жириновский, умеренная националистическая партия «Родина» приобретает широкую поддержку, начинаются «Русские марши», растет ксенофобия по отношению к мигрантам, главным образом, среди городских жителей. В 2012 году Путин, тогда шедший на президентские выборы, выступил с циклом статей по национальному вопросу. Автор сравнивает эти статьи с выступлениями лидеров Запада с критикой мультикультурализма и утверждает, что специалисты отмечали в них отход от доктрины деполитизации этничности, проникновение в официальную риторику терминологии русского национализма. В 2015 году было принято решение о сдаче мигрантами экзамена на знание русского языка и российской истории. Тогда же возникло Федеральное агентство по делам национальностей. По мнению автора, возможно, это свидетельствует о начале нового цикла реабилитации этничности. Причем этот цикл начался синхронно со схожим циклом неоассимиляционизма на Западе.

Проблемы политики России по отношению к мигрантам затрагиваются и в статье начальника отделения содействия интеграции и адаптации мигрантов отдела по работе с иностранными гражданами, члена Экспертного совета Управления ФМС России по г. Москве Т.Н. Дмитриевой «Приоритеты инструментального обеспечения интеграции мигрантов в контексте расширения Евразийского экономического союза». Автор отмечает отсутствие федерального органа, курирующего интеграцию мигрантов в российское общество, указывает на возможные меры, необходимые для адаптации и интеграции мигрантов. Среди них – домиграционная подготовка в странах проживания, интеграция не только самих трудовых мигрантов, но и членов их семей, проживающих с ними в России. Особенно перспективна интеграция детей мигрантов при посредстве российских школ. Большую роль играет совершенствование миграционного законодательства. Международный опыт показывает, что свой вклад в эти процессы могут внести гражданское общество, неправительственные организации.

Статья доктора экономических наук, профессора, заместителя председателя Комитета Совета Федерации по федеративному устройству, региональной политике, местному самоуправлению и делам Севера, президента Международной федерации мас-рестлинга А.К. Акимова и доктора исторических наук, профессора РАНХ и ГС А.Д. Назарова посвящена теме «Национальные виды спорта народов России в координатах этнокультурного многообразия: на материалах республики Саха (Якутия)». В ней сначала описываются различные национальные виды спорта, начиная с античности. Потом авторы переходят к спортивным состязаниям северных народов, в частности якутов, указывают, что республика Саха (Якутия) лидирует по развитию спорта, в ней развивается, к примеру национальная борьба хапсагай, якутские национальные прыжки, северное многоборье, охотничье-стрелковые виды спорта, мас-рестлинг (перетягивание палки), гонки на оленях. Делается вывод, что якутский национальный спорт отражает особенности быта северных народов и его развитие и господдержка способствуют сохранению их национальной культуры.

В статье доктора политических наук, профессора РУДН В.И. Казаренкова и кандидата социологических наук, доцента РУДН Т.Б. Казаренковой поднимается тема «Межкультурное взаимодействие: резервы университетского образования». В ней анализируются факторы, формирующие у студентов вузов опыт межкультурного взаимодействия. Речь не только о том, что эта ситуация требует от студентов изучать язык и культуру партнеров. Опыт межкультурного взаимодействия помогает студентам в дальнейшей профессиональной деятельности, формирует толерантное отношение к представителям других культур. Важную роль в обеспечение межкультурных контактов в вузе играет профессионализм преподавателя. В свою очередь усилия в этом направлении ведут к гуманизации отношений преподавателей и студентов. При этом педагогу необходимо блокировать и разрушать этнические стереотипы студентов. В результате перед ним открываются ресурсы управления полиэтнической средой.

Вторая часть сборника называется «Информация и информационные технологии в современной политической борьбе». Она открывается статьей доктора политических наук, профессора МГУ Г.В. Пушкаревой «Информационное сопровождение государственной политики: проблемы результативности». Информационное сопровождение – это разъяснение обществу и обоснование политики государства, которое приобретает особо важный характер в период кризиса, когда правительство вынуждено принимать непопулярные решения или в периоды реформ, ударяющих по благосостоянию масс. В современной литературе информационному обеспечению госполитики отводится очень большая роль и даже говорится о наступлении «эпохи пропаганды». Автор статьи стремится проанализировать этот тезис и выяснить пределы возможностей пропаганды.  Она указывает на два таких ограничивающих фактора. Первый – уровень независимости СМИ, наличие в медиапространстве конкурентов госпропаганде, влияющих на массовую аудиторию. И второй – установки и стереотипы самих масс. Автор развеивает миф о пассивности и податливости массового сознания и доказывает, что в ряде случаев неэффективной может стать даже самая искусная пропаганда. Затем автор пытается выявить психологические механизмы нейтрализации информационных технологий. Выясняется, что аудитория реагирует либо на сенсации, либо на события, которые влияют на их повседневную жизнь. Все остальное, даже важнейшие госрешения, людей интересует меньше. Большую роль играет доверие к коммуникатору, если его нет, люди ищут альтернативные источники информации и могут получить искаженные представления о политике государства. Адекватному восприятию информации может помешать недостаток специальных знаний (например, по экономике). При этом вырабатывая оценки случившегося люди могут опираться на мнения авторитетных для них источников, политиков, общественных деятелей. Автор развенчивает и миф о всесилии Интернета: лишь 21% россиян узнают о новостях из Интернет-изданий, а из телепрограмм – 85%, при этом в Интернете люди ищут информацию на ресурсах, отвечающих их политическим взглядам (треть пользователей Интернета не замечают, что в Интернете имеется альтернативное телевидению освещение информации); то есть сторонники провластных взглядов посещают свои, провластные сайты и влияние оппозиционных сил в Интернете ограничено теми, кто и так разделяет их взгляды.

Автор объясняет этот феномен особенностями человеческой психологии. Сталкиваясь с информацией, противоречащей его убеждениям, человек либо должен подвергнуть её анализу, но это очень затратно, либо отбросить, посчитав лживой пропагандой. Большинство, конечно, выбирает второй вариант, поэтому воздействие на сторонников противоположных убеждений, минимально. Снижает воздействие пропаганды и ориентация ее на усредненную личность, поэтому рекомендуется обращаться адресно, к представителям конкретных социальных групп.

Статья кандидата политических наук, доцента МГУ А.Е. Конькова называется «Мягкая сила в современной российской политике». Она посвящена краеугольному для политики неолиберализма понятию «мягкой силы». Оно введено американскими исследователями и означает способность добиваться целей без насилия, внушая противникам, что они сами желали такого развития событий. Использование «мягкой силы» неотделимо от развития гражданского общества, информационных технологий, гибридизации войн, маркетизации власти. Яркий пример применения мягкой силы западными государствами – Арабская весна 2011 года, когда Запад и США напрямую воздействовали на гражданские общества арабских стран, направляя их против их государств. В 2012 году президент России подписал Указ «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации», где прямо сказано о применении Россией мягкой силы для реализации своих внешнеполитических целей, а в 2013 году соответствующее положение было внесено в Концепцию внешней политики РФ.  Большую роль при этом играют Россотрудничество, институты публичной альтернативной народной дипломатии, фонд «Русский мир», Российский совет по международным делам, Валдайский клуб, академические и аналитические центры, СМИ, социальные сети.  Важный элемент российской «мягкой силы» – RT, радио «Спутник», Russia Direct. Для этого могут эффективно использоваться международные саммиты и спортивные состязания, акции типа «Бессмертного полка». Умение использовать инструменты «мягкой силы» – признак гибкости, необходимой государствам для выживания в современной политической борьбе.

Кандидат политических наук, преподаватель МГУ О.В. Столетов представлен в сборнике статьей «Гибридные войны» как фактор риска для современных государств в условиях глобальной турбулентности». Автор анализирует феномен «гибридных войн». Их основные отличия от традиционных войн между государствами таковы: 1) их необъявленный характер 2) отсутствие единого субъекта – центра управления каждой из воюющих сторон 3) использование во время войны кроме или даже вместо армий негосударственных акторов (частные армии, повстанческие отряды, экстремистские организации, СМИ, спецслужбы) 4) интернациональный состав участников. Целью гибридной войны является не военно-политическое подчинение противника, а подрыв его суверенитета. Причина проявления гибридных войн состоит в политической турбулентности – ситуации  структурированного хаоса, в которой находятся большинство участников современной международной политики. Автор показывает, что государствам трудно противостоять вызовам гибридных войн, так как, во-первых, удар гибридных врагов распылен и, во-вторых это противостояние предполагает успешную внутреннюю политику, объединяющую общество вокруг государства, однако гибридная война, как правило, начинается в условиях политического кризиса.  В качестве контрстратегии гибридным войнам предлагается стратегия разумной силы, ориентированной на кооперацию в международной политике.

Статья кандидата исторических наук, преподавателя МГУ В.В. Бухарина носит название «Из истории создания нормативной базы по обеспечению информационной безопасности США в конце XX — начале XXI в.». Автор подчеркивает важность информационных ресурсов в современных противостояниях государств, отмечает, что в российской литературе феномен информационных войн достаточно изучен, но при этом нет его однозначного понимания. Внимание автора в основном сфокусировано на изучении информационных войн в США и на использований этой стратегии во внешней политике США. Понятие «информационное противоборство» (Information Warfare) появляется в документах министерства обороны США в 1992 году и получает развитие в отчете корпорации «Рэнд» в 1996 году. Там оно определяется как ««использование киберпространства для того, чтобы оказывать влияние на стратегические военные операции и нанесения урона национальной информационной инфраструктуре». Исследователь Мартин Либики выделил 7 форм информационной войны: командно-управленческая, разведывательная, психологическая, хакерская, экономическая, электронная, кибервойна. В 1998 году в США принята «Объединенная доктрина информационных операций», где излагаются основные принципы кибервойны, в 1999 году при ЦРУ создана организация для информационного воздействия на иностранных граждан и защите от информационных атак из-за рубежа. После 11 сентября 2001 года в США была выпущена «Национальная стратегия защиты киберпространства», причем полномочия по обеспечению кибербезопасности были переданы от правоохранителей разведчикам и Минобороны.

Автор отмечает что во время военных конфликтов в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии, США активно применяли информационные технологии, причем, во время последней войны – направленные и против России.  Для информационных войн США используют более 150 государственных и еще больше негосударственных организаций. Соответствующие меры предпринимаются в Европе и в России.  В нашей стране принят ряд концептуальных документов, в числе которых  – «Доктрина информационной безопасности РФ». Однако конституционный запрет на официальную идеологию мешает сформулировать основные принципы развития нашего общества, которые необходимо защищать в ходе информационной войны. В заключении автор отмечает оборонительный характер нашей информационной доктрины в отличие от аналогичной доктрины США, ориентированной на глобальное лидерство Америки.

Кандидат исторических наук, доцент МГУ А.А. Буданов выступает в сборнике со статьей «Меньшинства, диаспоры, малые группы: феномен двойной лояльности в русскоязычном информационном пространстве». Статья посвящена двойной лояльности – сложной самоидентификации мигрантов и представителей этнических меньшинств, которая рассматривается автором даже как скрытая оппозиционность политическому режиму. Двойная лояльность может переходить в политическую плоскость и стать причиной образования малых групп внутри гражданского общества. Для современной России, по мнению автора, это связано с тем фактом, что наше государство формировалось в противостоянии другим сверхдержавам (Речь Посполитная, Османская Турция), политические процессы могут оживить память об этом, что повлияет на сознание иноэтничных групп, которые будут разочаровываться в российском цивилизационном пути и идеализировать эти державы. В США эта проблема лишена остроты, так как там большинство представителей этнических меньшинств – мигранты, никак не связанные с историей Америки.

К тому же в России постоянно переосмысливается история, проекты прошлого – Российская империя и СССР не были завершены и многие ностальгируют по ним, популярны идеологии национального эгоизма и, наоборот, преклонения перед Западом. Двойная лояльность выражается при этом в том, что живя в современной России человек чувствует себя одновременно частью российских государств прошлых эпох (или противников российских государств) или частью западного мира, либо одной из зарубежных стран. Особенно опасны симпатии российских мусульман-тюрков к Турции, которая в историческом прошлом не единожды пыталась разыграть панисламистский и пантюркистский сценарий на территории России. Не менее опасна пропаганда либеральной интеллигенции, ощущающей себя «партией цивилизованного Запада» внутри «непросвещенной России».

Для этих процессов характерны попытки пересмотреть историю, преподнести исторические события в ином свете, причем, все это делается с использованием грубых ошибок и игнорированием исторических методов. Сыграла свою роль при этом и высокая планка гуманистического подхода к политике, свойственная русской классической культуре XIX –XX веков.

Автор считает, что противостоять этому можно, популяризируя научный подход к истории, вырабатывая общие для всего социума образы национальной истории, общую гражданскую идентичность, противостоя ксенофобии и призывам к разрушению государства.

Статья кандидата политических наук, доцента МГУ Е.В. Андрюшиной посвящена теме «Имидж современной России в глазах европейской молодежи». Автор отмечает рост влияния России на международной арене и сопровождающую этот процесс компанию антироссийской информационной войны в западных СМИ. Цель статьи автора – анализ образа России у европейской молодежи на материале преподавания автором французским студентам в марте-апреле 2016 года. Автор указывает на высокий интерес французов и европейцев к России и ее современной внешней политике, на их хорошее знакомство с особенностями российского политического режима и с российской историей.  При этом оказывается, Россия имеет в глазах молодых европейцев однозначно негативный имидж. Основные стереотипы сводятся к тому, что Россия – агрессивное государство, продолжающее имперскую советскую политику, несущее угрозу Западному миру, поддерживающее терроризм, нарушающее международное право и управляемое авторитарно. Конкретные стереотипы по отношению к современной политике таковы: на востоке Украины стоят российские войска, Крым перед присоединением обстреливался российской артиллерией, ДНР и ЛНР – субъекты РФ. Студентов удивила информация, что в Крыму был референдум, что ДНР и ЛНР Россия считает частью Украины, что Россия ведет операцию в Сирии по приглашению руководства страны. Студентам не был известен термин «цветные революции», распространенный в России. Студенты спрашивали: почему Россия стремится стать сверхдержавой и не довольствуется статусом рядовой страны как Бельгия или Дания?

Автор отмечает, что эти стереотипы были вызваны влиянием СМИ и что после разъяснений преподавателя вырос интерес к России, появились желающие обучаться в России или узнавать новости из российских СМИ (но не из «Russia Today», которая воспринимается как пропагандистское СМИ). Интересно замечание автора, что многие из этих стереотипов отсутствовали у представителей старшего поколения – преподавателей, политиков, военных деятелей, с которыми она общалась.  В конце статьи автор предлагает уделить особое внимание созданию в России институтов контрпропаганды, ориентированных на западную аудиторию.

Раздел II завершает статья кандидата исторических наук, доцента МГУ А.О. Наумова «Цветные революции» как угроза государственному суверенитету». Автор указывает, что в последнее время Запад использует для смены режимов такой метод геополитической инженерии как «цветные революции». Автор определяет их как насильственную смену власти с использованием технологий «мягкой силы» (воздействие СМИ, гуманитарных проектов, бизнес-сообщества Запада на гражданское общество выбранной страны с целью восстановить его против власти) и утверждает, что они принципиально отличаются от классических революций Нового времени. Эпоха «цветных революций» началась в 2000-м в Югославии, затем в 2000-2014 они прокатились по странам арабского Востока и по постсоветскому пространству. Существует тенденция их радикализации: изначально они были мирными переворотами, затем превратились в насильственные, сопровождаемые вооруженными столкновениями и гражданскими войнами. Основные экономические причины «цветных революций» – низкий уровень жизни, безработица, коррупция, политические – нестабильность режимов, раскол во власти, проблемы регионализма. Но главный фактор – внешняя поддержка оппозиционных сил (информационная, кадровая, финансовая) со стороны США и стран ЕС.

Автор выделяет 5 этапов «цветной революции»: 1) подготовка, анализ ситуации в стране, расстановки сил 2)  определение тех, кто будет «революционерами» 3) дестабилизация ситуации в стране силами «революционеров» (как правило, перед национальными выборами) 4) апогей, массовые гражданские протесты, столкновения с «силовиками», провокации и жертвы со стороны протестующих, шантаж властей СМИ и политиками Запада, требующими от руководства страны пойти на уступки оппозиции 5) приход к власти, часто сопровождаемый захватами протестующими административных зданий, признание нового режима Западом. Успеху этих революций способствует отсутствие у власти сильного лидера, нерешительная позиция силовых ведомств, в конце концов предающих лидера, объединение разномастной оппозиции. Запад выдает цветные революции за победу демократии, на самом деле это антиправовые явления, разрушающие суверенитет и часто приводящие к власти экстремистов.

Часть III носит название «Государственный суверенитет в современном мире». Открывает ее статья. Кандидата исторических наук, доцента МГУ Р.А. Сетова «Проблема государственного суверенитета в теории международных отношений: спектр подходов и «горячие точки» научно-политического дискурса». Он подробно анализирует понятие суверенитета и особенно его международный аспект – независимость государства от других государств, отмечает что идеалом в современном мире является формально-правовое равенство суверенных государств. Реальностью же является установление связей зависимости и господства между слабыми и сильными государствами, что противоречит самому принципу суверенитета.

В наши дни распространяется точка зрения, что Вестфальская система себя изжила и в связи с глобализацией растет степень влияния друг на друга как государств, так и негосударственных акторов. Иногда ее сторонники доходят до того, что призывают передавать  «неэффективные государства» в управление «мировому правительству». Автор считает эту точку зрения опасной, идеализирующей и представляющей положительным любое внешнее воздействие и противопоставляет ей точку зрения Валерия Зорькина, отстаивающего модифицированную Вестфальскую систему. Далее автор предлагает анализ зарубежных и отечественных работ, касающихся проблемы суверенитета. Он заключает, что тенденцией мировой политики является ограничение суверенитетов, замена «равенства суверенитетов» формами взаимозависимости государств. Однако по мысли автора эта тенденция не должна приводить к умалению роли суверенных государств, к уничтожению Вестфальской модели. Автор указывает, что в мире наблюдается и противоположная тенденция – возникновение новых суверенных государств в результате распада имперских образований.

Эту тему продолжает доктор юридических наук, профессор МГУ Ю.В. Лексин со статьей «Несуверенные государства: история и современность». Он рассматривает историю понятия «суверенитет». В средние века суверенитетом обладали не столько государства, сколько персоны правителей, отсюда сложный характер средневековых государственных образований, представлявших собой систему связей между сюзеренами и вассалами. Современное понятие суверенитета конфликтовало с распространённой в средние века и античности ментальностью. Предпосылкой для появления этого понятия стало развитие антитеологической антропоцентричной философии Возрождения и Нового времени. Антропоцентризм помог взглянуть на государство как на носителя абсолютной власти, не ограниченной свыше. Такое государство уже могло устанавливать законы (средневековое государство их не устанавливало, хотя его правитель был гораздо свободнее в своих действиях современных президентов, законы средневековых государств – обобщение правовых традиций, существовавших многие века). Суть идеи суверенитета государства в том и состоит, что государство или правитель не просто имеют власть над подданными, но и могут подчинять их своему собственному правовому порядку. Ясно, что суверенитет государства невозможен в мире, где Бог рассматривается как носитель высшего закона и где монархи подчиняются церкви. Концепция государственного суверенитета, подобно концепции общественного договора, возникла в кабинетах ученых-просветителей, и лишь затем завоевала себе место в правовой и политической реальности.

Наряду с концепцией суверенитета государства развивалась и концепция несуверенных государств. Возникла она в Германии в XIX веке, но в СССР и России использовалась для характеристики автономных (национальных республик) РСФСОР и РФ. На современном Западе такие образования характеризуются как «несостоявшиеся государства».

Интересно рассуждение автора о том, что русское слово «государство» эквивалентно латинскому «principatus», которое имело в средние века  производные  в европейских языках, например, английское «principate», но с XVI века они стали вытесняться словами, происходящими от латинского «status» (английское «state»). Это отражало переход европейского сознания от понимания государства как власти персоны, государя, к власти безличного закона. Очевидно, что в сознании носителей русского языка такой переход не произошел.  Автор отметает, что для русского сознания государство ассоциируется с силой (чем слабее государство, тем менее оно настоящее государство), а не с наличием универсального общепризнанного закона.

В конце статьи автор рассматривает различные понимания суверенитета в отечественной правовой мысли, указывая на то, что для западных исследователей свойственно мнение о размывании суверенитета в наши дни, российские же наоборот выступают с позиций апологетики суверенитета, выделяет несколько групп несуверенных государств: 1) субъекты РФ, названные в их Конституциях государствами, но лишенные суверенитета по заявлению Конституционного суда РФ 2) объявленные, но не существующие государства вроде Союза России и Белоруссии 3) государства, фактически переставшие быть состоявшимися 4) существующие без полного набора признаков суверенных государств.

Завершает раздел и сборник статья кандидата филососких наук, научного сотрудника Института востоковедения РАН Р.М. Зиганьшина «Философско-идеологические обоснования процессов глобализации и размывания суверенитета государств».  Автор указывает, что процессы глобализации имели место и в древнем мире. Свои собственные глобальные проекты реализовывали и Александр Македонский, и Чингисхан. Но современная глобализация связана с развитием систем массовой информации и коммуникации. В связи с этим наблюдается умаление суверенитетов государств, миграция, свободное перемещение капиталов.  С другой стороны, мировые державы становятся могущественнее, они занимаются геополитическими манипуляциями, уничтожающими целые государства («Арабская весна»). В то же время некоторые периферийные государства пытаются воспользоваться открывшимися возможностями и ускоренно развиваются (Китай). Страны «золотого миллиарда» это не устраивает, так как для них идеальна модель: «западная метрополия – колониальная периферия».

Идеологией глобализации по-западному является глобализм, который автор предлагает отличать от глобализации – естественного процесса единения человечества. Корни глобализма автор видит в средневековых хилиастических учениях, политической утопии Огюста Конта, идеях Иммануила Канта о «вечном мире», а также в концепции марксистской коммунистической мировой революции и, наконец, в теории конвергенции. Инструментом западной глобализации является, по автору, технология «цветных революций». Она пришла на смену классическим жестким военным методам создания мировых империй. Эта технология менее затратна для агрессоров (поскольку не нужно вкладывать ресурсы в оккупированную территорию), но совершенно разрушительна для объектов глобализма, поскольку несет хаос. Однако результаты глобализации не всегда устраивают даже архитекторов этого процесса, в связи с этим автор предполагает, что мы вошли в новую историческую фазу, которая не вполне описывается терминами «глобалиация» и «глобализм».

Как видим, сборник получился разноплановый. Наряду с масштабными теоретическими обобщениями в сборнике имеются этнографические этюды, аналитические материалы, написанные учеными, и они соседствуют с работами практиков госуправления, представителей общественных организаций.  Впечатляет и выбор проблем – этнополитика, суверенитет, информационные технологи – все они актуальны и, как говорится, на слуху у широкой общественности.

Невозможно не обратить внимание и на то, что при всем разнообразии взглядов авторов сборника, их, похоже, объединяет общая мировоззренческая установка – государственнический и патриотический в лучшем смысле этого слова подход. Увы, зачастую сегодня это редкость, особенно среди специалистов по западной политике.

Составителям и редакторам сборника удалось собрать авторский коллектив из, действительно, ведущих ученых, теоретическая планка сборника очень высока. Несомненно, поэтому он интересен, познавателен, будит мысль.

Сборник, конечно, привлечет внимание специалистов по этнополитике и всех, кому не безразличны эти темы.

Автор: Рустем Вахитов

Кандидат философских наук, доцент Башкирского государственного университета (г. Уфа), исследователь евразийства и традиционализма, политический публицист